— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мэгги? Неужели считаешь, что твое прошлое важнее для меня, чем настоящее? — Наклонившись, он легонько поцеловал Мэгги в губы. — Да мне наплевать на то, что случилось девять лет назад! Я люблю тебя, Мэгги Уорринг, и больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой.

Из глаз Мэгги хлынули слезы.

— Эндрю…

Она не помнила, как оказалась в его объятиях, но уже в следующую секунду прижималась к его груди, вбирая в себя исходящее от него тепло, питаясь его силой; Дрожь прошла по ее телу, и этот трепет передался Эндрю.

— Я люблю тебя, — прошептала Мэгги. — Я даже не понимала, что так сильно тебя люблю, пока ты не пришел. И если ты действительно хочешь жениться на мне, я сочту за честь стать твоей женой.

Эндрю крепко прижал Мэгги к себе и зарылся лицом в ее волосы.

— Мы поженимся, как только я получу разрешение. И когда ты станешь моей женой, никакие сплетни будут тебе уже не страшны.

Мэгги взглянула на него сияющими глазами.

— Ты уверен, что это правильно, Эндрю?

Он наклонился и поцеловал ее.

— Уверен, и с каждой секундой уверенность моя растет. Именно этого я хочу и думаю, этого же хочет твой брат.

Это была правда. Ник хотел выдать ее замуж и наверняка одобрит ее выбор. Брат будет счастлив, что ее будущее устроится. Мэгги еще крепче прижалась к Эндрю, ощущая себя в полной безопасности. С тех пор как она покинула монастырь, ей еще ни разу не доводилось испытывать этого чувства.

Внезапно Мэгги почувствовала себя виноватой. Она наслаждается счастьем, а бедный, ни в чем не повинный Ник сидит в тюрьме, ожидая решения своей участи. И Мэгги всем сердцем пожелала, чтобы ее брат, как и она, наконец-то оказался в безопасности.

Наступил вечер, и на землю опустились сумерки, еще более густые и темные оттого, что на небе не было луны. Бледный туман окутал город. Он стлался низко над каменной мостовой, ведущей к воротам тюрьмы. К ночи он еще больше сгустится. Впрочем, Элизабет была этому только рада: в тумане легче скрываться от преследователей, если за ними бросятся в погоню.

Поплотнее запахнувшись в плащ, она молча шагала рядом с тетей Софи, безмятежно улыбаясь, хотя внутри у нее все сжималось от страха. Она должна помочь Николасу бежать, в этом не было никакого сомнения, но что, если он откажется?

«Ты мне небезразлична, но я тебя не люблю»… Она в очередной раз попыталась выбросить эти жестокие слова из головы. Ухватившись за тетину руку, Элизабет пересекла тюремный двор, окруженный высокими стенами. Шествие замыкал Элиас.

Оказаться в здании тюрьмы не составило труда: они сунули стражникам денег, и те их с легкостью впустили. Во-первых, потому что посещать заключенных не возбранялось, а во-вторых, любовница графа, его камердинер и толстая старуха не вызвали у них никаких подозрений.

В тюрьме в этот поздний час находились и другие посетители: жены и дети заключенных, коробейники, предлагавшие свой нехитрый товар тем немногочисленным арестантам, у кого водилось несколько монет. Именно на весь этот шум и гам, способный отвлечь внимание стражников, Элизабет и рассчитывала.

Когда их маленькая группа вошла в длинное каменное крыло тюрьмы, где сидели состоятельные заключенные, способные купить себе за деньги мало-мальский комфорт, Элизабет приказала себе забыть о страхе и предельно собралась. Они молча поднялись по лестнице и вошли в тускло освещенный коридор, в конце которого находилась камера графа Рейвенуорта.

Сырость пробрала Элизабет до костей. Здесь стоял такой отвратительный запах, что Элизабет закрыла нос платком. При мысли о том, что Николас, одинокий и ни в чем не повинный, вынужден сидеть в сырой, холодной, вонючей камере, у Элизабет сжалось сердце, и решимость вытащить его из этой ужасной тюрьмы еще больше возросла. Как бы он к ней ни относился, он не заслуживает того, чтобы сидеть в этой дыре. Николас должен быть свободен, а когда обретет свободу, он сможет уехать из страны.

