Дэн

— Цветы. Дайте мне самый лучший букет — улыбнулся я милой продавщице. Она вспыхнула, но потом сообразив, что букет я покупаю любимой женщине, обмякла. Протянула мне небольшой букет нежных, светло лиловых, крапчатых цветов, завернутых в хрусткую бумагу. От цветов пахнет свежестью. Кате понравятся, я уверен. Моя Китии такая же нежная. Сердце зашлось от счастья.

— Это степная роза — пояснила девушка — говорят эти цветы приносят радость.

— Да, спасибо, — коротко кивнул головой, оставив девушке щедрые чаевые.

— Этого много — ресницы затрепетали. Я не ответил, молча вышел из магазина. Не могу, уехал на день раньше, трусливо предоставив отцу заниматься скорбными делами. Он понял, не стал меня удерживать. Я думаю, что и ему хочется вырваться из этого страшного ада, в который нас низверг зверь, давший мне жизнь. Дом, мой родной, в котором я провел большую часть своей жизни, больше не похож на себя. Он погрузился в траур и звенящую тишину, пахнущую лекарствами и жгучим горем. Давид выжил, получив ожоги. Но они не так страшны, как то, что стало с его душой. Я смотрел видео, снятое зверем. т, он не может быть моим родственником. Это невозможно, нереально. «Дэни, он болен» — тихо сказал отец, но никакая болезнь в мире, никогда не сможет оправдать его деяний. Я сбежал, потому что не могу больше выносить горя отца, ставшего похожим на столетнего старика. Вчера застал его на кухне. Он пил водку, и разговаривал с фотографией матери. Рассказывал ей, что Давид выжил. А выжил ли? мой брат мертв, жива только оболочка, все остальное выжжено, вырвано с мясом. Мне вновь захотелось, как тогда, в детстве, упасть на пол и закрыть голову руками. Почему то кажется, что это меня спасет, скроет от взгляда убийцы, укравшего у меня уже двух матерей. Завтра мы с Катей вернемся в тот дом, в котором нет больше радости, купим еще один букет пустынных роз, и пойдем на кладбище. А потом я уйду, оставив с ней свое сердце. Уйду, что бы найти и уничтожить врага, угрожающего счастью моей женщины и ребенка.

— Куда идете? — серьезно спрашивает меня работник полиции, остановив меня у входа клинику. Он сканирует меня взглядом, перехватив висящий под мышкой автомат. Сердце сжимается от болезненного страха. — Эй, парень, перекрыто все, не имею права пропустить, — уже более человечно говорит он, глядя в мое побелевшее лицо.

— Катя Романова. С ней все в порядке? — хриплю я, понимая, что не услышу ничего хорошего.

— Кто вы ей? — полицейский каменеет лицом, слегка отступая в сторону.

— Муж, жених, какая разница? — кричу я. Цветы, выпав из рук, рассыпаются по грязному, затоптанному сотней ног снегу. — Что с ней, что?

— Пройдите за мной — говорит блюститель закона, спокойно наблюдая за моей паникой. Ему все равно, обычная работа. Служба.

— Скажи, хотя бы, она жива? — от его ответа зависит все. Вся моя жизнь снова летит под откос. Телефон вибрирует в кармане, я знаю кого услышу, и желаю этого. Достаю мобильник, под удивленным взглядом напрягшегося служаки. Чувствую, как каменеет лицо. Паники, страха больше нет. Все зависит от того, что я сейчас услышу.

— Здравствуй, сынок — смеется трубка, голосом моего биологического отца. — Все возвращается, по спирали. Опять твоя невеста, и опять беременная. Такой подарок.

— Что ты несешь? — хриплю, едва сдерживая ярость. — Ты, больной ублюдок.

— Как, ты не знал? Та, конопатая, тоже носила наше продолжение. Я убил ее, а потом вырвал из брюха твоего ребенка. Эта жива. Пока. Ненадолго.

Я стою, словно пораженный громом, вмиг онемев.

— Ты лжешь, — говорю, взяв себя в руки. — Верни мне Катю, и тогда, я может быть не убью тебя. Но, если с ее головы упадет хоть волос, я разорву тебя голыми руками. Я тебе это обещаю.

— Мой сын. Теперь я это вижу, и горжусь — издевается убийца. — Найди меня. Так уж и быть, не трону я твою девку, дождусь любимого сына. У тебя три дня. Не найдешь, можешь даже и не искать больше. Я сделал все, что желал. Отнял у тебя самое дорогое. Жить, осознавая, что потерял все что любил, хуже смерти, хуже самого страшного ада, сынок. Я знаю, я пережил. А теперь просто забираю то, что вы у меня отняли. У тебя три дня — выплевывает он и отключается.

