Дэн

Кровать все еще хранит тепло ее тела, и тонкий, женственный аромат. «Ушла» — думаю я с сожалением, прокручивая в гудящей от похмелья голове, свое идиотское поведение. А потом, просто утыкаюсь лицом в подушку, гоня прочь мысли о странной шлюхе. Встать сразу не получается, комната кружится в глазах, словно карусель.

— Твою мать — рычу я, едва не упав на диван, на котором спит она, свернувшись калачиком. — Какого черта ты здесь делаешь? Я кажется велел тебе убираться.

Она вздрагивает, и с трудом размыкает веки. Дурацкая, ничего не скрывающая, ночнушка задралась, обнажив вполне себе аппетитные полукружия ягодиц, от чего мой член мгновенно оживает и рвется в бой.

— Простите, хозяин — шепчет Кэт, приводя меня своими словами в еще большее возбуждение — я только недавно заснула.

— Вопрос, почему ты спишь здесь, а не рядом со мной, как я тебе велел? — приподняв бровь, смотрю на нее, не в силах отвести взгляда от вздымающейся груди, просвечивающей сквозь паутину кружева.

— Вы очень неспокойно спите — с вызовом говорит она, прожигая меня ведьмячьими своими глазищами — Я несколько раз оказывалась на полу.

— На, оденься — бросаю ей свою пижаму, извлеченную из недр гардероба. Если она не прикроет свои прелести, я не сдержусь и просто накинусь на нее. Кэт проследив мой похотливый взгляд устремленный в район ее груди, спохватывается и, покраснев, прикрывает ладошками заострившиеся соски.

— Да уж, — смеюсь я, пожирая ее глазами, которые лишившись объекта внимания, опускаются ниже, к темному треугольнику волос, внизу плоского, женского животика. Рот тут же наполняется тягучей слюной, а желание становится невыносимым. Жгучим, словно кайенский перец. — Жаль, что у тебя всего две руки. Успокойся, ты не в моем вкусе.

— А помоему, как раз в вашем, — насмешливо говорит эта наглая сука, явно намекая на мою эрекцию.

— Не обольщайся. Я так реагирую на любую бабу, разгуливающую голышом по моей комнате.

Она тут же становится бордовой, и начинает натягивать на себя мою пижаму. Я едва сдерживаюсь, чтобы не застонать от разочарования. Что мне мешает просто взять ее, и трахнуть, прямо здесь и сейчас? Она приподнимает ногу, пытается попасть ею в штанину, и я теряю контроль над собой, опрокидываю на кровать, стараясь не смотреть в расширившиеся от ужаса глазищи, рывком сдергиваю с себя, ставшие мне тесными, дорогие «боксеры». Пелена горячего возбуждения накатывает волнами, лишая разума. Я не вижу молчаливых слез, стекающих по щекам Кэт, ослеплен разрывающей тело похотью.

— Блядь, — рычу, раздирая на ней, мешающие мне тряпки. Кэт лежит, не шевелясь, плотно сомкнув круглые колени, как будто это может мне помешать. Впиваюсь зубами в ее сосок. Шлюха вскрикивает от неожиданности и боли, но вновь до скрипа сжимает зубы, глядя на меня с лютой, ледяной ненавистью.

— Ненавижу, — выдыхает она, и сжимается, словно ожидая удара. Мне все равно. Раздражает только ее спокойствие и несопротивление. Если бы она кричала, кусалась, царапалась, было бы существенно интереснее.

Стук в дверь, громкий, настойчивый, отрезвляет меня. Я с неохотой отрываюсь от своей жертвы, и накинув на бедра простыню иду открывать. Она лежит недвижимо, даже не стараясь прикрыть свою наготу.

— Денис, Катя у тебя? — спрашивает стоящая на пороге мама, с любопытством пытаясь заглянуть мне за плечо.

— Да, и ты оторвала меня от очень интересного занятия — улыбаюсь я, с удовлетворением отмечая, как щеки родительницы становятся пунцовыми. — У тебя, что — то срочное, или мы можем продолжить наши упражнения с Кэт.

— Да, конечно — матери неудобно, явно хочет быстрее исчезнуть, но что- то ее держит — Только потом, передай девочке, что бы зашла к отцу. Он хотел ее видеть.

— Обязательно — улыбаюсь и захлопываю дверь перед носом женщины, которая меня воспитала. В душе клокочет злость. Какого черта отцу нужно от этой девчонки, и почему они вновь лезут в мою жизнь?

