Она стонет, и я смотрю, как она извивается в зеркале передо мной.

Господи, она богиня.

– Посмотри, как ты светишься, Анастейша.

Я пересекаю дорожкой поцелуев ее шею и плечо, потом отпускаю, оставив ее, и она открывает глаза, когда я отхожу назад.

– Теперь сама, - говорю я ей, интересно, что она сделает.

Она колеблется мгновение, потом ласкает себя одной рукой, но не столь восторженно.

Ох, это никуда не годится.

Быстро я скидываю липкую рубашку, джинсы, и нижнее белье, освобождая мой член.

– Что, я справляюсь лучше? –  спрашиваю я, устремив горящий взгляд в зеркало.

– Да, о, да, прошу тебя, - говорит она, отчаянно нуждающимся голосом. Я обхватываю ее руками, моя грудь напротив ее спины, мой член упирается между ее прекрасными, милыми ягодицами. Я беру ее руки в свои еще раз, направляя их на ее клитор, одновременно, снова и снова, нажимая, поглаживая и возбуждая ее. Она хнычет, а я покусываю ее затылок. Ее ноги начинают дрожать. Я резко поворачиваю ее так, что она смотрит на меня. Я хватаю ее запястья в одну руку, держа их за ее спиной, пока тяну ее за хвостик с другой стороны, приближая ее губы к моим. Я поцеловал ее, впиваясь в ее рот, упиваясь ее вкусом: апельсиновый сок и сладкая, сладкая Ана. Ее дыхание прерывистое, как мое.

– Когда у тебя начались месячные, Анастейша?

Я хочу трахать тебя без презерватива.

– Вчера, – выдыхает она.

– Хорошо.

Я делаю шаг назад и снова разворачиваю ее.

– Обопрись о раковину, – командую я.

Схватив ее бедра, я немного приподнимаю и тяну ее назад, так чтобы она наклонилась. Моя рука скользит вниз по ее попе к синей нитке, и я вытягиваю тампон, который  бросаю в унитаз. Она ахает, от потрясения я думаю, но я схватил свой член и быстро скользнул в нее.

Я дышу сквозь зубы, со свистом.

Черт. Она чувствуется так хорошо. Так хорошо. Кожа к коже.

Я отодвигаюсь назад, затем погружаюсь в нее еще раз, медленно, чувствуя каждый драгоценный дюйм ее тела. Она стонет, и я чувствую ответные толчки.

Ах да, Ана.

Она цепляется крепче за мрамор раковины, а я, набирая скорость, хватаю ее бедра, быстрее, быстрее, удар за ударом. Тверже, резче. Обладая ею.

Не ревнуй, Ана. Я хочу быть только с тобой.

Ты.

Ты.

Мои пальцы нашли ее клитор, и я дразню и ласкаю ее, ласкаю так, что ее ноги начинают дрожать еще раз.

 – Так?так, детка, хорошо, - бормочу я, мой голос охрип, я врываюсь в нее бешеным наказывающим ритмом.

Не спорь со мной. Не борись со мной.

Ее ноги немеют, словно земля уходит из под ног, а ее тело начинает дрожать. Внезапно она вскрикивает, оргазм захватывает ее, я следую за ней.

– О Ана! - я дышу, отпуская ее, мир исчез, я внутри нее.

Черт.

– О, детка, тобой невозможно пресытиться!

Я шепчу, опускаясь на нее, прижимаясь к ее телу. Она стонет и прижимается в ответ.

Медленно опускаюсь на пол, опуская ее рядом с собой и обнимая. Она сидит, ее голова у меня на плече, она все еще тяжело дышит.

Сущий Господь.

Была она когда-нибудь такой?

Я целую ее волосы, и она успокаивается, ее глаза закрыты, ее дыхание постепенно возвращается к нормальному, я обнимаю ее. Мы оба потные и горячие во влажной ванной, но я не хочу быть больше нигде.

Она отодвигается.

– У меня идет кровь, – говорит она.

– Мне все равно, – я не хочу ее отпускать.

– Я вижу, – отвечает она сухо.

– Тебя это беспокоит?

Так не должно быть. Это естественно. Я знаю только одну женщину, которая брезговала сексом во время месячных, но я бы и не попросил ее об этом.

– Ни капельки, - Ана смотрит на меня ясными голубыми глазами.

– Давай примем ванну,- я освобождаю ее, она мгновение хмурится, глядя на мою грудь. Ее румяное личико теряет часть красок, затуманенные глаза встречаются с моими.

