Той ночью они почти не спали – разговаривали, обнимались и занимались любовью. Любовь была радостью, игрой, восхитительным откровением, конечно, не такой технически совершенной, как на мясной фабрике, но Трейджера это не волновало. Он учил Лорел быть открытой. Он поведал ей все свои тайны и жалел, что у него их больше не осталось.

– Бедная Джози! – часто восклицала Лорел по ночам, когда ее теплое тело прижималось к Трейджеру. – Она не знает, что потеряла. Мне повезло. Таких, как ты, больше нет.

– Нет, – возражал Трейджер, – это мне повезло.

Они смеялись и спорили о том, кому повезло больше.

Донелли приехал в Гидион и поступил на работу в театр. Без Трейджера работа в лесу потеряла свое очарование, сказал он. Они много времени проводили вместе, и Трейджер сиял от счастья. Он хотел разделить своих друзей с Лорел и не раз рассказывал о Донелли. Пусть Дон знает, каким счастливым он стал, пусть видит, как важно сохранить веру.

– Она мне нравится, – с улыбкой сказал Донелли в первый же вечер, когда Лорел ушла.

– Замечательно! – кивнул Трейджер.

– Нет, Грэг, она действительно мне нравится.

Они много времени проводили вместе.

– Грэг, – сказала однажды ночью Лорел, когда они лежали в постели, – мне кажется, что Дон… ну, он мной увлекся.

Трейджер повернулся на бок и посмотрел на Лорел.

– Господи… – с тревогой пробормотал он.

– Я не знаю, как мне вести себя с ним.

– Осторожно, – ответил Трейджер. – Он очень уязвим. Вероятно, ты первая женщина, которой он заинтересовался. Не будь с ним слишком холодна. Он не должен испытать те муки, которые выпали мне.

Секс никогда не получался таким же замечательным, как на мясной фабрике. И спустя некоторое время Лорел стала закрываться. Все чаще и чаще она засыпала после того, как они занимались любовью, а времена, когда они говорили до рассвета, остались далеко позади. Быть может, им больше нечего было сказать друг другу. Трейджер заметил, что она стала заканчивать истории, которые рассказывал он.

– Он это сказал? – Трейджер вылез из постели, зажег свет и, нахмурившись, сел в кресло.

Лорел натянула одеяло до подбородка.

– Ну и что ответила ты?

Девушка колебалась.

– Я не могу тебе сказать. Это только между Доном и мной. Он сказал, что так нечестно – я всякий раз рассказываю тебе о том, что происходит между нами. И он прав.

– Прав! Но я рассказываю тебе все. Разве ты не помнишь, что мы…

– Я знаю, но…

Трейджер покачал головой. Его голос стал спокойнее.

– Что происходит, Лорел? Мне вдруг стало страшно. Я люблю тебя, ты помнишь? Как все могло так быстро перемениться?

Ее лицо смягчилось. Она села и протянула к нему руки, одеяло упало, обнажив ее полную мягкую грудь.

– О Грэг! Не тревожься! Я люблю тебя и всегда буду любить, но так получилось, что теперь я и его люблю. Ты понимаешь?

Успокоенный Трейджер обнял Лорел и страстно поцеловал в губы. Потом он оторвался от нее.

– Послушай, – сказал он, пытаясь суровостью скрыть дрожь в голосе, – кого ты любишь больше?

– Тебя, конечно, всегда тебя.

Он улыбнулся и снова поцеловал Лорел.

– Тебе все известно, – начал Донелли. – Наверное, нам нужно об этом поговорить.

Трейджер кивнул. Они сидели за кулисами театра, трое его трупов стояли у него за спиной, словно стража.

– Хорошо. – Он посмотрел на Донелли, и его улыбающееся лицо стало суровым. – Лорел просила меня, чтобы я делал вид, что ничего не знаю. Она сказала, что ты чувствуешь себя виноватым. Но трудно притворяться, что ничего не происходит, Дон. Пришло время поговорить начистоту.

Донелли опустил глаза и засунул руки в карманы.

– Я не хочу причинять тебе боль, – сказал он.

– Тогда не делай этого.

– Но я не могу притвориться, что я мертв. Я живой. Я тоже ее люблю.

