Через час второкурсники, сытые, довольные и отогревшиеся около каминов, сидели в классе профессора Волкова, терпеливо дожидаясь, когда учитель вернется из больничного крыла. Сегодня они начинали изучать новый предмет, появившийся в их расписании в этом году: география волшебного и ближайших изученных миров, а также этикет, мораль и нормы поведения разумных существ их населяющих.

Семен Борисович самую малость опоздал к началу урока, что было неслыханным делом ввиду его строгой пунктуальности. И то, как учитель изредка неосознанно проводил языком за щекой, недвусмысленно говорило, что минимум на один зуб он похудел однозначно. Но это прискорбное обстоятельство не помешало ему уверенно начать урок.

— Прошу прощения за опоздание, — преподаватель по устоявшейся привычке не стал устраиваться на стуле, а присел на уголок стола, обведя приветливым взглядом учеников. — С этого курса мы с вами станем изучать кроме истории магии еще и близкую к ней по духу географию и нормы поведения…

— А на кой ляд она нам нужна? — глухо пробормотал Чпок, пытаясь пререканиями с незлобивым учителем отчасти приподнять свой напрочь рухнувший авторитет. Хотя бы в собственных глазах.

— Как это зачем, Гордий? — несказанно удивился профессор Волков, все же услышав ворчание недовольного второкурсника, и принялся теребить от нахлынувшего азартного возбуждения короткую бородку-испанку. — Каким вот образом вы, например, поступите, если вам нужно поговорить с незнакомым вам гномом? Представьте, допустим, вы заблудились в чужом неведомом мире, кстати, именно из-за незнания географии. В какую сторону двигаться, чтобы выйти к людям — неизвестно. А тут из-за деревьев, плотно окруживших тропинку, появляется он, — коренастый, борода заплетена в кучу длинных косичек, сам гном лохматый и насупленный. На одном боку у него болтается наполовину опорожненная фляга с местным крепким горлодером. С другого свисает увесистый кошель, битком набитый золотыми монетами. Из-за спины виднеется небольшой круглый щит. Левой рукой гном придерживает устроившуюся на соответственном плече щербатую и зазубренную секиру с короткой рукоятью. Из-под кустистых мохнатых бровей вас буравит неприязненный, как вам показалось, взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз…

Семен Борисович выдержал красивую театральную паузу, давая ученикам возможность воочию вообразить себя, жалкого, несчастного и одинокого посреди неведомой чащобы, наполненной таинственными и пугающими звуками, шорохами и голосами представителей местного животного мира.

— Замечательный пейзаж получился с вами в центре картины, не правда ли? И как вы поступите, Чпок, учитывая, что уже пару суток даже крошки во рту не побывало, а единственное доступное вам питье оказалось утренней росой на придорожной траве, правда, обильно произрастающей в этом дремучем лесу? Но совсем забыл добавить, что к уже описанным радостям — вы две ночи глаз не смыкали, опасаясь, как бы вас не слопали местные ночные зверюшки, которые так шумно себя вели невдалеке от вашего костра, правда, не решаясь пока выйти из сумрака на свет. Вот теперь можете немного подумать, как вам сейчас поступить. Но не очень долго, пока гному не надоело ждать ваших действий. А то ведь плюнет на все, отхлебнет из горла фляжки и опять исчезнет за деревьями, если в его хмельную голову не стрельнет мыслишка позабавнее.

Учитель истории, а по совместительству и географии со всем прочим, выжидательно замолчал. Класс тоже напряженно притих. Каждый из учеников сейчас мысленно проигрывал свою роль в этой красочно описанной ситуации, которая складывалась далеко не самым лучшим образом. И сценарий последующих действий у ребят писался с учетом их специфических характеров, так не похожих друг на друга, разве что за исключением неоправданной самоуверенности, что они, крутые второкурсники, обязательно выйдут с честью из любой сложной обстановки.

