Он отправился обедать и испытывал неподдельное облегчение вместе с Кейт, смеясь, поддразнивал Рут. Но в глубине души он был удивлен и встревожен. После этого Том переговорил с Саймоном о политике и экономике, находя эти темы столь же чуждыми и неуместными, как «бабушкины сказки».

Интересно, что еще расскажет ему дом?

18

— Позволь мне сегодня ночью остаться с тобой. — Рука Кейт на его плече была теплой и дружелюбной.

— С величайшим удовольствием. — Том обнял ее за талию и привлек поближе. Отобедав, они вышли на площадку. Позади них в холле таяло в сумраке нагромождение из книг и журналов.

Рут с Бирном отправились на террасу — взглянуть на вечерние примулы. Верхняя часть высокого окна у площадки была открыта, и Том слышал их голоса где-то вдалеке. Саймон смотрел телевизор в маленькой каморке напротив кухни; комнату эту здесь называли ночлежкой, и дверь в нее также оставалась открытой. Резкий смех, записанные на ленту аплодисменты, мерцающий сероватый свет вторгались в холл.

Но наверху все было спокойно.

— Пойдем со мной, — сказала Кейт, и Том заметил, как блеснули ее глаза в сумерках. — Я должна тебе кое-что показать, познакомить с тайной…

Она взяла его за руку и повела мимо ванной по длинному коридору. Все двери были закрыты, и ноги их стучали по голым доскам. На стенах не было картин, поблекшие голубые обои местами вздулись и отслоились. Затхлый воздух, словно коридор редко проветривали. Пыль, влага, тлен.

Он был рад, что они держатся за руки, ощущая притекающее тепло ее тела. В конце коридора Кейт остановилась и открыла дверь. Находящаяся за ней узкая лестница вела наверх.

На стене был выключатель, но Кейт не обратила на него внимания. Она прихватила с собой коробку спичек и зажгла первую из свечей, вставленных в бра из кованого железа. Стены покрывала темно-синяя краска, на которой тут же проступили позолоченные звезды и луны.

На чердаке пахло пылью, шариками от моли и лавандовыми мешочками, но ничего мрачного видно не было.

С одного конца располагался занавес из сине-зеленого шелка, отделявший остальную часть чердака. Дальше начиналась страна мечтаний, мир фантазии, странных сочетаний и невероятных контрастов. По коврику, сделанному из креповой травы, скакала лошадь-качалка, между ее зубов была вставлена бумажная роза, фигура, составленная из проволочных плечиков, на ее спине крючилась. В одном углу кто-то подвесил к потолочной балке не одну сотню ниток с бусинами. Они ниспадали цветным дождем, золотые застежки тихо поворачивались в теплом воздухе.

Кейт обходила чердак, зажигая спички.

Семейство старинных кукол устроилось в несколько рядов перед бархатной белкой. Они собрались на свадьбу: мишка и зайка обменивались портьерными кольцами. Дельфин из папье-маше перепрыгивал через спинку шезлонга; обернутый кондитерской бумагой вулкан извергал град желейных куколок на пружинке.

Том шел от одной сценки к другой. Он прикасался к кружевным наносам, меховым подушкам, миниатюрам из резной слоновой кости. На бамбуковой этажерке в глубокой чаше лежали отбитые головки кукол с округлыми застывшими глазами золотой рыбки.

И, конечно же, здесь были книги. В стопках на полу, в картонных коробках, в шатких книжных шкафах: Анжела Брэзил, Фрэнсис Элиза Бернетт, Лорна Хилл[34].

Зазвенела музыка, колыбельная Брамса. Том обернулся и увидел Кейт, опускавшую серебряный бочонок с крошечной балеринкой, кружившейся на его крышке.

— Ну как, нравится? — спросила она негромко.

— Это все сделала ты? Ты здесь играла?

Она рассмеялась с легким смущением.

— Нет, это работа бабушки Эллы. Но все мы приходили сюда… приносили новые вещи. Вот и моя работа. — Она протянула Тому небольшую скульптурку женщины, играющей на пианино. Какая-то разновидность пластилина, рассудил Том, медленно поворачивая фигурку, грубо раскрашенную коричневато-желтым, красным и золотым цветом.

