— Вы хотите сказать, что Уильяма убил Ричард?

— Я только говорю, что у него были мотивы для убийства.

— Но ведь вы сами сказали, что Ричард Чентри был гомосексуалистом.

— Он любил и мужчин, и женщин — так же, как мой муж. Одно не исключает другого, я убедилась в этом на собственной шкуре.

— Вы думаете, что Ричард Чентри убил и вашего мужа?

— Не знаю. Возможно. — Она из-за моей спины глянула на залитую солнцем пустынную улицу. — Никто, по-видимому, не имеет ни малейшего понятия, где находится Ричард и чем занимается. Все знают только, что он исчез двадцать пять лет назад.

— Но куда он мог исчезнуть? У вас есть какое-нибудь предположение на этот счет?

— Есть. Это пришло мне в голову, когда я узнала о смерти Пола. Я подумала, не укрывается ли Ричард в Санта-Тересе? Пол мог его увидеть, и пришлось заткнуть ему рот. — Она опустила голову и мрачно покачивала ею из стороны в сторону. — Я понимаю, что это ужасное подозрение, но именно оно пришло мне в голову.

— Мне тоже, — заметил я. — А что обо всем этом думает ваша дочь Паола? Вы, кажется, говорили с ней по телефону.

Миссис Граймс прикусила нижнюю губу и посмотрела в пространство.

— К сожалению, я не знаю, что она думает. Нам трудно понять друг друга. Вы разговаривали с ней?

— Сразу же после убийства. Она еще находилась в шоковом состоянии.

— Кажется, она до сих пор не вышла из него. Вы собираетесь повидать ее после возвращения в Санта-Тересу!

— Да, я намеревался это сделать.

— Тогда возьмите для нее немного денег. Она говорит, что осталась на мели.

— Охотно. Где она живет?

— В гостинице «Монте-Кристо».

— Судя по названию, это шикарный отель.

— Только по названию. Ну ладно. — Она вручила мне две взятые из кассы двадцатидолларовые купюры и одну десятидолларовую. — Этого ей, во всяком случае, хватит на несколько дней.

Я вернулся к банку «Саусвестерн Сэвингс», который к этому времени успел открыться, и подошел к сидевшей за столом симпатичной служащей. Табличка оповещала, что я имею дело с миссис Кончитой Альварес.

— Я ищу знакомую по имени Милдред Мид, — сказал я, назвав свою фамилию. — Насколько мне известно, она ваша клиентка.

Миссис Альварес просверлила меня взглядом почти насквозь. Очевидно, в результате она пришла к выводу, что я не преступник, потому что слегка наклонила свою темную, блестящую голову.

— Да, она была ею. Но она переехала в Калифорнию.

— В Санта-Тересу? Она часто говорила, что собирается туда перебраться.

— Так она и сделала.

— А вы не могли бы дать ее адрес? Я как раз еду в Санта-Тересу. Мистер Баймейер предоставил в мое распоряжение один из самолетов фирмы.

Миссис Альварес поднялась со стула:

— Посмотрю, удастся ли его найти.

Она исчезла за дверью и отсутствовала довольно долгое время. Когда же она снова вернулась, на ее лице было написано разочарование.

— Единственное местопребывание миссис Мид, которое указано в наших документах, мотель под названием «Сиеста Виллидж». Но это адрес двухмесячной давности.

— Вы именно туда высылаете ей взносы за дом?

— Нет. Я проверила. Она абонировала почтовый ящик. — Миссис Альварес взглянула на листок бумаги, который держала в руках. — Номер сто двадцать один.

— В Санта-Тересе?

— Да, на главпочтамте в Санта-Тересе.

Я поехал на аэродром, сдал взятую напрокат автомашину. Пилот реактивного самолета был уже в кабине. Фрэд и Дорис были в салоне, но сидели не рядом. Дорис заняла место сразу же за кабиной пилота, а Фрэд — позади нее. У меня сложилось впечатление, что они не разговаривают друг с другом, возможно, из-за присутствия стоявшего в дверях шерифа.

Он приветствовал меня с заметным облегчением:

— А я уж боялся, что вы не успеете. Тогда мне пришлось бы самому лететь в Калифорнию.

— У вас были с ним какие-нибудь проблемы?

