— В клинике работает несколько женщин с такой фамилией. Вам нужна Сара Джонсон?

— Да, ее мужа зовут Джерри или Джерард.

— Ну что ж вы сразу не сказали? К сожалению, миссис Джонсон у нас больше не работает, — она произнесла это торжественным тоном, словно судья, провозглашающий миссис Джонсон приговор.

— Она говорила мне, что работает здесь...

— Значит, она вас обманула, — она поняла, что была слишком резка, и постаралась слегка смягчить свой ответ. — Или вы ее не поняли. Она сейчас работает в реабилитационном центре, недалеко от автострады.

— Вы не знаете, как он называется?

— "Ла Палома", — ответила она чуть брезгливо.

— Благодарю вас. А почему ее уволили?

— Я не говорила, что ее уволили. Ей разрешили уйти. Но я не уполномочена вести разговоры на эту тему, — однако, мне показалось, что она была бы не против, если я задержусь. — Вы не из полиции, мистер?

— Я частный детектив и сотрудничаю с полицией.

Достав бумажник, я показал ей копию лицензии. Она улыбнулась, словно глянув в зеркальце.

— У нее снова неприятности?

— Надеюсь, нет.

— Опять кража наркотиков?

— Я могу сказать только, что веду расследование по делу миссис Джонсон. Как давно она не работает здесь?

— Это случилось на прошлой неделе. Дирекция разрешила ей уволиться и вообще пошла навстречу. Но держать ее больше тут не могли. Часть этих таблеток была у нее в кармане, я находилась там, когда ее обыскивали. Жаль, что вы не слышали, какими словами она разговаривала с начальством!

— Что же она сказала?

— Ох, я не могу этого повторить!

Бледное лицо дежурной сестры внезапно покрылось густым румянцем, будто я сделал ей нескромное предложение. Она неожиданно угрюмо посмотрела на меня, словно устыдившись своего волнения, резко повернулась и ушла. Полночь уже миновала. Я столько времени провел в клинике, что чувствовал себя пациентом. На этот раз, не желая натыкаться на капитана Маккендрика, Пурвиса, Паолу и любого из умерших мужчин, я вышел другими воротами.

Проезжая автострадой, я видел неоновую вывеску «Ла Палома», а потому ориентировался, где находится реабилитационный центр. По дороге от клиники я миновал несколько неосвещенных врачебных приемных, гостиницу для сестер милосердия и несколько улочек с двухэтажными домами предвоенной постройки, в которых обитали городские обыватели среднего достатка. Застроенная часть отделялась от автострады узкой полосой травы с редкими дубами. Под сенью ветвей стояло несколько машин запоздалых влюбленных с запотевшими передними стеклами.

Двухэтажный комплекс пансионата «Ла Палома», состоявший из облицованных каменными плитами зданий, стоял у самой автострады, будто заправочная станция. Когда я, войдя, закрыл за собой тяжелую дверь, приглушенный гул моторов редких в эту пору машин стал похож на отдаленный шум морских волн. Его перекрывали более близкие звуки ночной жизни пансионата: храп, вздохи и невнятные просьбы пациентов. Я услыхал за своей спиной тихие приближающиеся шаги медсестры. Это оказалась молодая красивая негритянка.

— Уже поздновато для посещений, — сказала она. — Все заперто на ночь. — Я хотел бы увидеться с вашей сотрудницей, с миссис Джонсон.

— Попробую найти ее. Она становится популярной, вы уже второй гость, посетивший ее сегодня.

— А кто был первый?

Она на секунду заколебалась.

— Вы не ее муж?

— Нет, просто знакомый.

— Перед вами ее навестил сын... молодой человек с рыжими усами. Он поднял порядочный шум, прежде чем мне удалось его выпроводить, — она глянула на меня пытливо, но не без симпатии. — Надеюсь, вы не собираетесь поднимать шум?

— О, ни в коем случае! Наоборот, я предпочитаю сглаживать любые конфликты.

— Хорошо, я позову ее. Но, пожалуйста, потише. Люди уже спят.

— Договорились. А по какому поводу они шумели?

— По поводу денег. Причиной ссор всегда бывают деньги...

