От обоих убитых сильно несло спиртным. В коляске мотоцикла лежало несколько бутылок коньяка, ящик Львовского пива и какой-то мешок. Открыв его, я обнаружил запасные магазины к автомату. Смочив тряпку карболкой, я тщательно протер оружие. Один автомат и пару запасных магазинов я положил на сидение рядом с собой, а все остальное спрятал в кузове.

Вскоре мне стали попадаться поставленные невдалеке от трассы палатки. Особенно много их было у озера. Тут же стояли автомобили, горели костры. Люди готовили пищу.

Я остановился и вылез из кабины. Возле ближайшей ярко-оранжевой палатки сидел на корточках мужчина лет сорока и пытался разжечь походный примус. Я подошел и поздоровался. Он ошалело глянул на меня. Я понял, что его поразил мой костюм, и отбросил шлем.

– Вы из Бреста?

– Бреста больше нет! Когда мы выезжали, он горел!

– Давно это у вас началось?

– Недели три назад. Многие покинули город раньше. Мы хотим укрыться в Карпатах, может, туда эпидемия не дойдет.

– Среди вас нет больных?

– Кто знает. Эта штука поражает внезапно. Вон, взгляните. – Он указал на палатку, стоящую от нас метрах в двадцати. От нее отделились двое. Они несли тело.

– Я уже привык к этому, – сообщил мне собеседник. – Ко всему человек может привыкнуть.

Я молча повернулся и пошел к машине.

Мне все чаще стали попадаться машины, стоящие на обочине. Хозяева отчаянно размахивали руками, показывая пустые канистры. Возле черной «Волги» с киевским номером стоял толстяк в сером добротном костюме. В левой руке он держал пустую канистру, а правой размахивал толстой пачкой денежных купюр. Я мысленно поблагодарил Бориса Ивановича, который не только залил бензином оба бака машины, но и предусмотрительно положил две полные канистры в кузов.

«Каждый за себя и один против всех», – вспомнил я не то услышанную, не то прочитанную где-то фразу. Человеческая сущность познается в экстремальных условиях. Героизм и самопожертвование во имя общества могут быть тогда, когда это общество существует.

Мое внимание привлекла фигура, одиноко стоящая на обочине. Я притормозил. Подъехав ближе, увидел, что это молодая женщина. Она держала на руках ребенка. Странно, что возле нее не было машины. Я остановился. Женщина подошла к кабине. Ей было не больше двадцати-двадцати двух лет.

– Я еду в Пригорск! – сообщил я, откидывая «забрало».

– Мне все равно. Если можете…

– Садитесь. – Я вылез из кабины и открыл дверь кузова. – Лучше сюда. Здесь безопасней.

Я помог ей войти и мы поехали дальше.

– Как вы очутились здесь, одна, на дороге, без машины?

– Машину у меня отобрали.

– Как это?

– Самым глупым образом. Девочка захотела… – она замялась стесняясь произнести нужное слово. – В общем, мы вышли. Тут, – продолжала она, – из-за кустов вышел мужчина, оттолкнул меня, сел в машину и уехал. Я уже три часа жду, что кто-нибудь меня подберет.

– А ваш муж?

– Умер, – просто ответила она.

– Простите.

– Ничего. Теперь это обычное дело… Да вы не бойтесь! – вдруг спохватилась она. – Мы не заразны! Муж просто не вернулся из командировки в Москву…

– Почему же вы думаете, что он умер? Может быть он жив и разыскивает вас?

– У меня в Москве родственники, они-то и сообщили о его смерти.

– Куда же вы?

– Сама не знаю. Все кинулись в Карпаты. Я тоже.

– А у вас нет никого из близких?

– Все мои близкие остались в Москве. Я москвичка.

– А жили в Бресте?

– Да, мой муж служил на таможне. Сама я кончила сельхозакадемию, но не работала по профессии, а преподавала в школе ботанику, биологию и зоологию.

– Как зовут вашу малышку?

– Наташей… так же, как и меня, – добавила она, слегка покраснев.

– Ну, а меня можете звать Владимиром. Знаете, у меня есть предложение… – Я кратко описал ей наше положение.