– Что случилось? –  спрашиваю я, встревоженный выражением ее лица.

– Твои шрамы, это ведь не ветрянка?

– Нет, не ветрянка, - мой тон просто арктически холоден.

Я не хочу говорить об этом.

Стоя, я беру ее за руку и поднимаю на ноги. Ее глаза расширяются от ужаса.

Она будет меня жалеть.

– И нечего так смотреть на меня, - предупреждаю я, и отпускаю ее руку.

Мне не нужна твоя жалость, Ана. Не лезь в это.

Она изучает свою руку, пристыженная, я надеюсь.

– Это она? - ее голос практически не слышен.

Я бросаю на нее сердитый взгляд, ничего не сказав, пытаюсь сдержать внезапный гнев. Мое молчание заставляет ее взглянуть на меня.

– Она?   -я зарычал,- Миссис Робинсон?

Ана меркнет от моего тона.

–  Нет! Незачем делать из нее чудовище, Анастейша. Не понимаю, тебе что, нравится обвинять ее во всех грехах?

Она смиренно опускает голову, избегая зрительного контакта, проходит мимо меня быстрым шагом, и заходит в ванну, утопая в пене, поэтому я не могу больше видеть ее тело. Смотрит на меня, взгляд виноватый и открытый, она  говорит:

– Я просто подумала, каким бы ты был, если бы не встретил ее. Если бы она не приобщила тебя к своему… своему образу жизни.

Чертов с два. Мы вернулись к Элене.

Я шагнул в сторону ванной, нырнул в воду и сел с другой стороны, вне ее досягаемости. Она смотрит на меня, ожидая ответа. Тишина между нами набухает, пока все что я слышу - это стук крови у меня в ушах.

Черт.

Она не сводит с меня глаз.

Опусти взгляд, Ана!

Нет. Это не должно произойти.

Я качаю головой. Невыносимая женщина.

– Если бы не миссис Робинсон, возможно, я пошел бы по стопам матери.

Она прячет влажный завиток за ухо, соблюдая тишину.

Что я могу сказать об Элене? Я думаю о наших отношениях: Элены и меня. Те бурные годы. Тайны. Скрытые отношения. Боль. Удовольствие. Выпуск... она внесла в мой мир порядок и спокойствие.

– Меня устраивали ее любовные причуды, - говорю я задумчиво. Почти про себя.

– Устраивали?-  в недоумении спрашивает Ана.

– Да.

Реакция Аны ожидаема.

Она хочет знать больше.

Черт.

 – Она не позволила мне свернуть на кривую дорожку, – говорю я тихо. – Трудно расти в идеальной семье, если ты не идеален.

Она громко вздыхает.

Проклятье. Не люблю говорить об этом.

– Она все еще любит тебя?

Нет!

– Вряд ли. Сколько можно повторять, это было давно. Я не могу изменить прошлое, даже если захочу. А я не хочу. Она спасла меня от меня самого. Я ни с кем этого не обсуждал. За исключением доктора Флинна. И единственная причина, по которой я рассказал это тебе: я хочу, чтобы ты мне верила.

– Я верю, - говорит она. – Но хочу знать больше! Всякий раз, когда я пытаюсь разговорить тебя, ты меня отталкиваешь.

– О, бога ради, Анастейша, что ты хочешь знать? Что я должен сделать?

Она опускает глаза на свои руки под водой.

– Я просто пытаюсь понять тебя, ты для меня – загадка. И я счастлива, что ты отвечаешь на мои вопросы.

Внезапно, с полной решимостью, она продвигается ко мне и припадает к груди, кожа к коже.

– Пожалуйста, не злись на меня, – шепчет она.

– Я не злюсь, Анастейша. Просто я не привык к таким допросам. До сих пор только доктор Флинн и…

Черт.

– Миссис Робинсон? Только с ней ты бываешь откровенен? – шепчет она, голос ее дрожит.

– Да.

– О чем вы говорите?

Расплескивая воду на пол, я поворачиваюсь, чтобы видеть ее лицо.

– Никак не уймешься? О жизни, тайнах вселенной, бизнесе. Мы с миссис Робинсон знакомы сто лет, нам есть о чем поболтать.

– Например, обо мне? – интересуется Ана.

– И о тебе.

– Почему вы говорите обо мне? – в ее голосе слышится печаль.

– Я никогда не встречал никого на тебя похожего, Анастейша.

– То есть? Все прочие с ходу подписывали контракт, не задав ни единого вопроса?