— Вот, — девушка на миг скромно опустила глаза, — я пришла, чтобы познакомить тебя с твоим сыном. Правда, он замечательный?

Данте бросил довольно короткий взгляд на ребёнка и снова пристально уставился на гостью. Та сидела, перекинув ногу на ногу, и всем своим видом демонстрировала, что чувствует себя, как дома. И намерена продолжить чувствовать себя так в этом армоне на протяжении последующих лет шестидесяти.

— Замечательный, — подтвердил Данте, главным образом из вежливости. И, холодно сверкнув глазами, поинтересовался: — Сколько ему?

— Два месяца, — ответила Анита.

Данте задумался, явно погрузившись в вычисления. Судя по тому, как он помрачнел, расчёты сходились.

— Позвольте я угадаю? — расплылась в неискренней улыбке я. — Вы двое… — я щёлкнула пальцами, подбирая подходящее слово, — …подружились ровно одиннадцать месяцев назад?

— Ровно-неровно, но приблизительно одиннадцать месяцев, — пробурчал в ответ Данте.

— Прекрасно.

Я снова подарила ему неискреннюю улыбку.

— Данте, неужели ты сомневаешься в том, что это действительно твой ребёнок? — «изумилась» Анита. — Да ты только взгляни, как сильно он на тебя похож! Не правда ли? — обратилась ко мне она.

— О да, несомненно, сходства просто масса! — поспешила воодушевлённо заверить я. — Данте, ну, сам посуди, — обратилась я к по-прежнему скептически настроенному мужчине. — Две руки, две ноги! Голова одна, и мозгов в ней пока так же мало, как и в твоей. И действует на одних инстинктах. Право слово, твоя точная копия!

Последние слова я произнесла достаточно тихо, но Аните и первых хватило, чтобы больше не искать поддержки с моей стороны.

— Значит, ребёнок мой? — изобразил любопытство Данте, проигнорировав мою реплику. — Хм. Очень интересно. И почему ты сообщаешь мне об этом только сейчас?

— Не решалась, — опустила глазки Анита.

Выглядело это донельзя ненатурально. Скромность не шла ей вовсе.

— Значит, не решалась, — кивнул Данте. — А как насчёт этого?

И он извлёк из ящика стола небольшой перстень с круглым коричневым камнем. Я одобрительно хмыкнула: мои слова насчёт нехватки мозгов можно было взять обратно. Есть камни созидательные; их, например, используют для повышения урожая, а также и в медицине, с целью ускорения регенерации. А есть, напротив, камни с противосозидательным эффектом, как раз такие, как этот коричневый. Как раз на одно из применений таких камней намекал сейчас Данте. Зачать ребёнка, когда на палец одного из партнёров надето такое кольцо, совершенно нереально.

Однако у Аниты готов был ответ.

— Я просто сняла его тогда с твоего пальца, — повинилась она. — Видишь ли, ты был пьян и не заметил. А я подумала… В общем, ты мне так понравился, что я решила: если вдруг бог будет милостив и подарит мне ребёнка, то пусть он будет похож на тебя.

«Угу, с двумя руками, двумя ногами и пьяный», — подумала я.

— А потом я снова надела кольцо на твой мизинец, — с самым что ни на есть невинным видом сообщила Анита.

Вся эта история прозвучала так неискренне, что я уверилась в одном: шансов сделать актёрскую карьеру у Аниты не было. Но, впрочем, она, кажется, нацелилась на карьеру совсем другого рода.

— Подержи-ка пока ребёнка, милая.

Не дожидаясь моего ответа, девушка всунула младенца мне в руки. Сказанное сверху вниз «милая» вполне однозначно демонстрировало: «дракона» у меня на руке она хорошо разглядела.

— Донья Эстоуни — архивариус, а не нянька, — отрезал Данте.

— Ну и что? — Анита невинно похлопала глазками. — Она ведь здесь для того, чтобы выполнять твои распоряжения? Вот пусть немного погуляет с ребёнком, пока мы с тобой обсудим наши дела.

Кажется, Данте собирался поставить её на место, но я встала и со словами «И правда, пожалуй, мне стоит прогуляться» направилась к выходу.

Однако шла я достаточно медленно, что услышать продолжение разговора.

— Давай начистоту, Анита. Чего ты хочешь?

Голос Данте звучал настороженно и, по-моему, устало.

