– Неправильно думать, что насаждаемая ныне форма экономики может что-то изменить. Как я уже сказал, у наших современных реформаторов чрезвычайно примитивное мышление, восходящее к тому вульгаризированному марксизму, который у нас господствовал до последнего времени. Они по-прежнему думают, как это было когда-то сформулировано в «Кратком курсе истории ВКП(б)», что, изменив «производственные отношения», мы обретем такие благоденствие и изобилие, которые характерны для высокоразвитых стран. При этом почему-то никто не обращает внимания на то, что рыночная экономика существует в большей части мира и тем не менее, как явствует из вполне объективных сведений ЮНЕСКО, каждый год в мире умирают от недоедания двадцать миллионов человек. И это при рыночной экономике.
В России никогда не было частной собственности в том смысле, о котором говорят нынешние демократы. Часто они ссылаются на Столыпина. Между тем, обратившись к столыпинской реформе, мы увидим, что земля, которой наделял Столыпин крестьян, могла быть продана ими только в Крестьянский банк. Причем крестьяне не имели права заниматься на этой земле ничем иным, кроме сельского хозяйства. А это совсем не то, что предлагается сегодня, когда с землей можно будет делать все, что угодно.
Что касается влияния реформ на нравственное состояние общества, то я должен сказать, что положение сейчас очень тяжелое, и главная беда – это наше телевидение. Я бывал за границей и вынужден констатировать, что ничего подобного тому, что творится у нас, на их телевидении нет. Там, например, по телевизору вы никогда не увидите обнаженное тело, не говоря уже о тех порнографических фильмах, которые крутят у нас каждый день. Я не ханжа, но когда дети смотрят сцены насилия и разврата – я считаю, что хуже этого ничего не может быть. У нас все время кричат, что на Западе полная свобода. Это не так. Многие свободы на Западе жестко ограничены и регулируются государством, и прежде всего касающиеся нравственности и здоровья граждан.
У нас, к сожалению, этого сейчас нет. Единственное, что меня обнадеживает, это не то, как ведут себя сегодня люди, а то, как они осознают свое поведение. В то время как западный человек может делать гадости и тем не менее считать себя благородным и порядочным, для русского человека продолжает оставаться свойственным осознание греховности своего поведения.
С грустью, правда, приходится говорить о том, что сейчас появились так называемые «новые русские», и особенно ужасно, что в основном это совсем молодые люди. В них ярко выражена какая-то особая жестокость, крайний зоологический эгоизм и стремление даже не к рынку, а, в сущности, к преступной деятельности. Это явление в основном касается столиц и крупных городов, где сосредотачиваются уголовные элементы и организованная преступность. Ведь не в деревне же она сидит! Там и украсть-то нечего. И вот это явление представляется мне достаточно опасным. Хотя я все-таки склонен думать, что оно не затронуло страну в целом.
– Подчас приходится сталкиваться с таким утверждением, что наши люди склонны к подачкам, что они корыстные и им только бы что-нибудь схватить, будь то гуманитарная помощь или что иное…
– Я хочу сказать, что это не корысть. Настоящая корысть свойственна западным людям. Западный человек не возьмет подачку – ему подавай нечто такое, что обеспечивало бы его благосостояние на годы. Он всегда загадывает вперед. Русскому же народу скорее присуща совсем другая черта. Я бы назвал ее легкомыслием или беспечностью. С одной стороны, это свойство приводит к тому, что люди не думают об упорном повседневном труде. С другой стороны, в этом есть даже что-то прекрасное. Ведь еще Бердяев сказал, что на Западе есть экономическая и политическая свобода, но у нас зато есть такая свобода духа и быта, которая там и не снилась. Западный человек, делающий политическую или экономическую карьеру, всегда зажат в жестокие тиски. Активно участвуя в рынке, он не просто работает, он живет рынком, он им грезит. Русский человек совсем не такой. Его понимание свободы всегда отличалось от западного. Для русского человека всегда было свойственно искание правды, внутренняя потребность «жить не по лжи», а не поиск личной корыстной выгоды. И в этом мне видится залог нашего будущего возрождения.
