Ослепительный свет залил комнату. Тяжёлая рука сграбастала девушку за ворот («мамочки! мамочки! мамочки!») и швырнула на диван.

— Что, овца? Беды не нюхала?!

От удара у Тамы из глаз посыпались искры.

— Полегче, Толик. Она мне целой нужна.

«И Валентин здесь, — обмерла Тама. — Ну, сейчас начнётся…»

— Да ты че, Миядзаки? Ты гля на лярву! Она ж с козлом этим и в рот, и в грот, и в красную армию!

— Стал здесь. Умер. Понял?

Валентин подошёл к Таме. Поправил на её груди разорванную рубашку:

— Ну здравствуй, девочка моя. Что ж ты? Гуляешь с кем попало, от жениха бегаешь…

— Кто ещё жених?! Ты, что ли?

Разбитый глаз уже начал заплывать. Тама потрогала его пальцем и подтянула колени к груди. Будущее виделось ей всё более и более расплывчатым.

— Тома…

— Слышь, бугор, — перебил Павлов, — а может, её того… с нежностью?

— Пасть закрой с нежностью. И фильтруй базло. — Валентин повернулся к Таме: — Не жених, говоришь… Ты подарки брала? Брала. За красивые глаза, думаешь?

Тама хотела былб объяснить за что, но пороху не хватило. Пришлось отмолчаться.

— Вот, сама видишь. Но я гордый, навязываться не буду. Часы верни, и в расчёте. Ну? Что молчим?

— Нет у меня… часов…

— Правильно. Вот они.

В его руке мелькнул «Ролекс». Тама сжалась. Глядя на её лицо, Валентин смягчился:

— Жив, жив твой гадёныш, не бойся. Я просто так не убиваю… Но тебе многое придётся рассказать. — Взгляд его упал на пиалу: — Вот об этом, например.

Павлов с осторожностью коснулся пиалы пальцем. Отдёрнул. Покосился на Валентина:

— Это его, что ли?.. Колдуна твоего?

— Да, Толик. Видишь, как вышло? А теперь оставь нас наедине.

Когда телохранитель ушёл, Валентин присел на диван рядом с девушкой:

— Тома, слушай. Твой парень жив и в общем-то невредим. Я…

— Так в общем или невредим?!

— Да ты дослушай, дура! — обозлился он. — Пара рёбер, фингал… Ничего особенного. Давай лучше о Димуре поговорим.

— Ты и о нём знаешь.

— Я многое знаю, Тома. Не о том речь. Ты была у него, а значит, все мелкие обиды, — он подкинул в ладони «Ролекс», — в сторону.

Девушка насупилась, а Валентин продолжил:

— Он ведь тебе рассказывал, кто он, зачем?.. Вижу, что рассказывал. Димур — это сила. Письма куда угодно. Мгновенно. Понимаешь? А если послание не отдать — оно наполняется магией. Магией… — Валентин вытер испарину на лбу. — Я ведь когда-то фэнтези любил. Все снами жил, мечтаниями. А самая магия здесь, — он с хрустом сжал кулак. — Вот она. Толик любому назгулу сто очков форы даст. Короче, Тамара, нам нужна твоя помощь.

— В чём именно?

— Забьещь Димуру стрелку. Так, мол, и так, пиала твоя у меня, хочешь её обратно — выходи, потолкуем.

— Он не станет с вами разговаривать.

— Знаю. Разговаривать мы и не будем. Я был у Димура два раза. Мог бы и третий, да вот не сложилось. И знаешь, что я увидел? Царапину на щеке — от бритвы. А раз его можно ранить, значит, и убить можно.

С деланым равнодушием Валентин откатал штанину и вытащил из ножен «шварцмессер».

«Сейчас будет ногти чистить», — решила Тама.

Так оно и вышло.

— Нам квартира его нужна. Зеркало. Сам-то колдун — союзник ненадёжный. Морок наведёт, магией ударит, хрена ли? Мне требуется кто-то вместо него. А на кону — жизнь твоего парня.

— Понимаю, — Тама облизнула пересохшие губы, — А если… — она чуть помедлила, — твоё бандитьё не справится?

— Тогда, милая, всё будет зависеть только от тебя.

Грязные московские улицы слились в один гремящий, вопящий, воющий моторами водоворот. Тонированные стекла «Лендровера» серебрились весенними брызгами. Тама скорчилась на заднем сиденье, прижимая к груди пиалу.

Джип вёл Павлов. Рядом сутулился кадыкастый нескладёха с моноклем в глазу. Валентин сидел за его спиной. Они неспешно переговаривались на тягучем воровском арго. Для Тамы их болтовня была, что Каинова «трека калач ела» для филолога, — сплошные загадки.

— Теперь направо, — сказала она.

