За оккупацию Чечни мы платим влиянием чеченской мафии. Дети, кому это выгодно? Только тем, кто сотрудничает с чеченской мафией.

Границу по Тереку. Стрельба без предупреждения. Пусть живут.

Карабах признать за Арменией. Абхазию включить в федерацию. Азербайджан нас все равно не будет любить, а Грузии в исламском окружении все равно некуда деваться. Некоторые быстро забыли, как их ятаганами резали, но так же быстро и вспомнят.

С национальным делением страны необходимо покончить. Это не семена будущего неизбежного развала, а целые парники. Дело не в том, чтобы уговорить быть вместе и прельстить своим бла-арод-ством и справедливостью. Дело в том, чтобы переломить тенденцию к развалу. А при национальном делении эта тенденция однозначна. С этим религиозным ренессансом мы еще нахлебаемся. Только территориальное деление, только наместники из центра и губернаторы!

Сепаратизм надо давить не тогда, когда он поднимает восстание, а тогда, когда он поднимает голову.

Лечить надо не тот орган, который пора ампутировать, а тот, где есть симптомы болезни.

И не надо бояться, что отделение Чечни обозначит тенденцию к развалу государства. Паршивая овца все стадо портит. Если у тебя в экипаже неисправимый хулиган, который мешает выполнению общей задачи – или расстреляй, или вышвырни.

Нет, это надо додуматься: Крым, Донбасс, Одессу, Прибалтику отделили без звука – а в Чечню и Курилы вцепились зубами! Поистине боги лишают разума тех, кого хотят покарать.

И не надо каждый шаг согласовывать с Европой. Европа в этом веке обречена. Когда через несколько десятилетий европейцы окажутся в Европе меньшинством, они запоют совсем другие песни. Или последует взрыв национализма и крайних правых акций, или европейцы будут заменены азиатами и африканцами. А политические последствия этого труднопредсказуемы. И будет ребятам не до чужих бед – своих хватит.

Что же касается Крыма и Донбасса – Украине следует помнить, что естественных союзников у нее нет. В случае чего она будет расчленена Польшей, Румынией и Россией. И вот тогда Россия будет единственным гарантом ее целостности. Украину надо посадить в долги, подогревать сепаратизм львовских католиков, но пока Крым и Донбасс остаются украинскими – мы должны иметь в виду вернуть их при первой возможности.

Резюмирую. Курилы отдать. Японцев в Сибирь пустить. Китайцам противостоять. С Казахстаном объединиться. Со Средней Азией – прочную границу. Чечню отделить по Тереку. Абхазию включить в себя. По Кавказу – прочную границу. Армению и Грузию иметь за союзников. Политику с Украиной вести к возврату Крыма и Донбасса. С Белоруссией объединиться. Национальное деление федерации мягко, аккуратно, неотклонимо заменить на территориальное.

Возражения? Вопросы? Дополнения?

– Нет у меня возражений, – сказал Ольховский, – и нет у меня вопросов. Но есть у меня, Николай Павлович, мысли по поводу.

– Мысли – это хорошо. Если только они направлены на выполнение задачи, а не на сомнения в ней.

– Диктатор, конечно, найдется.

– На бесптичье и коза шансонетка.

– Но там, где во Франции Наполеон или в Англии Кромвелъ, в России оказывается Керенский или в лучшем и одновременно худшем случае Сталин. Не попробовать ли самим? Не боги горшки обжигают. Или лучше иметь несколько кандидатур на замену? Кого ты будешь ставить в диктаторы? Князя Трубецкого, который вообще струсил прийти на Сенатскую площадь? Или к скандинавам обратимся за приличным варягом?

– Было бы место – а люди всегда есть, – сказал Колчак. – Завтра покажет.

– Черт, – сказал Ольховский. – Завтра – другое название для сегодня… а в этой стране за что ни схватишься – всегда все нужно было вчера.

– А вот и утро, – зло улыбнулся Колчак. – Которое вечера мудреней.

