— Здравствуй, дитя, — произнес сбоку голос.

Жрец Омин стоял у дальнего окна, оглядывая город.

— Здравствуйте, отец Омин, — ответила с поклоном Сарин. — Я не помешаю?

— Конечно нет. — Он жестом подозвал ее поближе. — Как твои дела? Я не видел тебя на вчерашней проповеди.

— Простите, святой отец. — Принцесса покраснела. — Мне было необходимо появиться на балу.

— Ах так… Не вини себя, дитя. Общение и новые знакомства тоже важны, особенно когда оказываешься в незнакомом городе.

Улыбаясь, Сарин прошла между двумя рядами скамей и присоединилась к невысокому жрецу, стоящему у окна. Его маленький рост обычно не бросался в глаза; Омин соорудил перед скамьями возвышение, и когда произносил проповедь, его рост было трудно определить. Но, стоя рядом, принцесса ощущала, что возвышается над ним, как башня. Даже для арелонца он считался коротышкой, а Сарин едва доставал до груди.

— Тебя беспокоит что-то, дитя?

Омин имел обширную лысину и одевался в свободную мантию, подпоясанную белым кушаком. Кроме ясных голубых глаз, единственной его примечательной чертой оставался висящий на шее зеленый амулет Корати, вырезанный в форме эйона Оми.

Он был приятным человеком — чего Сарин не могла сказать про многих служителей бога. В Теоде встречались церковники, которые не раз приводили ее в ярость. Но Омин отличался вдумчивостью и отцовской любовью к прихожанам, хотя порой разговор с ним оказывался трудной задачей, поскольку жрец отличался привычкой неожиданно погружаться в свои мысли. Иногда он становился настолько рассеян, что мог молчать несколько минут, прежде чем вспоминал, что собеседник ждет его ответа.

— Я не знаю, к кому еще обратиться, отец, — произнесла Сарин. — Меня ждет обряд: Кручина вдовы, но никто не хочет толком объяснить, что это такое.

— Ах, — качнул блестящей лысиной Омин. — Новичку наши обычаи могут показаться непонятными.

— Почему мне никто не расскажет?

— Это полурелигиозная церемония, которая осталась от правления элантрийцев. А разговоры о великом городе в Каи обходят стороной, особенно верующие.

— И как мне узнать, что делать?! — с негодованием спросила принцесса.

— Не расстраивайся, дитя, — ласково успокоил жрец. — Табу держится в силу привычки, а не уставом церкви. Не думаю, что Доми станет возражать, если я удовлетворю твое любопытство.

— Спасибо, отец, — облегченно выдохнула Сарин.

— Поскольку твой муж умер, от тебя ожидают открытых проявлений горя, иначе люди подумают, что ты его не любила.

— Но я его и вправду не любила! Я даже его не знала!

— Тем не менее приличия требуют от тебя проявлять Кручину. Чем суровее испытание налагает на себя вдова, тем сильнее она показывает, как уважала и ценила покойного. Обойтись без Кручины, даже приезжей, считается дурным тоном.

— Но разве это не языческий ритуал?

— Да нет, — покачал головой Омин. — Ему положили начало элантрийцы, но он не имеет отношения к их вере. Это просто проявление человеческих чувств, которое переросло в достойную и приносящую пользу традицию.

Сарин приподняла брови.

— Если честно, я удивлена тем, как благожелательно вы отзываетесь об элантрийцах, отец.

Жрец усмехнулся, и его глаза засверкали.

— Пусть дереитские артеты ненавидят Элантрис; это не означает, что Доми следует их примеру, дитя. Я не верю, что они были богами, и многие элантрийцы переоценивали собственное могущество, но у меня имелись среди них друзья. Шаод забирал плохих людей наравне с хорошими, бескорыстных наравне с жадными. Я знавал благороднейших людей, которые жили в этом городе, и мне безмерно жаль, что это случилось с ними.

— Правду ли говорят, отец, что их покарал Доми?

— Все происходит по его воле, дитя. Но мне не кажется, что «покарал» — подходящее слово. Порой Доми насылает на мир катастрофы; в другой раз он поражает невинных детей смертельными болезнями. Элантрийцев настигло не проклятие, просто так уж устроен мир. Все меняется, все развивается но не всегда по прямому пути. Порой приходится упасть, порой — подняться; кто-то страдает, пока к другим приходит успех, — и все для того, чтобы мы научились полагаться друг на друга. Когда кого-то осеняет благословение, ему выпадает случай помочь другим, чья жизнь не столь легка. Единство рождается из раздора, дитя мое.

