Трейджер долго сидел в своей одинокой комнате и вспоминал, как когда-то звук ее голоса делал его таким счастливым.
Улицы Гидиона – не лучшее место для ночных прогулок. Даже в самые темные часы они ярко освещены, на них полно людей и мертвецов. И еще здесь, на бульварах и проспектах, множество мясных фабрик.
Слова Джози потеряли свою силу. На мясных фабриках Трейджер забывал о своих мечтах и находил дешевое утешение. Чувственные ночи с Лорел и неловкий секс юности остались в прошлом; Трейджер брал своих партнерш из мясных фабрик быстро, почти жестоко и занимался с ними сексом с дикой животной энергией, которая вела к неизбежному идеальному оргазму. Иногда, вспоминая театр, он заставлял труп сыграть короткую эротическую пьеску для создания подходящего настроения.
А потом наступала ночь. Агония.
Трейджер вновь бродил по коридорам, низким темным коридорам дрессировщиков Скрэкки, но теперь коридоры превратились в лабиринт, где он давно заблудился. Воздух был наполнен стремительно сгущавшимся гниющим туманом. Скоро наступит слепота.
Он ходил и ходил бесконечными кругами, двери темнели мрачными прямоугольниками, навсегда запертыми для него; мимо большинства из них он проходил, даже не замедляя шага. Один или два раза Трейджер останавливался перед дверью, из-за которой сочился свет, и прислушивался. Изнутри доносились какие-то звуки, и он начинал отчаянно стучать. Но никто ему не отвечал.
Он двигался дальше сквозь туман, становившийся все более темным и густым, пока усталые ноги не начинали кровоточить, а лицо не заливали слезы. И тогда в конце длинного-длинного прямого коридора Трейджер видел распахнутую дверь. Из нее лился яркий, обжигавший глаза свет, раздавалась веселая радостная музыка, слышался смех. Трейджер переходил на бег, хотя его ноги были разбиты в кровь, а легкие горели от тяжелого тумана, которым ему приходилось дышать. Он бежал до тех пор, пока не влетал в комнату с распахнутой дверью.
И комната неизменно оказывалась пустой.
Однажды, в тот короткий период, когда они с Лорел жили вместе, им довелось заниматься любовью под открытым небом. Потом, когда все закончилось, девушка прижалась к нему, и он нежно гладил ее плечи.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– О нас, – ответила Лорел и вздрогнула. Ветер был холодным. – Иногда мне становится страшно, Грэг. А вдруг с нами что-нибудь случится, и наша любовь погибнет. Я не хочу, чтобы ты меня покинул.
– Не бойся, – сказал он ей. – Я останусь с тобой.
Теперь каждую ночь, перед тем как заснуть, он мучил себя ее словами. Хорошие воспоминания оставили ему пепел и слезы; плохие наполняли невыразимой яростью.
Трейджер спал с призраком – сверхъестественно прекрасным. И каждое утро просыпался с мертвой мечтой.
Он ненавидел их. И себя – за эту ненависть.
Ее имя не имело значения, внешность тоже ничего не значила. Важно лишь то, что она была, что Трейджер попытался еще раз, что он заставил себя поверить и что не сдался. Он пытался.
Но чего-то не хватало. Магии?
Слова были теми же самыми. Сколько раз ты можешь их говорить, размышлял Трейджер, повторять их и верить, как в тот, первый раз? Однажды? Дважды? Быть может, трижды? Или сотню раз? А люди, повторяющие их сто раз, становятся ли они более умелыми в любви? Или лишь обманывают себя? Или они давно позабыли о мечте и используют слова совсем в другом смысле?
Он произносил слова, обнимал ее и целовал. Он произносил слова, абсолютно убежденный в том, что они мертвы. Он произносил слова и пытался, но за словами скрывалась пустота.
Она отвечала ему, и Трейджер понимал, что и это ничего для него не значит.
Снова и снова они повторяли то, что каждый из них хотел услышать, и оба понимали, что лгут. Они очень старались. Но когда он протянул руку, как актер, затвердивший свою роль, обреченный играть ее снова и снова, и коснулся ее щеки – кожа оказалась чудесно мягкой, гладкой и влажной от слез.