А и правда, что делать-то? Как поступить? Можно, конечно, попробовать убежать. Вряд ли коротышка гном, к тому же подшофе и при параде, в полной боевой выкладке, сможет догнать школьника. В свое время даже шутка среди учеников гуляла об их шустрости: «Три листоухих[61] из Остра[62] с легкостью уделают коня, а один студент Хилкровса — всех троих обгонит просто». И смело можно добавить, что проделает он это, не напрягаясь и легко, как сказала бы Янка. Конечно, если дело касается его драгоценной шкурки, над которой совсем не желательно ставить безрассудные эксперименты, проверяя, что крепче: она или секира гнома.

Так- то оно так! Да вот только придется потом опять самостоятельно пытаться найти дорогу к жилью. А живот уже давным-давно порыкивает на хозяина недовольным урчанием. И страх как пить хочется! Роса оказалась противной на вкус, горьковатой и вяжущей во рту, хотя с виду была на загляденье. Значит, нечего геройски драпать от гнома, лучше трусливо подойти к нему поближе и протянуть руку для знакомства. А потом поплакаться ему в жилетку, то бишь, кольчугу, что мамки нетути, тятька сгинул безвестно давным-давно, а мне, сиротушке горемычной, так питиньки хоца, что от урчания в голодном брюхе даже голову негде приклонить, забывшись тревожным сном вечного скитальца. Сжальтесь, дяденька! Проводите, а лучше донесите, туда, где меня согреют теплотой души своей.

(Не забыть по окончании речи:

— жалобно шмыгнуть носом, хотя насморка и в помине нет;

— ожесточенно поскрябать пятерней промеж лопаток, будто гоняясь за стаей кровопийцев-вшей;

— решительно зареветь, размазывая скупые слезы пыльным рукавом мантии;

— декоративно-обильно пустить слюни, не обращая на них внимания, пусть себе стекают по подбородку;

— ласково улыбнуться, так чтобы отчетливо были видны крепкие клыки;

— предложить вмазать на брудершафт горлодера из его фляжки и поспорить на исполнение любого желания, что гном первым скопытится, потому что мы, мол, и не такую дрянь пивали;

— весело подмигнуть и попытаться незаметно стибрить пару-тройку монет из кошелька не для воровства, а коллекции ради;

— нагло уставиться в глаза, дескать, дошло, о чем гутарю, зверь таежный по прозванью тугодум;

— грозно помахать у него перед носом волшебной палочкой, отгоняя назойливых комаров;

— рухнуть в голодный обморок, подглядывая за реакцией коротышки из-под мелко дрожащих ресниц;

— попытаться отнять секиру, если не получится сходу силой, то чуток опосля повторить попытку завладеть ею хитростью[63].)

Напряженный мыслительный процесс настолько живописно отразился на озабоченных мордашках учеников, что Семен Борисович, в конце концов, не выдержал и заливисто расхохотался. Только веселье преподавателя оказалось коротким. Несколько секунд спустя он резко прижал ладонь к щеке, сморщившись от боли и едва слышно застонав. Затем достал из крохотной коробочки пилюлю непонятного крапчатого цвета и со словами, что сразу, дескать, нужно было проглотить, смело положил ее на язык. Стоило только рукотворному шедевру Диорума оказаться во рту преподавателя, как он с бурным шипением растворился, не забыв на прощание глухо бабахнуть, словно воздушный шарик проткнули иголкой. Короткие волосы профессора Волкова вздыбились, встав торчком, будто у защищающего от нападения ежика. И даже бородка на пару с усами распушились, совершенно не желая возвращаться в прежний благопристойный вид. Но боль в том месте, где еще недавно коварно готовился к атаке на соседей притаившийся в засаде кариес, стремительно и бесповоротно исчезла.

— Гордий, вы готовы поделиться с нами своими откровениями об укрощении строптивых гномов-незнакомцев? — Семен Борисович решил не противиться судьбе, прекратив бесплодные попытки пригладить волосы, торчащие во все стороны.

— А чего здесь думать-то? — Чпок самодовольно откинулся на спинку парты, грызя кончик гусиного пера. — Просто подойду к нему, вежливо протяну руку для приветствия и представлюсь. А потом попрошу…