Следующий вопрос Сарин задала с некоторой заминкой:

— Так вы не думаете, что элантрийцы — то, что от них осталось, — порождения зла?

— Свракисс, как их называют фьерденцы? — весело переспросил Омин. — Нет, хотя я слыхал, что наш новый джьерн учит именно так. Боюсь, что его откровения только разжигают ненависть.

Принцесса задумчиво постукивала пальцем по щеке.

— Может, он того и добивается.

— Для чего? Чего он надеется добиться?

— Не знаю, — призналась Сарин.

Омин снова покачал головой.

— Не могу поверить, чтобы любой последователь бога, даже джьерн, опустился до такого.

Его лицо приняло отсутствующее выражение, и жрец, нахмурившись, задумался над ее предположением.

— Отец? — позвала Сарин. — Отец?

На втором вопросе Омин встряхнул головой, как будто удивляясь, что она еще здесь.

— Прости, дитя. О чем мы говорили?

— Вы так и не рассказали мне до конца, в чем заключается Кручина.

Частые собеседники коротышки-жреца привыкли к его провалам в памяти.

— Ах да. Кручина вдовы. Коротко говоря, дитя, ты должна оказать стране какую-то услугу — чем сильнее ты любила мужа и чем выше твое положение в обществе, тем сильней испытание. Большинство раздают бедным еду и одежду. Кстати, если ты займешься раздачей лично, будет еще лучше. Кручина — это служение людям, напоминание высшим мира сего об их человечности.

— Но где мне взять деньги? — Принцесса еще не решила, как попросить Йадона о содержании.

— Деньги? — удивленно переспросил Омин. — Ты же одна из богатейших вдов Арелона. Разве ты не знаешь?

— Как это?

— Ты унаследовала имение принца Раодена, дитя, — пояснил жрец. — Он был очень богат, его отец не допустил бы иного. При правлении короля Йадона наследный принц никак не может быть беднее герцога. По тем же соображениям для его величества окажется невероятным позором, если его невестка окажется несостоятельной. Тебе необходимо обратиться к придворному казначею, я уверен, что он позаботится о твоем наследстве.

— Спасибо, отец. — Принцесса благодарно обняла жреца. — Меня ждут дела.

— Я всегда рад тебе, дитя. — Омин обернулся обратно к окну.

Покидая часовню, Сарин была уверена, что он уже успел позабыть о ней и отправился в путешествие по своим мыслям.

Эйш ожидал ее снаружи, со свойственным ему долготерпением паря у двери церкви.

— Не понимаю, зачем ты так волновался, — обратилась к нему Сарин. — Омин хорошо относится к элантрийцам, он бы не возражал против твоего присутствия в часовне.

Эйш замерцал. Он не переступал порога кораитской церкви с тех пор, как много лет назад его вышвырнул за дверь патриарх Шу-Корат Сейналан.

— Я не против ожидания, госпожа. Меня не покидает предчувствие, что, несмотря на уверения жреца, мы оба будем признательны, если не станем попадаться друг другу на глаза.

— Не согласна, но я не хочу спорить. Ты слышал, о чем мы говорили?

— У сеонов превосходные уши, госпожа.

— У вас вообще нет ушей! И что ты об этом думаешь?

— Правильно проведенный обряд Кручины кажется мне подходящим способом получить признание в городе.

— Ты читаешь мои мысли.

— Одно замечание, госпожа. Вы говорили о дереитском яжьерне и Элантрисе. Когда я обследовал ночью город, то заметил, как Хратен расхаживает по городской стене. Несколько ночей подряд я возвращался туда и пару раз видел его. Кажется, он сдружился с капитаном элантрийской гвардии.

— Что ему надо от элантрийцев? — с досадой спросила Сарин.

— Я сам не понимаю, госпожа.

Принцесса нахмурилась, пытаясь свести воедино то, что она знала о действиях джьерна в Элантрисе. Ей не приходило в голову ничего путного. Возможно, разгадав загадку, ей удастся решить одну из своих проблем, а заодно досадить фьерденцу.