— Здесь поворота нет, — не оборачиваясь, бросил Павлов.

— Давай, Толян, жми, — отозвался Миядзаки. — А то пусть Денди за руль сядет.

Кадыкастый Денди осклабился. За руль его сажать было никак нельзя: под Новый год его раздухарило и он обещал своей подруге, что будет бить по машине в месяц. Зачем, никто не знал. Но две машины уже скончались (обе краденые), а март близился к концу. От Денди следовало ждать любых подвигов.

А Таму вело. Чувство избранности вновь захватило её. Путь к Димуру она нашла бы с закрытыми глазами.

Эх, если бы утром она не отмахнулась от голоса…

«Димур! — мысленно крикнула она, стискивая потными ладонями пиалу. — Димур, в бога порох, откликнись! Тебя ищут!»

Летучие мыши помалкивали. Не интересны были колдуну ни запутавшаяся в тридцати несчастьях гил, ни его собственная пиала.

— Налево теперь, — буркнула Тама. Валентин поднял бровь:

— Парня тебе не жаль. Думаешь, я не знаю, где колдун живёт? Шкурой чую, каждым миллиметром.

— А чего сам не штурманишь?

— Нельзя мне к нему. Есть причины.

Джип тряхнуло, и Тама увидела вокруг Валентина сияние. Зелёное, с ершистым «заборчиком» по краю. «Послания Слаг-Равина, — откуда-то прорезалось в памяти. — Пилообразная зелёная аура».

Её осенило.

Так вот откуда Валентин столько о Димуре знает. Вот откуда его сила. Присвоил таму, и запертое в нашем мире послание бунтует. Звенит перегретым паром в котле, цепным псом ярится — ищет, как бы сбежать.

Каково, интересно, сейчас Валентину? Каждую ночь видеть во сне чужие миры, томиться, рваться туда, куда путь заказан, зная, что навеки обречён жить здесь и сейчас, наедине с постылым могуществом? Глупый бедный властелин уголовников!

— Здесь останови. — Валентин искоса глянул на Таму: — Места узнаёшь?

— Узнаю.

— Вот и славненько. Значит, не заблудишься. Сейчас выйдешь во двор, позовёшь Димура.

— Нам следом? — настороженно спросил Денди.

— Нет. Ты засядешь на чердаке. Увидишь колдуна, стреляй при первой возможности. Если промахнёшься, считай себя трупом.

— За лоха держишь? — удивился тот. — Как этот Димур снайпера-то со двора снимет? Святым духом?

— Он тебя на беду посадит. Понял? — И повернулся к Павлову: — Теперь ты за главного. Расставляй ребят и дальше по плану.

С этими словами Валентин вышел из машины и растворился в воздухе. Отправился за Стэном, поняла Тама.

За прошедшие дни двор изменился мало. Полотно снега, раскроенное когда-то одиноким Таминым следом, так и осталось нетронутым. В синем небе клоком сахарной ваты застряло облако.

Тама вошла во двор, чувствуя себя в перекрестье прицелов. Где-то на крыше затаился снайпер Денди. За поленницей, у мусорных баков тоже прятались люди — Толик постарался на славу. Сам он шёл чуть впереди, настороженно озираясь по сторонам.

— Здесь остановись, — приказал он. — Пришли мы.

— Зачем? А Валентин сказал…

— Заткнись. — Толик достал портсигар и протянул Таме: — Будешь?

Та помотала головой.

— А вот я буду, — он закурил и поморщился. — Тебе правду надо знать. Хреново, если овцой сдохнешь… Не знаю я, что у вас там с Миядзаки, но ни как жена, ни как варюха ты ему не нужна.

— Кто-кто?

— Варюха, любовница. Слышь, девка… Я ведь раньше ни во что не верил. В колдунов не верил, в шмагию… А Валент мне доказал. Ты уже четвёртая, кого он с малявами гоняет. — Толик затянулся, выпустил дым. — Четвёртый раз я здесь. А дорогу хоть убей не помню. Специально искал — ну нет, нету этого двора нигде! Как-то он, Валент, вас чует, гонцов. И тебя почуял. И первую… земля ей синтепоном.

Ноги ослабли, сделавшись мягкими, непослушными. Синтепоновыми. Только сейчас Тама заметила, что вторую руку Толик держит в кармане куртки. Будь у него там пистолет, смотрел бы точнёхонько Таме в бок.

— Как это… синтепоном?

— Пошли, на скамеечку присядем, — предложил Толик. — Колдун этот как? Он ведь за гонцов отвечает. И за малявы тоже. Если какая пропадёт, видать, начальство его крепко вздрючит. Первую овцу мы в Нескучном отловили. Валент сказал её раздеть, маляву искал. Думал, больше маляв соберёт, силы больше. А по мне — хрень это все, морока одна…