– Я не хочу делать тебе больно, – сказал Донелли, виновато глядя в сторону, и Трейджеру стало стыдно, что он огорчает друга.
Он коснулся ее щеки, и она отвернулась от него.
– Я никогда не хотела сделать тебе больно, – сказала Джози, и Трейджера охватила печаль.
Она дала ему так много, а он заставил ее чувствовать себя виноватой. Да, ему больно, но сильный мужчина никогда не покажет свою боль. Трейджер коснулся ее щеки, и она поцеловала его ладонь.
– Я сожалею, но больше не люблю тебя, – сказала Лорел.
Что он такого сделал, в чем его вина, как умудрился все испортить? Он коснулся ее щеки, и она заплакала.
«Сколько раз ты можешь их произносить, – эхом звучал его голос, – повторять их и верить, как в тот, первый раз?»
Ветер был темным, пыль тяжелой, небо болезненно пульсировало мерцающим алым пламенем. А в карьере, в темноте, стояла юная девушка в защитных очках и маске с фильтрами, с короткими каштановыми волосами и готовыми ответами.
«Машина раз за разом ломается, а ее продолжают отправлять в карьер, – сказала она. – После такого количества неполадок нельзя рассчитывать, что она будет нормально работать».
Труп был огромным и черным, его могучий торс бугрился от мускулов – результат долгих месяцев тренировок. Трейджеру еще не доводилось видеть таких громадных существ. Он медленно надвигался, шагая по опилкам, наклонившись вперед со сверкающим мечом в руке.
Трейджер наблюдал за боем, сидя в кресле, находившемся на верхнем ярусе арены. Другой дрессировщик старался действовать с максимальной осторожностью.
Его собственный труп, жилистый и крепкий, стоял и ждал, опустив Утреннюю Звезду в залитые кровью опилки арены. Трейджер приведет ее в движение достаточно быстро и эффективно, когда наступит подходящий момент. Враг, как и толпа, прекрасно это знал.
Черный труп неожиданно поднял свой меч и побежал вперед, рассчитывая использовать длину клинка и быстроту. Однако трупа Трейджера уже не было там, куда пришелся хорошо рассчитанный удар вражеского меча.
Удобно сидя над ареной (внизу на арене его ноги были покрыты кровью и опилками), Трейджер (труп) отдаст команду (взмах Утренней Звезды) – и огромный, усыпанный стальными шипами шар опишет круг, почти лениво, почти грациозно, затем ударит в затылок врага, когда тот попытается восстановить равновесие и обернуться. Поток крови и мозг брызнут наружу, а толпа взвоет от восторга.
Трейджер уведет свой труп с арены и поднимется с кресла, чтобы принять аплодисменты. Это его десятая победа. Скоро он станет чемпионом. Результаты таковы, что они больше не смогут откладывать решающий матч.
Она красива, его госпожа, его любовь. У нее короткие светлые волосы и грациозное тело со стройными ногами и маленькой твердой грудью. У нее зеленые блестящие глаза, и они всегда его приветствуют. А в ее улыбке удивительная возбуждающая невинность. Она ждет его в постели, ждет возвращения с арены, ждет с нетерпением и страстью, игривая и любящая. Когда Трейджер входит, она садится и улыбается ему, простыня сползает вниз, и он вновь с восхищением смотрит на ее грудь.
Ощущая на себе его взгляд, она прикрывает грудь и краснеет. Трейджер прекрасно знает, что это фальшивая скромность, что она просто играет с ним. Он подходит к постели, садится и протягивает руку, чтобы погладить ее по щеке. У нее удивительно мягкая кожа; она проводит носом по его ладони и прижимается к ней щекой. Трейджер отводит ее руки и нежно целует каждую грудь, после чего их губы встречаются в страстном поцелуе. Она отвечает ему; их языки исполняют восхитительный танец.
Они занимаются любовью медленно и чувственно, слившись воедино в тесном объятии, которое длится и длится. Два тела двигаются в безупречном ритме, каждое знает, что нужно партнеру. Трейджер делает едва уловимое движение, и его второе тело устремляется к нему навстречу. Он протягивает руку, и их пальцы переплетаются.