— Вот это мне фартануло — ухмыляется Давид, стоящий на пороге. От разочарования я едва не реву. — Хотел с братишкой поболтать, а тут такая фея. Ну, что куколка, не хочешь порезвиться? Я заплачу, сколько там стоит время, проведенное с тобой?

Я чувствую запах алкоголя, исходящий от мужчины, стоящего напротив меня, и понимаю, что меня сейчас просто вывернет наизнанку от горькой тошноты, поднимающейся по пищеводу.

— Давид, вы пьяны — говорю, дрожащим голосом. Он испускает флюиды опасности, от которых у меня начинают предательски дрожать колени. — Денис в моей спальне, хотите, я позову его?

— Нет, не хочу — кривляясь, отвечает мне брат хозяина. — Ты гораздо интереснее, шлюшка. Дэн, кстати, сразу рассказал мне, кто ты такая. Ох, какая же ты горяченькая, сладкая, так бы и съел.

— Пожалуйста, не нужно — вскрикиваю, когда мужская рука, рывком сдергивает с меня полотенце. — Прошу вас.

— Зря ты строишь из себя недоторогу. Твой дорогой Дэн, не будет против, если его брат позабавится с проституткой, которую он притащил в наш дом.

— Убери от меня свои поганые руки — шиплю я, прекрасно осознавая, что не смогу справиться с сильным, пьяным мужиком, имеющим в отношении меня гнусные намерения.

— Ах ты, сука — сильный удар по лицу, отбрасывает меня в глубину комнаты. Не удержавшись на ногах, я падаю. Боль обжигает руку, которую я машинально подставила, чтобы не удариться лицом об пол. — Я не привык, что бы со мной так разговаривали, дрянь — схватив за волосы, он тащит меня к кровати. Надсадный крик вырывается из моего больного горла, за что я снова получаю болезненный удар, теперь уже по ребрам. Расширившимися от ужаса глазами, смотрю, как Давид рывком сдирает с себя брюки. Его член, покрытый вздувшимися, синими венами, готов к бою. Даже, плакать, уже нет сил, просто тихо поскуливаю, наблюдая приближение насильника.

— Давай, сука, умоляй меня о пощаде. Тебе же нравится такое отношение, любишь, когда унижают? Наш дорогой Дэни на это, большой мастак. Весь в папулю своего биологического — противно улыбается Давид, и вдруг, с силой сжимает мое горло, пригвоздив к, моментально ставшей каменной, кровати. Я не могу вымолвить и слова, боясь, что сейчас потеряю сознание от удушья, и, смирившись, прикрываю глаза, из которых по щекам текут огненно обжигающие слезы. Только бы не видеть лица мужчины, смотрящего на меня с превосходством и похотью. Давид с силой раздвигает мои судорожно сжатые колени. Чувствую толчок, и ощущаю, как стальная рука, сжимающая мое горло, резко разжимается. Воздух устремляется в легкие, заставляя закашляться, до рвотных спазмов, до удушья. Потому не понимаю, не вижу, как тело мучителя отлетает, с грохотом ударившись о стену.

— Убью — слышу я звенящий яростью, голос моего хозяина, наступающего на своего брата. Таких глаз у него я еще не видела. Глаза зверя, глаза убийцы, способного на все.

— Брат, ты чего? Из за бляди, готов меня искалечить? — вытирая кровь с губы, издевательски усмехается Давид, бесстрашно глядя на Дэна, а потом, делает молниеносный выпад в его сторону.

— Это моя игрушка. Я тебе сотни раз говорил, не смей трогать мои вещи — рычит Дэн, с легкостью уходя от сокрушающего удара. Он двигается, как хищный кот, мускулы, на обнаженном торсе перекатываются, вызывая у меня слюноотделение.

— Да, понял я, понял. Наш Дэни, нашел себе, подходящую ему по статусу пару. Ублюдок и шлюшка. Звучит, как название пошлого кинишки. — издеваясь кривляется Давид. На лице хозяина, вдруг появляется растерянность, он замирает, а потом спокойно говорит

— Пошел вон, или я убью тебя.

— Так же, как твой папуля убил матушку? Что ж, прекрасно, гены ни куда не денешь — отвратительно смеется мужик, и я понимаю, что сейчас сама бы убила его, не сомневаясь и минуты, за то, что он сделал с моим хозяином. Это посильнее ударов физических. Дэн растоптан, морально. Чуть дышит, опускается на колени, и схватившись руками за голову, беззвучно плачет. И только тут, замечаю Глашу. Она стоит в дверях, зажав рот руками, содрогается всем телом. Давид гордо выходит из комнаты, с превосходством глядя на испуганную женщину.