— Эй, парень, ты куда? — кричит мне в спину полицейский, но я иду не оглядываясь. — Стой, стрелять буду. — Он догоняет меня и хватает за плечо. Пелена злости падает на глаза. Я бью, не глядя, вложив в удар всю ярость. Снег становится красным от брызнувшей крови. Переступив через корчащееся тело, спокойно иду к машине. Я знаю, где он.

Кэт

Темно. Непроглядно. И тишина, такая звенящая, давящая на уши. Но я знаю что он здесь, где — то рядом. Я чувствую.

— Пить — хриплю, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшие связки — дай мне воды.

— Сейчас, куколка. Потерпи немного — слышу вкрадчивый голос, откуда — то из за спины.

— Только сфотографирую тебя. На живот ложится ледяная рука. Чувствую холод даже сквозь ткань больничной ночнушки.

— Не трогай меня — умоляю, рискуя рассердить убийцу. Он сухо смеется, и продолжает исследовать мой живот. Ребенок откликается на его прикосновения серией легких толчков, и у меня сжимается сердце.

— Прекрасно, это волшебно — посмеивается похититель — мой внук, мое продолжение. Пожалуй, я даже не сразу тебя убью. Дождусь его появления и заберу себе. Он продолжит меня — безумно шепчет невидимка. Хочется оттолкнуть его, но руки не слушаются, словно ватные.

— Вы безумны — хриплю, отворачивая лицо от фотоаппаратной вспышки. Она меня ослепляет, я как ни силюсь не могу разглядеть монстра скрывающегося во тьме. — Почему вы делаете это с нами?

— У меня когда то была любовь. Покорная, я воспитал ее, забрал из детдома. Она смотрела на меня как на бога, не так, как ты сейчас. Ты тоже боишься, я чувствую. Знаешь, у страха сладкий запах, такой манящий. Она пахла сиропом, патокой, животным ужасом и подчинением. А потом появился он. Гадкий выродок, лишивший меня моей любви. Она изменилась, перестала бояться меня. Я бил ее всю беременность. Надеялся вышибить этого ублюдка. Она корчилась, закрывая живот руками, возле моих ног и молчала. Представляешь, как цеплялся за жизнь мой демоненок. Он отнял у меня жизнь. Сначала любимую, потом свободу, и силу. Мою силу, которой я так гордился. Вырвал из меня своими маленькими ручонками, отправив меня в ад на долгие годы.

— Ты, больной ублюдок — с трудом ворочая языком, говорю, и сжимаюсь, ожидая удара

— Дэн не придет за мной — истерично смеюсь, и вновь чувствую его присутствие рядом с собой — Я никто ему. Шлюха, которую он купил, чтобы досадить родителям. Мы даже контракт подписали.

— Ты врешь, сука. Врешь — кричит монстр, и наносит мне первый удар по лицу, от чего я падаю на земляной пол вместе со стулом, на котором сижу. И смеюсь, не могу остановиться. Мой безумный хохот переходит в рыдания, когда мужская рука поднимает меня за волосы. И снова прикосновения ледяных рук к телу, и захлестывающее отвращение. — Он придет. Я знаю, чувствую. Знаешь, я передумал, я убью вас обоих. Тебя первую, чтобы он видел. Разрежу твое брюхо, и вытащу выродка.

От ужаса захлестнувшего меня я замолкаю. Зверь подает мне гнутую кружку, полную воняющей затхлостью водой. Я с жадностью припадаю к ней, захлебываясь глотаю отвратительную жидкость.

— Пей, куколка — шепчет он ласково, от чего меня пробирает озноб. В плечо впивается игла. Я дергаюсь, нет мне не страшно за себя. Я боюсь за моего ребенка, что он там колет мне.

— Не бойся — словно прочтя мои мысли, говорит убийца, — я знаю что делаю. Твой малыш не пострадает. Просто поспишь, пока я отлучусь. У меня есть небольшое дельце в городе.

Веки наливаются свинцом. «Только не спать, не спать» — пытаюсь поймать ускользающую мысль. Усилием воли держусь, слышу, как он деловито передвигается в темноте, гремя чем — то, перекладывает меня на деревянную лавку, а потом уходит. Тихо, в темноте больше нет монстров. С трудом встаю с неудобного ложа. На ощупь бреду по полу. Босые ноги ощущают насыпанную землю, мелкие камешки. И стены из земли, я ломаю об них ногти, пытаясь найти выход. Его нет, каменный мешок.