Колин вдруг почувствовал, что его толкнула какая-то сила. Он бросился бежать в сторону носа, поскользнулся в крови, зашатался, чуть не упал, но все-таки удержал равновесие. Убежав достаточно далеко от веселящейся компании, он перегнулся через борт, и его вывернуло.

Как только Колин поднялся, к нему подбежал отец. Он возвышался над ним, как дикарь, со злобным взглядом, весь в крови, волосы, слипшиеся от крови, торчали в разные стороны. Тихо, однако с металлом в голосе, он спросил:

— Что случилось?

— Меня стошнило, — едва слышно ответил Колин. — Просто стошнило. Все уже позади.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

— Со мной все так.

— Ты что, хочешь осрамить меня?

— Как?

— Так. Перед моими друзьями.

Колин смотрел на него не понимая.

— Они подшучивают надо мной из-за тебя.

— Ну...

— Они делают из тебя посмешище.

Колин растерялся.

— Ты временами удивляешь меня, — сказал отец.

— Я ничего не мог поделать. Меня вырвало. Я ничего не мог поделать, чтобы предотвратить это.

— Я иногда думаю, мой ли ты сын?

— Твой. Конечно, я твой.

Отец наклонился к нему поближе и стал изучать его, как будто старался отыскать в нем черты какого-нибудь старого друга или молочника, развозившего по домам молоко. От него пахло перегаром.

Виски и пиво.

И запах крови.

— Временами ты ведешь себя не как мальчик. Временами мне кажется, что ты никогда не станешь мужчиной, — сказал отец тихо, но довольно резко.

— Я стараюсь.

— Правда стараешься?

— Правда, — неуверенно ответил Колин.

— Временами ты ведешь себя, как гомик.

— Извини.

— Ты ведешь себя очень странно, не как мужчина.

— Я не хотел подвести тебя.

— Ты не хочешь взять себя в руки?

— Хочу.

— Ты можешь?

— Могу.

— Так возьмешь себя в руки?

— Конечно.

— Ну давай.

— Мне нужно пару минут...

— Нет. Сейчас же! Сейчас!

— Хорошо.

— Бери себя в руки.

— Хорошо. Я в порядке.

— Ты дрожишь?

— Нет. Совсем нет.

— Ты можешь вернуться вместе со мной?

— Могу.

— Покажи этим ребятам, чей ты сын.

— Я твой сын.

— Ты должен доказать, что ты Джекобс-младший.

— Я докажу.

— Предоставь эти доказательства.

— Можно я выпью пива?

— Зачем?

— Я думаю, может, это поможет?

— Поможет чему?

— Может быть, я почувствую себя лучше.

— Ты хочешь пива?

— Да.

— Ну, это уже на что-то похоже.

Фрэнк Джекобс усмехнулся и потрепал сына по волосам окровавленной рукой.

Колин расположился на скамье возле каюты, потягивая пиво и размышляя, что же будет дальше.

Не найдя ничего интересного в брюхе акулы, они вывалили мертвое чудовище за борт. Некоторое время акула плавала на поверхности, а потом неожиданно нырнула. Очевидно, кто-то обладавший огромным аппетитом зацепил ее снизу.

Испачканные кровью мужчины встали в ряд вдоль борта, и Ирв поливал их морской водой. Они сбросили свои плавки, которые теперь оставалось только выбросить, и, намыливаясь хорошим желтым мылом, отпускали шуточки относительно мужских достоинств друг друга. Каждый получил по ведру чистой воды, чтобы сполоснуться. Когда они спустились вниз, чтобы обсохнуть и переодеться, Ирв начал скрести палубу, смывая последние следы крови.

Позже они устроили стрельбу по тарелкам. Чарли и Ирв всегда брали на «Эрику Линн» два ружья и мишени для развлечения отдыхающих, когда рыба не клевала. Они пили виски и пиво и палили по круглым тарелкам, не вспоминая про рыбалку.

Поначалу Колин вздрагивал каждый раз, когда раздавался выстрел из ружья, но через некоторое время эти маленькие взрывы больше его не беспокоили.

Чуть позже, когда компании надоело стрелять по глиняному поросенку, они открыли огонь по морским чайкам, которые охотились за мелкой рыбешкой недалеко от «Эрики Линн». Птицы не реагировали на грозящие им бедой ружья, продолжая искать рыбу и при этом странно, пронзительно кричать. Они не ожидали, что одна за другой будут убиты.