В России есть свой грех и своя святость[278]
В номере «Труда» от 17 января 1995 года была опубликована подборка мнений деятелей культуры, размышляющих о феномене русского патриотизма («Родину не выбирают»). По ряду причин в нее не вошла реплика Вадима Кожинова, литературоведа и публициста, одного из самых острых умов «русской партии». Это было определенной потерей, тем более что ряд мыслей, высказанных в заметке, можно было приписать кому угодно, кроме Кожинова.
«…Более антипатриотичного народа, чем русский, на свете нет. Проклятия в адрес своей страны можно услышать и от обывателя, и от величайшего национального гения… Англичанин и иранец, индиец и француз считают свою страну лучшей в мире. Русский человек искренне полагает, что это последнее место на земле…»
Предыстория разговора и обусловила первый вопрос.
– Вадим Валерьянович, может быть, это чувство национальной неполноценности имеет под собой реальное основание и Чаадаев, говоривший об ошибочности исторического пути России, был прав? Наша страна движется от одного поражения к другому: от Смутного времени к революции, от революции к сегодняшнему разорению.В XVII веке один из первых русских публицистов Иван Тихонович Посошков сравнивал полк служилых людей со стадом: «… лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не имеют; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили – ничего!..» Современные параллели, на мой взгляд, напрашиваются сами собой.
На протяжении всей нашей истории бросается в глаза чудовищная российская неэффективность: войны, в которых мы, по выражению Астафьева, «заливаем противника собственной кровью и закидываем своими костями», заводы, каналы и города, которые и при Петре I, и при Сталине возводятся на трупах строителей…
– Ваш вопрос – еще одно свидетельство того, о чем я говорил: в сравнении с другими народами у русских чрезвычайно ослаблено патриотическое чувство. Но вызвано это не теми вполне реальными вещами, которые вы имеете в виду, а более сложными моментами. Во-первых, огромностью страны. Уже в XI веке Русь занимала территорию, равную всей Западной Европе. Во-вторых, Россия всегда была многонациональной: русские нигде не шли на то, чтобы уничтожить какой-либо народ. Полиэтничностью огромной страны, не дающей русским права настаивать на своем, и обусловлена ослабленность российского патриотизма.
Но сейчас в Российской Федерации русских 82 %, а из оставшихся 18 % только процентов шесть могут считаться другими народами – прочие давным-давно обрусели. Между тем во Франции французов около 80 %, в Англии – 73 % англичан, в Испании 70 % испанцев. Но эти страны никто не считает многонациональными…
– Но это же совсем разные вещи! Одно дело – алжирские эмигранты во Франции и выходцы из Вест-Индии в Британии, и совсем другое – мордвины, чуваши, якуты и татары, жившие на своей земле задолго до того, как туда пришли славяне. Такого калейдоскопа народов и народностей в Западной Европе нет.
– Калейдоскоп был уничтожен. Если вспомнить все сметенные с лица земли народы, жившие на территории основных западноевропейских стран, то вы ужаснетесь. Причем делалось это совершенно систематически. Гуманнейший и просвещенный английский историософ Арнольд Тойнби с торжеством рассказывает, как были уничтожены народы, не принадлежавшие к основной европейской цивилизации. От пруссов осталось лишь слово «Пруссия» – а это был самый мощный, самый высококультурный из всех прибалтийских этносов…
– Не забудьте о славянах в Германии, целиком и полностью вырезанных во время Столетней войны…
– Про это нечего и говорить. Все, что находится восточнее Эльбы, в течение долгих веков было основной славянской областью. Вся топонимика Восточной Германии славянская – и Эльба, и Берлин, и Бранденбург… А Франция, завоеванная германскими племенами? Там жили кельты, которые были полностью уничтожены. В России же нет ни одного исчезнувшего народа. И половцы, и печенеги, и берендеи потеряли себя, лишь войдя в состав Монгольской империи. Живя в сфере русского влияния, они сохраняли свою самобытность.