– Так это замечательно! – обрадовалась она. – Я, хотя и не работала агрономом, но кое-что понимаю в сельском хозяйстве и буду вам полезна. Во всяком случае, не стану есть хлеб даром.

– Вот и договорились!

Вскоре мы попали в плотную колонну машин. Особенно трудно было пробраться по мосту через реку. На выезде к машине подскочили три молодчика и стали рвать дверцу. Но, когда я показал автомат, их как ветром сдуло.

Чтобы не проезжать очередной населенный пункт, я свернул на проселочную дорогу. Помню, что ехал через какие-то села. В одном из них остановился у крайнего Дома, рассчитывая узнать, как ехать дальше, но из окна выглянул ствол ружья и по кузову шарахнуло картечью.

Начинало смеркаться, когда я снова выехал на шоссе. Теперь поток машин двигался мне навстречу. Машины были в основном с пригорскими номерами. Значит в Пригорске то же самое.

За спиной послышался плач ребенка и тихий шепот Наташи. Я обернулся:

– Дочка, видно, проголодалась?

– Да, наши продукты уехали вместе с машиной…

– Под сиденьем в сумке вы найдете все необходимое. Я просто не хочу останавливаться. Там, в сумке бутылка со спиртом. Перед тем как есть, хорошо протрите руки себе и дочке.

– А вы все предусмотрели…

– Всего не предусмотришь! – ответил я, резко сворачивая на обочину.

Навстречу на большой скорости мчался военный ЗИЛ. Еще секунду и он смял бы нашу машину как яичную скорлупу. ЗИЛ с шумом промчался мимо, едва не задев бортом мой УАЗик.

Вскоре поток машин уменьшился. В Пригорск мы въехали глубокой ночью. Фонари не горели. Темные окна домов говорили о том, что и здесь нет электроэнергии. Пришлось включить дальний свет.

Объехав «розу», я свернул на окраинную улицу, не рискуя ехать через центр. На вершине холма я остановил машину и вышел. Странно, непривычно выглядел родной город сейчас, с этой самой верхней точки. Глухая темнота. Тишина иногда прерывалась выстрелами, звоном разбиваемых стекол, криками. Временами темноту прорезали фары проезжающих автомашин.

Я снова сел в машину и спустился вниз до Люблинской. Здесь было совсем тихо. По-видимому, основные события развертывались в центре города, откуда доносились выстрелы и крики.

Мой дом, по сегодняшним меркам, находился в неприятном соседстве: рядом с мединститутом, у инфекционной больницы. Подъехав к нему, я остановился и всмотрелся в окна своей квартиры. В гостиной, сквозь занавеску слабо пробивался свет. Возможно от свечи или карманного фонаря. Я облегченно вздохнул.

Ворота во двор были открыты. Я загнал в него УАЗик и, захватив оружие, вышел из кабины, помог выйти Наташе.

Картина, представшая перед нами в моей квартире, была весьма живописная: заставленный бутылками стол, свеча, вставленная в горлышко одной из них, спящий за столом Николай с недопитым стаканом коньяка в руках, Юрка лежал на диване в объятиях какой-то полуголой девицы.

Я повернулся к Наташе и развел руками. Она только вымученно улыбнулась.

– Сейчас я вас устрою, – пообещал я. – Поскольку эти оболтусы здесь, то их комната свободна.

Однако на Юркиной кровати кто-то спал. Я подошел поближе и вздрогнул от неожиданности. Это был Фантомас, в миру Александр Иванович Паскевич, мой старинный друг и сокурсник, блестящий хирург-травматолог, трижды женатый и трижды разведенный, сложный конгломерат достоинств и пороков. Он лежал в одежде, уткнувшись носом в подушку и мелодично похрапывал. Густой запах перегара заполнил комнату. Наташа-маленькая заплакала.

– Сейчас, сейчас! – Успокоил я ее. – Сейчас ты поспишь, а завтра мы поедем смотреть лебедей.

– А где они? – спросила она, перестав плакать.

– На большом-большом озере! Там ты будешь жить с мамой в домике и к тебе приплывут лебеди.

– А они знают сказки?

– Наверное! Наташа, вам придется устроиться на диване в кабинете.

– Мне все равно. Где-нибудь… я и так уже причинила вам много хлопот…

Устроив маму с дочкой, я прошел в спальню.