Это бессмысленное массовое убийство совершенно не ранило Колина, как это было с ним раньше, даже не задело его. Он не испытывал ничего, наблюдая, как убивают птиц, и только удивлялся своей неспособности реагировать. В его душе царили тишина и полное спокойствие.

Ружья стреляли, и птицы взмывали в небо, а потом падали вниз. Мелкие капельки крови разбрызгивались в воздухе, как бусинки расплавленной меди.

В половине восьмого они попрощались с Чарли и Ирвом и отправились в портовый ресторан, чтобы поужинать лобстерами. Колин умирал от голода. Он с жадностью проглотил все, что было у него на тарелке, ни разу не вспомнив ни о выпотрошенной акуле, ни о чайках.

После захода солнца отец отвез его домой. Как всегда Фрэнк вел машину слишком быстро, не считаясь с остальными водителями на трассе.

Подъезжая к Санта-Леоне, Фрэнк Джекобс сменил тему разговора:

— Ты счастлив, что живешь с матерью?

Вопрос поставил Колина в тупик. Он не хотел обсуждать эту тему.

— Ну, я думаю...

— Это не ответ.

— Ну да... Я хотел сказать, думаю, я счастлив.

— Ты что — не знаешь?

— Я... я счастлив.

— Она хорошо о тебе заботится?

— Да.

— Ты хорошо ешь?

— Да.

— Ты такой худой.

— Я правда хорошо ем.

— Но она ведь плохо готовит.

— Почему? Хорошо.

— Она дает тебе достаточно денег?

— Да, вполне.

— Я мог бы посылать тебе немного раз в неделю.

— У меня достаточно.

— Я мог бы посылать тебе десять долларов в неделю.

— Не надо. У меня правда достаточно. Я просто размотаю их.

— Тебе нравится в Санта-Леоне?

— Да, здесь неплохо.

— Всего лишь неплохо?

— Здесь мне нравится.

— Тебе не хватает твоих друзей в Вествуде?

— У меня там не было друзей.

— Как не было? Я их видел один раз. Тот рыжий и еще...

— Это всего лишь одноклассники. Знакомые.

— Не обманывай отца.

— Я не обманываю.

— Я знаю, тебе их не хватает.

— Нет. Совсем нет.

Фрэнк повернул налево, обогнал мчавшийся грузовик и на большой скорости перестроился в правый ряд.

Грузовик позади недовольно просигналил.

— Какого черта? Я оставил ему достаточно места.

Колин молчал.

Фрэнк нажал на тормоз. Стрелка на спидометре качнулась с шестидесяти пяти на пятьдесят пять миль в час.

Грузовик загудел вновь.

Фрэнк с силой нажал на гудок и держал его целую минуту, показывая водителю грузовика, что он не испугался.

Колин с тревогой оглянулся назад. Большой грузовик, находившийся не более чем в четырех футах позади, сигналил им фарами.

— Ублюдок! Что он о себе мнит? — зарычал Фрэнк. Он снизил скорость до сорока миль в час.

Грузовик выскочил на разделительную полосу.

Фрэнк подал налево, прямо перед носом грузовика, заставляя его держать сорок миль в час.

— Чтоб ты обосрался, сукин сын! Твоя мать!

Грузовик вновь загудел.

Колин взмолк.

Его отец подался вперед, вцепившись в руль. Со сжатыми зубами и широко открытыми глазами он бросал взгляд то вперед, то назад: с дороги на зеркало, с зеркала на дорогу. Он тяжело дышал, почти пыхтел.

Грузовик вывернул на правую разделительную линию.

Фрэнк вновь подрезал его.

В конце концов водитель грузовика, по-видимому, решил, что связался либо с пьяным, либо с больным и что лучше соблюдать предельную осторожность. Он снизил скорость до тридцати и спокойно поехал сзади.

— Вот так, сукин сын. Он что, решил, эта чертова дорога — его?

Выиграв сражение, Фрэнк повысил скорость до семидесяти миль в час и умчался в темноту.

Колин закрыл глаза.

Несколько миль они неслись молча, потом Фрэнк произнес:

— Если все твои друзья остались в Вествуде, почему бы тебе не вернуться туда и не жить со мной?