— Ну, мне казалось… — в словах Аниты, напротив, было полно кокетства, — …что ты как порядочный человек решишь узаконить наши отношения и дать ребёнку своё имя.

Ясное дело, ни больше, ни меньше. Я вышла из кабинета. С меня было довольно.

Я прижимала к груди крошечного младенца, и по моему сердцу разливалось щемящее чувство счастья. Материнский инстинкт, до сих пор дремавший в глубине моего сознания, внезапно пробудился и нашёл путь наружу, накрыв меня с головой. Ребёнок был настолько очаровательным, настолько хорошеньким, настолько совершенным. И, что немаловажно, это был ребёнок Данте. Пусть не от меня, пусть от другой, даже случайной, женщины. Всё равно это — его ребёнок. В его жилах течёт кровь Данте. И от этой мысли чувство нежности, которое я испытывала к этому крохотному созданию, перехлёстывало через край…

Чёрта с два. Возможно, правильная женщина на моём месте испытывала бы именно такие чувства. Моё же состояние было несколько иным. Я держала ЭТО в вытянутых руках и не знала, как с ним обращаться и что делать. Ребёнок плакал. Вопил на высокой ноте, и я понятия не имела ни по какой причине это происходит, ни как его успокоить.

— Бьянка! — радостно воскликнула я, увидев подоспевшую, наконец-то, горничную. — Какое счастье, что ты пришла! Помоги мне скорее! Как ты думаешь, чего он от меня хочет?

Бьянка осторожно приблизилась, обошла кругом, посмотрела на мальчика.

— Даже не знаю, — задумчиво проговорила она. — Может быть, он голодный?

— Чудесно! — процедила я. — Только, вот беда, у меня сегодня, как назло, с молоком перебои. Что будем делать, если он голодный?

— Так пусть мамаша его покормит, — рассудительно сказала Бьянка.

— Пусть, — согласилась я. — Но беда в том, что у мамаши в данный момент совсем другие дела. Надо искать кормилицу. Ты не знаешь, здесь в армоне у кого-нибудь есть грудные дети?

Должны же быть, по логике вещей. Слуг здесь проживает немало, многие из них семейные.

— А знаете, он не есть хочет, — заметила Бьянка. — Он же весь мокренький! Потому и плачет. Ему пелёнки надо поменять.

— Пелёнки. Поменять, — «глубокомысленно» повторила я. Всё бы хорошо, но я с трудом могла себе представить, как меняют пелёнки. Впрочем, начинать следовало с другого вопроса. — А где мы возьмём сухие пелёнки?

Ребёнок кричал всё громче, и от этого искать решение проблемы становилось ещё труднее.

— Дайте мне минут двадцать, я их у кого-нибудь найду, — оптимистично вызвалась Бьянка.

Мысль о том, чтобы ещё двадцать минут держать чадо на вытянутых (уж теперь-то точно вытянутых!) руках, в том время как оно продолжит вот так вот вопить на одной ноте, привела в ужас.

— А побыстрее решить проблему нельзя? — взмолилась я.

Бьянка оказалась человеком понимающим.

— Я сейчас что-нибудь приспособлю вместо пелёнок, — кивнула она и полезла в шкаф, где хранилось постельное бельё. — Сможете его пока распеленать?

— Попробую.

Распеленать ребёнка всё-таки должно быть легче, чем запеленать.

Я положила младенца на торопливо расчищенный Бьянкой столик. Освободить его от пелёнок действительно оказалось не так уж сложно. Оставшись голым и сухим, ребёнок действительно успокоился. Даже улыбнулся мне, и было что-то такое в этой детской улыбке, от чего сердце действительно чуть-чуть защемило.

Но ненадолго. Потому что дальше ребёнок занялся делом.

Видимо, пелёнкам досталось не всё. Вполне внушительная струя ударила мне в левый глаз, пробежала по волосам, описала дугу, забрызгав ковёр и, наконец, в качестве апогея, попала на голову самому ребёнку. Признаюсь откровенно, прежде я никогда не думала, что в этом процессе возможно намочить свои же собственные волосы. Как оказалось, возможно.

— Меткий мальчик, — произнесла я вслух после того, как все нецензурные мысли миновали, оставшись не озвученными.

— Да, они такие! — со знанием дела заверила Бьянка, передавая мне кусок чистой тряпки.