– Предполагается, что ты мой друг, Дон. А любовь – это нечто другое. Так ты только причинишь себе боль.

– У меня больше общего с Лорел, чем у тебя.

Трейджер молча смотрел на него. Наконец Донелли поднял взгляд и тут же вновь опустил глаза.

– Я не знаю… О Грэг! Лорел все равно любит тебя больше – так она сама сказала. И я не могу рассчитывать… У меня такое ощущение, будто я нанес удар тебе в спину. Я…

– Послушай, Дон, перестань, ты не наносил мне удара в спину, не говори так. И если ты ее любишь, что ж, тут ничего не поделаешь. Надеюсь, все закончится хорошо.

А ночью, когда они лежали в постели, он сказал Лорел:

– Я беспокоюсь за него.

Его лицо, прежде такое загорелое, стало пепельно-серым.

– Лорел? – прошептал он, не веря.

– Я больше не люблю тебя. Мне очень жаль, но это так. Иногда наша любовь казалась мне настоящей, но сейчас она развеялась, как сон. Даже не знаю, любила ли я тебя когда-нибудь.

– Дон, – деревянным голосом произнес Трейджер.

Девушка покраснела:

– Не говори ничего плохого о Доне. Я устала слушать, как ты все время его унижаешь. Он ни разу не сказал о тебе ничего дурного.

– О Лорел! Неужели ты не помнишь? Слова, которые мы говорили, наши чувства? Я тот же человек, которому ты говорила эти слова.

– Но я выросла, – жестко возразила Лорел, откинув назад свои красно-золотые волосы. – Я все прекрасно помню, но теперь мои чувства изменились.

– Не надо, – сказал он и потянулся к ней.

Она отодвинулась:

– Не трогай меня. Я сказала тебе, Грэг, все кончено. Ты должен уйти. Скоро придет Дон.

Это было хуже, чем с Джози. В тысячу раз хуже.

Трейджер пытался сосредоточиться на театре; ему нравилась работа, у него оставались здесь друзья. Но это было невозможно. Каждый день он видел Донелли, улыбающегося и доброжелательного, иногда в театр приходила Лорел, чтобы встретить его после дневного представления, и они уходили вместе, держась за руки. Трейджер стоял и смотрел, стараясь делать вид, что ему все равно. Однако отвратительное существо у него внутри кричало и рвало его тело.

Он уволился. Он больше никогда их не увидит. Нужно сохранить гордость.

Свет Гидиона озарял небо, люди на улицах смеялись, но в парке было темно и тихо.

Трейджер стоял, прислонившись к дереву, не сводя глаз с реки и сложив руки на груди. Он был статуей. Казалось, он не дышит. Даже его глаза не двигались. Труп, стоя на коленях рядом с каменной стеной, колотил руками по кладке, которая стала влажной от крови. Ладони трупа превратились в кровавое месиво, изредка кость скрежетала по камню.

Его заставили заплатить прежде, чем он вошел в будку. Потом ему пришлось ждать целый час, пока они искали ее и налаживали связь. Наконец он смог сказать:

– Джози.

– Грэг, – ответила она, улыбаясь своей особенной улыбкой. – Я могла бы и сама догадаться. Кто еще мог связаться со мной с Вендалии? Как ты?

Он рассказал ей. Ее улыбка исчезла.

– О Грэг! Мне так жаль. Но ты не должен падать духом. Продолжай двигаться дальше. В следующий раз у тебя получится лучше. Так бывает всегда.

Однако ее слова не успокоили Трейджера.

– Джози, а как твои дела? Ты меня вспоминаешь?

– О, конечно. У меня все хорошо. Впрочем, это Скрэкки. Тебе лучше держаться отсюда подальше. – Она отвела взгляд от экрана, а потом вновь посмотрела на Трейджера. – Я должна идти, пока счет не стал огромным. Рада, что ты меня нашел, милый.

– Джози!

Экран померк.

Иногда, по ночам, Трейджер ничего не мог с собой поделать. И тогда он подходил к домашнему экрану и звонил Лорел. И всякий раз ее глаза сужались, когда она видела, кто ее вызывает. А потом экран темнел.