Пшик.

Колин выключил проектор.

Как жаль, что он не мог то же сделать со своими мыслями.

Он вернулся домой почти в пять часов вечера.

Через минуту приехала Уизи.

— Привет, шкипер.

— Привет.

— Как дела?

— Ничего.

— Расскажи.

Он сел на диван:

— Я ездил в библиотеку.

— Когда?

— В девять утра.

— Когда я встала, ты уже ушел.

— Я поехал прямо в библиотеку.

— А после этого?

— Больше нигде не был.

— Когда ты вернулся домой?

— Только что.

Она нахмурилась:

— Ты хочешь сказать, что весь день был в библиотеке?

— Да.

— Не рассказывай сказки.

— Нет, правда.

Она принялась ходить взад-вперед по комнате.

Он лег на диван.

— Ты меня злишь, Колин.

— Но я действительно был в библиотеке.

— Я заставлю тебя вновь сидеть дома.

— За то, что я ходил в библиотеку?

— Не умничай.

Он вздохнул:

— Похоже, ты ждешь крутую историю.

— Я хочу знать, где ты был сегодня.

— Я был на пляже.

— Надеюсь, ты держался подальше от всех тех ребят, как я тебе говорила?

— Мне надо было встретиться с одним человеком.

— С кем?

— Он торгует наркотиками. Оптовик.

— Что?!

— Он приезжает на пляж на микроавтобусе.

— Что ты мне рассказываешь?!

— Я купил целую банку таблеток.

— Боже мой!

— Потом я привез таблетки домой.

— Сюда? Где? Где они?

— Я их упаковал по десять штук в целлофановые пакетики.

— Где ты их спрятал?

— Я поехал в центр и стал торговать в розницу.

— Господи! Боже мой! В какую историю ты ввязался! Ты что, ненормальный?

— Я заплатил за них пять тысяч долларов, а продал за пятнадцать.

— Что?

— Десять тысяч чистого дохода. Если делать так каждый день в течение месяца, я заработаю достаточно, чтобы купить парусник — клиппер, и смогу ввозить контрабандой десятки тонн опиума с Дальнего Востока.

Он открыл глаза.

Она стояла с красным от злости лицом.

— Что за бес в тебя вселился? — спросила она.

— Позвони миссис Ларкин, — сказал он. — Она, наверное, все еще там.

— Кто такая миссис Ларкин?

— Библиотекарь. Она расскажет тебе, где я провел весь день.

Уизи постояла и посмотрела на него, а затем пошла на кухню к телефону. Сначала он даже не поверил. Она действительно звонила в библиотеку. Он никогда не чувствовал такого унижения.

Вернувшись в гостиную, она сказала:

— Ты действительно провел весь день в библиотеке.

— Да.

— Зачем ты это сделал?

— Мне нравится ходить в библиотеку.

— Я имею в виду, почему ты выдумал, что ездил на пляж покупать наркотики?

— Я подумал, что это именно то, что ты хотела услышать.

— Наверное, ты думаешь, что это смешно.

— Да, немного смешно.

— Так знай, что это совсем не смешно.

Она села в кресло.

— Все то, что я говорила тебе всю прошлую неделю, — неужели так ничего не отложилось у тебя в сознании?

— Каждое слово.

Я говорила тебе, что, если ты хочешь, чтобы тебе верили, нужно завоевать это доверие. Если ты хочешь, чтобы к тебе относились как к взрослому, веди себя соответственно. Ты делаешь вид, что слушаешь: я начинаю надеяться, что есть какой-то прогресс, и вдруг такой дурацкий поступок. Ты понимаешь, что я в таких случаях испытываю?

— По-моему, понимаю.

— Эта детская выходка, выдумка про покупку наркотиков на пляже... чего ты добился, кроме того, что я еще меньше стала верить тебе?

Некоторое время они молчали.

Наконец Колин нарушил тишину:

— Ты сегодня будешьужинать дома?

— Я не смогу, шкипер. У меня...

— Деловая встреча.

— Да. Но я приготовлю тебе ужин перед тем, как уходить.

— Не утруждай себя.

— Я не хочу, чтобы ты ел всякую дрянь.

— Я сделаю бутерброд с сыром, — сказал он. — Полезная, здоровая еда.

— Попей еще молока.

— Ладно.

— Какие планы на вечер?