— Давай, беги, стучи отцу. Этого выскочку, давно пора поставить на место- говорит он Глаше — а с тобой, я не закончил — зло усмехается он, испепелив меня взглядом. — Катя, оденьтесь, и позовите Николая Георгиевича — взяв себя в руки, твердо говорит мне Глаша, опускаясь на колени, возле скрючившегося на полу Дениса.

— Нет, я не оставлю его ни на миг — кричу я. Мысли, слова путаются в голове, видимо от шока. Мне страшно, видеть его в таком состоянии. Синие, невероятные глаза моего хозяина пусты. Лучше бы он смотрел на меня с презрением, оскорблял. Лишь бы не лежал сейчас, словно мертвый, только бы снова стал похож на себя, а не на сломанную куклу, из которой по капле высосали жизнь.

— Оденься, быстро — приказывает Глаша. Я натягиваю на себя теплую пижаму, под тихие причитания няни, качающей на коленях безжизненное тело своего любимца. — Не своди с него глаз — тихо просит она и молнией убегает.

Я ложусь рядом с Дэном, и он прижимается ко мне всем телом, словно хочет слиться, врасти в меня. Обнимаю его рукой, и вдруг вспоминаю колыбельную, идущую изнутри, из темных глубин моей памяти.

Спи малютка мой прекрасный

Баю-баюшки баю

Спи, покойся, за тобою, я без устали смотрю

Сам Господь с высот небесных в колыбель глядит твою

Спи мой ангел, спи прелестный

Баю — баюшки баю.

Я пою, заливаясь слезами, вороша рукой волосы того, без кого уже точно не смогу жить, прижимая к себе его вздрагивающее тело.

Давид выскочил из дома, задыхаясь от клокочущей внутри злости. Почему? Ну почему ему, этому выскочке Дэну, достается все, самое лучшее? С самого детства, он чувствовал себя ненужным, не таким любимым, как его никчемный, больной на голову, приблудыш — братец, с которым все носились, словно с писаной торбой.

— Аккуратнее, молодой человек — буркнул, неприметный, плохо одетый мужчина, недовольно. — Вы меня, чуть с ног не сбили.

Давид брезгливо поморщился, с презрением глядя на человека, которого даже не заметил, ослепленный своей яростью.

— У вас, что — то случилось? — участливо поинтересовался оборванец, обнажив в улыбке желтые, прокуренные зубы. — На вас лица нет.

— Вали давай, отсюда — Давид не терпел нищеты. Он презирал людей, так разительно от него отличающихся. Что было бы с Дэном, если бы все пошло по — другому? Может, он бы тоже шлялся по улицам, одетый в отрепья, в точно такой кепке, которая надвинута почти на глаза отвратительного бомжа, с засаленным от миллиона прикосновений, козырьком. Давид усмехнулся. — Хотя, нет. Подожди. Хочешь выпить?

— Кто ж откажется — осклабился мужик, вновь показав крупные, крепкие зубы.

— Пойдем — поманил его Давид, мысленно передернувшись от отвращения и какого — то странного, сверхъестественного страха, вызванного улыбкой странного собутыльника. Мужчина засеменил за ним, чему то тихо про себя посмеиваясь.

— Не, братан, меня сюда не пустят — без тени расстройства, сказал оборванец, подойдя к дверям заведения, принадлежащего Давиду.

— Не ссы, братан — передразнил он мужика, восторженно наблюдающего за халдеем Сергеем Михайловичем, бывшим военным, услужливо распахнувшим перед ними дверь в дорогой ресторан. — Этот, со мной — кивнул он головой, на своего нового знакомого — Нам виски, и какой ни будь закуси.

— Да, господин Горячев. Будет сделано — выдохнул халдей, доставая из кармана небольшую рацию.

— Крут ты, парень — присвистнул мужик, но Давиду, почему — то в его тоне послышалась издевка.

2002 год. Тавда

Они брели по реке, вот уже второй день, почти не разговаривая, подгоняемые собачьим лаем, разносящимся над темными, старыми соснами. Ледяной холод пробирал до костей, но останавливаться было подобно смерти.

— А ты, чухан, не совсем пропащий — похвалил его блатной, тяжело обвалившись на каменистый берег. Редкие передышки, не давали мужчине желаемого отдыха. Лева хрипел, организм отзывался застарелым, не леченым туберкулезом. «Сам бы не сдох» подумал убийца, прекрасно осознавая, что без вора он не уйдет от погони.