— Пошла вон, сука! — приказываю я шлюхе, глядящей на меня обреченным взором, будто она виновата в моих проблемах с семье. Она собирает разорванную мной одежду, вздрагивая острыми плечами, молча, чем еще больше меня раздражает. Раздражает, и вместе с тем, я до смерти хочу ее. До дрожи, до тряски.

— Ты животное — вдруг говорит Кэт, в глазах ее пылает ненависть. — Больной ублюдок, возомнивший себя властелином мира, — уже не сдерживаясь, кричит она, содрогаясь всем телом. А у девчонки то, истерика. Интересно, как она оказалась у Борюсика? Я подхожу к прикроватной тумбочке, и достаю из портмоне пачку денег, даже не пересчитывая, кидаю их на кровать возле нее.

— Что это? — изумленно спрашивает Катя.

— Дополнение к твоему гонорару, — ухмыляюсь, глядя, как она берет в руку банкноты. — Я передумал. Эту неделю ты будешь со мной. Доиграешь свою роль до конца.

— Да, пошел ты — кривая усмешка пересекает милое личико, делая похожей Кэт на злобную фурию — Сам варись в котле своего безумного самолюбия, и злобы. Ты мне противен.

Деньги, кружась, разлетаются по комнате, словно осенние листья. Кэт уходит, даже не повернув головы в мою сторону. Маленькая, гордая птичка. Ну, ничего, и не таких обламывали. Гребаная сука, я никогда не смогу понять, что нужно таким, как она. Сейчас мне хотелось лишь одного, владеть ее телом, жестко вбиваться в нее, заставляя извиваться подо мной. Намотать на руку ее волосы, и просто трахнуть, может тогда она перестанет мне казаться такой невообразимо притягательной. Член снова запульсировал, от образов пронесшихся в моей голове. Я застонал, и помогая себе рукой, кончил, не получая никакого удовлетворения.

Кэт

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу — яростно билась в моей голове, жгучая мысль, пока я судорожно кидала в раззявившуюся пасть чемодана свои пожитки. Хозяин пугал меня, до дрожи, до ослепляющего душу ужаса. Нет, не насилием над моим телом, не непонятными вспышками ярости. Он пугал меня другим — властью над моими чувствами и мыслями. Собрав чемодан, буквально выскочила в коридор, надеясь, что мне никто не встретится по пути, прежде чем я покину этот дом. Но, с моим ли везеньем?

— Катя, вы куда? — услышала я приятный баритон, отца Дэна — Неужели вы покидаете нас? Так быстро. Мы даже не успели с вами познакомиться, как следует.

— Ваш сын не желает меня больше видеть — спокойно, без тени страха произнесла я, чистую правду. — Потому, не вижу смысла больше, злоупотреблять вашим гостеприимством.

— И что, как вы доберетесь до родного города? Насколько я помню, вы прилетели самолетом — без тени усмешки спросил Николай Георгиевич, протирая очки идеально белым носовым платком. Добродушный взгляд исчез, словно его стерли ластиком, и на меня уставились две бездонные черные дыры.

— Как ни будь разберусь — буркнула я, пытаясь обойти его, что бы продолжить движение.

— Не глупи, девочка — ледяной тон, которым это было сказано не оставил мне сомнений. Этот человек знал, кто я. Знал все обо мне, всю мою подноготную. — Иди за мной, есть разговор — приказал он, и я покорно пошла за ним, не смея ослушаться.

— Садись — приказал отец Дэна, показывая глазами на огромное кресло. Я примостилась на край сиденья и приняла бокал с виски, поданный мне хозяином дома. Напряжение, сковавшее мое тело, не давало мне расслабиться, и потому я сделала глоток обжигающего напитка, в надежде, что он поможет мне прийти в себя.

— Виски с утра, не очень здоровая привычка — хмыкнула, сощурив глаза, глядя как Николай Георгиевич залпом опрокинул свой стакан.

— Мне уже не страшно — невесело улыбнулся он — Пашка Романов, ведь, твой отец, так ведь?

— Моего отца звали Павел Владимирович — спокойно ответила, хотя уже привыкла, что о моем отце отзываются пренебрежительно. — Вы только за этим меня сюда пригласили, разобраться в моих семейных отношениях?

— Нет, Катя, у меня есть предложение, от которого вам, я полагаю, отказаться будет, почти не реально. Вот, ознакомьтесь, для начала — передо мной лег лист бумаги, подписанный рукой моего отца. Я уже неоднократно видела такие, миллион раз. У Борюсика, например, когда он предложил мне отработать долг папули. Долговая расписка, лежащая передо мной, уже не производит на меня такого впечатления. Я взяла ее в руку и едва не вскрикнула, увидев написанную в ней заоблачную сумму.