— Может быть, схожу в кино, — сказал он, умышленно забыв упомянуть про Хэзер.

— В какой кинотеатр?

— "Баронет".

— Что там идет?

— Фильм ужасов.

— Когда тебе надоест смотреть подобную чушь?

Он ничего не ответил.

— Смотри не забудь, что ты должен вернуться засветло.

— Я пойду на ранний сеанс, — сказал Колин. — Он заканчивается в восемь, так что я буду дома до наступления темноты.

— Я проверю.

Она вздохнула и встала.

— Пойду приму душ и переоденусь. — Она направилась к двери, но затем повернулась и взглянула на него. — Если бы ты вел себя иначе некоторое время назад, мне не пришлось бы проверять тебя.

— Извини, — ответил он. А когда остался один, добавил: — Чушь!

Первое свидание с Хэзер прошло отлично. Хотя фильм был хуже, чем он думал, последние полчаса были очень страшными; он к этому привык, а Хэзер сильно испугалась: она наклонилась к нему, вцепилась в руку, словно искала защиты и поддержки. Колин испытывал нехарактерное для себя чувство силы и храбрости. Сидя в прохладном кинотеатре, в бархатистой темноте, озаряемой лишь бликами с экрана, бережно сжимая руку девушки, он решил, что наконец понимает, что такое райская жизнь.

После кино Колин проводил Хэзер домой. Солнце постепенно исчезало в Тихом океане. Дул свежий морской ветерок. Над головой, о чем-то шепча, качались пальмы.

Они прошли несколько кварталов до кинотеатра. Вдруг Хэзер споткнулась о перекосившуюся плиту на тротуаре. Она не упала и даже не потеряла равновесия, однако, смутившись, сказала:

— Черт побрал... на ровном месте не могу нормально пройти.

— Как можно доводить тротуары до такого состояния? — возмутился Колин. — Ждут, пока люди начнут руки-ноги ломать.

— Даже если он бы был идеально ровным, я все равно бы споткнулась.

— Почему?

— Я очень неуклюжая.

— Глупости.

— Нет, правда. — Они пошли дальше, и она продолжала: — Я бы что угодно отдала, чтобы быть такой изящной, как моя мама.

— Ты и так изящная.

— Я неуклюжая. Видел бы ты мою маму. Она не ходит, она скользит. Когда она в длинном платье — до пола, — можно подумать, что она парит над землей.

Некоторое время они шли молча. Затем Хэзер вздохнула и сказала:

— Я ее здорово огорчаю.

— Кого?

— Мою маму.

— Почему?

— Мне до нее далеко.

— До кого?

— До моей мамы, — сказала Хэзер. — Знаешь, она ведь была «Мисс Калифория».

— Ты хочешь сказать, на конкурсе красоты?

— Она его однажды выиграла. Она побеждала на многих конкурсах.

— Когда это было?

— Она стала «Мисс Калифорния» семнадцать лет назад, когда ей было девятнадцать лет.

— Вот это да! — воскликнул Колин.

— Когда я была маленькой, она водила меня участвовать во многих детских конкурсах.

— Правда? И какие титулы тебе присваивали?

— Я ни одного конкурса не выиграла, — сказала Хэзер.

— В это трудно поверить.

— Это действительно так.

— А судьи что — совсем ничего не понимали? Брось, Хэзер, такого не может быть. Наверняка ты где-нибудь выигрывала.

— Нет. Выше второго места я не поднималась. А обычно я была только третьей.

— Обычно?! То есть чаще всего ты занимала либо второе, либо третье место?

— Четыре раза мне присуждали второе место. Девять раз я была третьей. А пять раз оказалась за чертой призеров.

— Но это же здорово! Ты была призером в четырнадцати из девятнадцати соревнований!

— В конкурсе красоты, — сказала Хэзер, — главное — завоевать титул. В детских соревнованиях почти все рано или поздно занимают второе или третье место.

— Тем не менее твоя мама, наверное, очень гордилась тобой, — настаивал Колин.

— Каждый раз, когда я занимала второе или третье место, она говорила, что очень довольна. Но мне всегда казалось, что на самом деле она расстраивалась. Когда мне исполнилось десять, а я все еще ни разу не выиграла ни одного конкурса, она перестала записывать меня в такие соревнования. Наверное, решила, что я безнадежна.