— Нет. — Он холодно взглянул на Фрэда, который отвел глаза. — Но я пришел к заключению, что не стоит доверять никому из тех, кто еще не достиг сорока лет.

— Вынужден признать, что в таком случае я вполне заслуживаю вашего доверия.

— Да, похоже, вам уже недалеко и до пятидесяти, а? А мне на будущий год стукнет шестьдесят. Я не надеялся дожить до такого возраста, а теперь считаю дни до пенсии. Мир меняется, знаете ли.

«Но недостаточно быстро, — подумал я, — По-прежнему в этом мире, имея деньги, можно купить информацию или молчание».

XXV

Самолет набирал высоту. Слева от меня расстилалась обширная выжженная солнцем саванна. Справа, на высоте более десяти тысяч футов, высилась вершина доминировавшей над Тусоном горы. По мере того как мы подвигались к северу, она медленно уходила назад, словно кочующая пирамида.

Фрэд отвернулся от меня и созерцал разворачивавшийся под нами ландшафт. Девушка, сидевшая за кабиной пилота, тоже казалась задумчивой и ушедшей в себя. На горизонте начала медленно вырисовываться туманная цепь горных вершин.

Фрэд смотрел на горы, будто они были стенами тюрьмы, в которую его собираются заключить. Наконец он повернулся в мою сторону:

— Как вы думаете, что со мной сделают?

— Не знаю. Это зависит от двух обстоятельств: удастся ли нам разыскать картину и решишься ли ты рассказать всю историю.

— Я вечером вам все рассказал.

— А я обдумал твой рассказ и не уверен, что это правда. Думаю, что ты умолчал о некоторых важных фактах.

— Ну и думайте себе на здоровье.

— А разве я не прав?

Он снова отвернулся и посмотрел на огромный, залитый солнцем мир, в котором ему удалось укрыться на денек-другой. Казалось, он летит назад, к прошлому. Перед нами вырастали скалистые стены, и самолет с натужным воем взмыл кверху, чтобы пролететь над ними.

— Что возбудило в тебе такой интерес к судьбе Милдред Мид? — спросил я.

— Ничего. Я вовсе ею не интересовался. Даже не знал, кто она такая… пока мне не сказал вчера мистер Лэшмэн.

— И не знал, что Милдред несколько месяцев назад переехала в Санта-Тересу?

Он повернулся ко мне. Его небритое лицо казалось более старым и словно более скрытным. Но у меня было ощущение, что его удивление вполне искренне.

— Разумеется, нет. А что она там делает?

— Предположительно ищет место, где могла бы поселиться. Она старая, больная женщина.

— Я этого не знал. Я ничего о ней не знаю.

— Тогда что же вызвало твой интерес к картине Баймейеров?

— Не могу этого объяснить, — ответил он, тряхнув головой. — Меня всегда завораживало творчество Чентри. Любовь к картинам не преступление.

— Если только не красть их, Фрэд.

— Но у меня не было намерения ничего красть. Я позаимствовал картину всего на одну ночь, собираясь вернуть ее на другой день.

Дорис повернулась в нашу сторону. Она встала на колени на своем сиденье и смотрела на нас поверх спинки кресла.

— Это правда, — подтвердила она. — Фрэд сказал мне, что хочет просто ненадолго одолжить картину. Если бы он собирался ее украсть, то не стал бы этого делать, ведь так?

«Разве что вместе с картиной он собирался украсть и тебя», — подумал я.

— Почти все можно логичным образом объяснить, если мы станем входить в положение и учитывать обстоятельства, — возразил я вслух.

Она окинула меня долгим, холодным, оценивающим взглядом:

— Вы в самом деле думаете, что все можно распутать при помощи логики?

— Во всяком случае, я придерживаюсь этого принципа в своей работе, — сказал я.

Она многозначительно возвела глаза к небу и улыбнулась. Я впервые увидел ее улыбку.

— Вы позволите мне посидеть немного рядом с Фрэдом? — спросила она.

Под пышными усами молодого человека показалась несмелая улыбка. Он покраснел от радости.

— Разумеется, мисс Баймейер, — любезно отозвался я. Мы с ней поменялись местами, и я сделал вид, что задремал. Они разговаривали спокойно и тихо, слишком тихо, чтобы я мог расслышать из-за шума двигателей. В конце концов я заснул по-настоящему.