— Это Рут, — сказал он с восхищением. — Как умно! Я никогда не думал, что ты можешь сделать что-то подобное.

Кейт пожала плечами, но Том видел, что ей приятно.

— Нам здесь всегда было одиноко, понимаешь. Мы росли в одиночестве.

— А я думал, что Саймон и Рут росли вместе.

— С восьми лет его отправили в пансион. Он бывал здесь только по праздникам. А бабушка Элла вообще была единственным ребенком.

— А как насчет тебя?

— Мама, как выяснилось, уже не располагала достаточным состоянием, чтобы отослать меня в школу. Впрочем, она не одобряет частного образования. Главную причину неврозов Саймона она видит в его школе, но я лично объясняю разводом родителей.

Теперь Том познакомился с ними обоими: с Алисией, его собственной наставницей и приятельницей, и Питером Лайтоулером. Они казались ему на удивление гармоничной парой — говорливые, элегантные, владеющие собой.

— Почему же их брак распался? — спросил он.

Кейт наморщила нос.

— Наверное, потому, что у обоих была слишком сильная воля: постоянные сражения и пальба. И еще: мне кажется, что дядя Питер в молодости не склонен был смотреть в одну сторону.

Как и сейчас, подумал Том, вспоминая древнюю ладонь на колене Кейт, алчность, промелькнувшую в бледных глазах старика. Отодвинув в сторону мысли о Питере Лайтоулере, он привлек Кейт к себе.

— Мне нравится здесь, — сказал он. — Мне нравится в этом доме, я люблю, когда ты рядом… — Все это было правдой. Когда они оставались вдвоем с Кейт, все возвращалось на свое место. — Я хочу только настоящего. — Сладкое дыхание Кейт коснулось его лица, податливое тело приникло к нему.

Они занялись любовью под прыгающим дельфином на шезлонге, покрытом синим бархатом, совершая сонный обряд дружбы и нежности.

К тому времени, когда они зашевелились, уже стемнело. Он медленно высвободился и встал, натягивая джинсы. В мерцающем свете свечи Кейт вновь казалась похожей на девочку, упругая кожа ее порозовела.

— А ты когда-нибудь проводила здесь ночь? — спросил он, пока они одевались.

— Нет. Мне этого никогда не позволяли, поскольку мама не доверяла мне свечи. Я всегда сожалела об этом.

— Разве на лестнице нет выключателя?

— Да, но когда здесь горит свет, все выглядит совершенно иначе. — И чтобы доказать справедливость этих слов, Кейт щелкнула выключателем — чердак затопил свет, сразу превратив все вокруг в лохмотья, тряпки и мусор. — Теперь понял? — Том впервые заметил пустую коробку лифта в дальнем углу, по эту сторону сине-зеленого занавеса. Металлические перекрестья соединений краснели ржавчиной. Кейт выключила свет, возвращая благородный сумрак.

— А что там? — Том пересек чердак и потянул за полог занавеса возле лифта.

— Там только мусор, — не глядя ответила она. — Все никому не нужное. Конечно, там давно надо разобраться.

Том промолчал. Занавес скрывал тщательно возведенную из мебели стену: столы на шкафах, кресла, сундуки, ящики и чемоданы. Из арки, образованной высоким комодом и перевернутой софой, выглядывало кресло на колесах. На его кожаном сиденье восседала еще одна проволочная фигура, голову ее скрывал противогаз. Голова была наклонена — именно так, чтобы прямо в его глаза смотрели пустые дыры.

Том отступил назад. Вблизи проволочной фигуры чуточку пахло аммиаком. Ему сразу вспомнился звук колес, катящихся по коридору в сторону его комнаты.

Кейт была уже возле его плеча.

— Кресло это принадлежало Джону Дауни, — сказала она негромко, и Том понял, что Кейт сейчас из-за темноты не видит его лица.

— Кому? — переспросил он с внезапной хрипотцой в голосе.

— Джону Дауни, мужу Элизабет, моей прабабушки. Тому, который был отравлен в окопах, безнадежному калеке. Люди удивлялись, почему Элизабет пошла за увечного… все думали, что у нее не будет детей.

Том постарался сосредоточиться на ее словах и выпустил из рук край занавеса, чтобы не видеть эту тревожную фигуру в древнем противогазе.

вернуться

34

Детские писательницы.