Когда-то к столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, когда творческие работники всех искусств вносили всемерный вклад в мировую сокровищницу Ленинианы, за что и получали премии имени Ленина, ходила масса анекдотов, отражавших безмерную любовь населения к вождю мирового пролетариата и заставлявших сердца миллионов биться в радостный унисон, ибо прочих радостей было не так много. Там фигурировали духи Запах Ильича, мыло По Ленинским местам, трехспальная кровать Ленин с нами, петергофский фонтан Струя Ильича, презервативы Ленинский маяк, скороходовские ботинки Ленинский путь, платяные щетки для чистки себя под Лениным, пинцет для выдергивания волос Ленинский пробор и масса прочего. Кстати уж, примерно тогда же лидер ленинградской кухни ресторан Метрополь выдал клиентуре фирменное блюдо – котлеты Залп Авроры: официально они значились в меню как котлеты по-киевски, на самом же деле название объяснялось тем, что при втыкании в горячую котлету вилки оттуда стреляли в рубашку едока четыре тугих струйки расплавленного масла, что могло служить сигналом к разборке с официантом.

Теперь представьте себе негодование сигнальщика, слышавшего эти и подобные им шутки в детстве от родителей, когда на рассвете он обнаружил в секторе наблюдения возмущающую зрение и разум картину: за мостом, непосредственно под набережной Кремля, болталась утлая лодчонка, время от времени посылаемая вперед неловкими тычками весла. Сунув лодку вперед, рыжий и лысый человечек в пиджачной паре и галстуке в горошек хватал шест и пихал его в воду суетливо и деловито. При рассмотрении в просветленную сиреневую оптику двенадцатикратного морского бинокля по движению губ лысого, обведенных рыжеватой порослью, читалось так ясно, что даже казалось ясно же слышимым: Здесь Aв'го'гa п'гойдет… Так… Здесь Aв'гo'гa пройдет…

Незнамо почему, но сигнальщик почувствовал себя обиженным до слез и даже оскорбленным до глубины души.

– Товарищ лейтенант! – взревел он на грани плача. – Полюбуйтесь!

Беспятых поднялся с топчанчика в штурманской, накинул на плечи шинель и, поеживаясь от озноба, вызванного более недосыпом, чем утренней прохладой, выбрался на мостик. Сначала он посмотрел просто так, потом убедился в бинокль, крякнул, вздохнул, высморкался, выпустил газы и закурил.

– А вот это, – сказал он наверх, исчерпав малый ритуал утренних дел, – является иллюстрацией к старому и известному тезису о том, что история повторяется дважды, причем если в первый раз в виде трагедии, то второй – в виде фарса. Лысая сволочь… Пугни-ка его!

Сигнальщик приладил во рту четыре пальца, надулся и засвистал с полосующим слух переливом, вонзая тончайшую ледяную иглу в мозг. Когда он отсвистал, мир обнаружился наполненным бесшумным звоном. Тогда он выхватил маузер и бешено и размашисто погрозил им.

Присевший и прикрывшийся руками человечек поспешно упал на банку, отчаянно дернул шнур подвесного мотора и с тарахтеньем, оставляя пенистый след, помчался прочь за поворот. Ныряя под мост и прежде чем исчезнуть за гостиницей Балчуг, он привстал и погрозил кулачком.

– Стрелять надо было, – зевнул Беспятых, размышляя, лечь ли досыпать или сказать вестовому принести кофе с камбуза.

Девятичасовые новости ОРТ сообщили между прочим, после пожара в Новосибирске и перед чемпионатом по теннису в Австралии:

– Сегодня ночью крейсер Аврора завершил переход из Санкт-Петербурга в Москву. Аврора встала на временную стоянку у Пречистенской набережной Москва-реки, перед Большим Каменным мостом.

Диктор Выхухолев строго посмотрел сквозь очки, и сейчас же его изображение сменилось кадром, снятым, очевидно, со стороны Боровицкой: неброско-серая Аврора на нем почти терялась, всосанная огромным фоном Дома на набережной, и тихо мокла под ноябрьским дождиком. Трансфокатор дал наезд на обвисший кормовой флаг, прошел по надстройкам и зафиксировался на сигнальном мостике, где сутулился сигнальщик в плаще с поднятым капюшоном. Едва заметно колебался бурый воздух над третьей трубой, выбрасывая выхлоп вспомогательной машины жизнеобеспечения корабля. На оттяжке коротковатой фок-стеньги стервец-оператор не преминул дать нахохлившуюся городскую ворону, вполне пародирующую унылого сигнальщика.