— Не всегда, — возразил я. — Иногда причиной бывает любовь.

— Об этом тоже шла речь. В его машине сидела какая-то блондинка.

— Не каждому выпадает такое счастье...

Она скривила суровую гримаску, словно отметая мои шутки.

— Я позову миссис Джонсон.

Миссис Джонсон приближалась ко мне с явной неохотой. Ее припухшие глаза говорили о недавних слезах.

— Что вам угодно? — в голосе ее слышалась опустошенность, словно она уже все утратила и немногим может мне помочь.

— Я хотел бы немного поговорить с вами.

— У меня и так накопилось много работы, я не успеваю... Вы хотите, чтобы меня уволили из-за вас?

— Нет. Но дело в том, что я являюсь частным детективом.

Ее взгляд обежал маленькую темную приемную и остановился на входной двери. Мышцы ее напряглись, словно она готова была выбежать на автостраду. Я встал между нею и выходом.

— Нет ли здесь помещения, где мы могли бы на несколько минут спокойно присесть?

— Наверное, есть. Но если я потеряю место, это будет на вашей совести, мистер.

Она проводила меня в заставленную случайно подобранной мебелью комнату ожидания и зажгла тусклый торшер. Мы сели лицом друг к другу, колени наши почти соприкасались. Она одернула белый нейлоновый китель, словно контакт со мной был для нее оскорбителен.

— Что вам нужно от меня? И прекратите притворяться журналистом, я с самого начала знала, что вы полицейский!

— Мне нужно увидеть вашего сына Фреда.

— Мне тоже, — она пожала массивными плечами. — Фред начинает меня тревожить. Я весь день ничего о нем не знаю.

— Сегодня вечером он был тут. Что ему было нужно?

Она молчала, но равнодушной не осталась. На лице ее было видно усилие, словно она проверяла свою ложь, а может, изобретала новую.

— Деньги. Ничего особенного. Каждый человек имеет право попросить денег у собственной матери. Я не первый раз помогаю ему. Он всегда возвращает, как только у него появляется из чего.

Я прервал дымовую завесу ее слов. — Прошу вас, миссис, прекратите. Фред попал в сложную ситуацию. Кража картины — достаточный повод для тревог. Теперь он увез девушку, чтобы скрыть предыдущее преступление.

— Он ее не увозил! Это ложь, мерзкая ложь! Она по своей воле поехала с ним. Собственно говоря, это наверняка была ее идея. Она уже давно бегает за Фредом! А если эта маленькая черномазая дрянь сказала вам что-то другое, то она просто врет! — она погрозила кулаком закрытой двери, за которой находилась чернокожая медсестра.

— А что произошло с этой картиной, миссис Джонсон?

— С какой картиной?

— С той, которую Фред украл из дома семейства Баймеер?

— Да он не крал ее! Просто взял на время, чтобы провести какие-то исследования. Он принес ее в музей и там ее украли...

— Фред сказал мне, что картина исчезла из вашего дома.

Она покачала головой.

— Наверное, вы неправильно его поняли, мистер. Картину вынесли из подвала музея, это они должны отвечать...

— Значит, вы с Фредом решили остановиться на этой версии, миссис?

— Мы стоим на этом, потому что это правда! Фред чист как стекло! Если вы этого не видите, мистер, значит, у вас ужасные представления о мире! Вы слишком много общались с непорядочными людьми...

— Это правда, — признал я. — Думаю, миссис, вы тоже к таковым принадлежите.

— Я не намерена сидеть тут и выслушивать от вас оскорбления, мистер! Она пыталась разгневаться, но из этого как-то ничего не вышло.

Слишком много пережила она в течение минувшего дня, а ночь нависала над ней, словно крутая волна. Опустив взгляд на свои ладони, она зарылась в них лицом. Не плакала, не вздыхала, не произнесла ни слова. Но ее молчание на фоне тихого рокота автострады было полно черного отчаяния.

Через некоторое время она выпрямилась и абсолютно спокойно глянула на меня.

— Я должна возвращаться к своей работе.

— Но ведь вас никто не контролирует.

— Возможно, но если с утра будет беспорядок, вина падет на меня. Нас здесь всего две.

— Я думал, вы работаете в клинике...