Элизабет почувствовала в горле комок. Николас уедет, но ее скорее всего с собой не возьмет.

— Давайте пошевеливайтесь! — прервал ее размышления сторож, крепкий мускулистый детина, который сопровождал их к камере Николаса. — Чего вы плететесь!

Он вперевалочку шагал впереди, и эхо шагов гулко раздавалось в темноте коридора.

Дойдя до тяжелой деревянной двери, он поставил фонарь на истертый тысячью ног дощатый пол, вставил большой металлический ключ в замок и, мерзко ухмыляясь, повернулся к Элизабет.

— Ты уверена, детка, что хочешь войти в компании этих двоих? Ведь этот твой граф вряд ли захочет заниматься с тобой разговорами.

Элизабет почувствовала, что стоявший рядом Элиас напрягся, и предостерегающе сжала его руку.

— Прошу вас, открывайте!

Стражник окинул Элизабет таким похотливым взглядом, что по спине ее пробежал холодок.

— Как хочешь, — бросил он.

Наконец ключ повернулся в замке, и в коридор из камеры просочилась узенькая полоска света. Вот дверь открылась, и Элизабет увидела Ника. Лицо его было таким изможденным, таким измученным, что сердце ее стрелой пронзила жалость.

— Элизабет? — удивленно воскликнул он. — Бог мой! Что ты здесь делаешь?

Элизабет заставила себя улыбнуться так, чтобы он понял: все в порядке, она не собирается выходить замуж ни за кого, кроме него.

— Мне просто хотелось тебя увидеть, и я уговорила тетушку и Элиаса проводить меня. Пожалуйста, не сердись.

Она взглянула на стражника. Тот понимающе ухмылялся.

— Даю тебе полчаса, — проговорил он и направился к двери. — Если захочешь остаться подольше, заплатишь еще. А если у тебя нет денег, можешь расплатиться натурой. — Он похотливо хмыкнул, довольный своей шуткой.

От такой наглости Николас онемел. Затем раскрыл было рот, собираясь высказать стражнику все, что о нем думает, но вовремя взглянул на Элизабет. Она прижала к губам палец, приказывая ему молчать, и Николас нехотя повиновался. Когда за стражником закрылась дверь и шаги его постепенно затихли, Элизабет повернулась к Николасу.

Он взглянул ей прямо в глаза. В глубине его серебристых глаз полыхало пламя.

— Что случилось? Зачем ты приехала?

Элизабет пришлось собрать всю свою силу воли для того, чтобы не кинуться Николасу на шею. «Скажи мне, что я тебе по-прежнему нужна!» — мысленно взмолилась она, однако вслух, естественно, ничего не сказала.

— Они собираются повесить тебя, Николас. И тебе это не хуже меня известно. Мы не допустим, чтобы это произошло. — Повернувшись к стоявшему позади нее Элиасу, она протянула ему несколько плотно сложенных наволочек, которые вытащила из карманов плаща.

— Отлично, мисс, — проговорил Элиас, не обращая внимания на недоумевающее лицо Николаса, затем он достал из-за голенища сапога узкий нож, подошел к кровати и вспорол набитый соломой матрац.

— Какого черта?.. — пробормотал Николас, глядя, как его верный друг и слуга принялся набивать наволочки сухой шуршащей соломой.

Элизабет повернулась к стоявшей рядом пожилой женщине:

— Тетя Софи…

Но та уже деловито снимала плащ и вешала его на спинку стула.

Николас переводил недоуменный взгляд с одного посетителя на другого:

— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Улыбнувшись несколько натянуто, Элизабет ответила:

— Все очень просто, милорд, — а затем принялась расстегивать на платье тети Софи пуговицы и, покончив с этим, стала осторожно стягивать с нее платье, так что Николас был вынужден отвернуться. — Мы пришли устроить тебе побег.

— Что?! — Ник мгновенно повернулся к Элизабет, не обращая внимания на толстенькую, как колобок, старушку, которая стояла перед ним в одной рубашке.

— У нас нет времени выслушивать твои возражения, — бросила Элизабет, разворачивая его снова лицом к стене. — У нас есть план, который непременно сработает, если ты просто будешь делать то, что мы тебе скажем.

Николас резко повернулся: