– Что же ты сделал?

– Я нашел Мрачного Билли. В конце концов, он был боцманом и правой рукой капитана. Билли в смущении отирался у дверей каюты Джулиана. Я велел ему заняться грузо-пассажирской палубой, а остальным приказал его слушаться. Работать пришлось всем. С перепуганным насмерть Билли они вскоре подняли на пароходе пары. Мы кидали в топку дрова, жир и тела. Мерзко, правда, но нам нужно было избавиться от трупов. Причалить у дровяного склада было бы слишком большим риском. Я поднялся на капитанский мостик и встал к штурвалу.

Корабль двигался без огней, так что нас никто не мог заметить, даже обладай он способностью видеть сквозь туман. Порой нам приходилось измерять глубину, и тогда мы ползли как черепаха. Порой, когда туман отступал, мы неслись вперед так, что ты мог бы гордиться пароходом, Эбнер! В темноте нам попалось несколько других судов, я им сигналил, и они отвечали. Но все они оставались на достаточном расстоянии от нас и не могли прочесть на борту название корабля. На реке в ту ночь было пустынно, большинство судов из-за тумана стояли на причале. Я, как лоцман, проявил беспечность, но в противном случае нас ждали разоблачение и верная смерть.

Когда наступил рассвет, мы все еще находились в пути. Я не позволил уйти никому. Билли для защиты от солнца натянул над основной палубой парусиновые тенты. Я оставался в рулевой рубке. Когда мы миновали Новый Орлеан, над горизонтом показался край солнца. Мы пошли дальше вниз по течению и свернули в протоку, узкую и мелкую, пришлось проверять почти каждый дюйм. Наконец мы достигли старой плантации Джулиана. Только тогда позволил я себе укрыться в каюте. У меня опять были страшные ожоги. – Йорк умиротворенно улыбнулся. – Похоже, это уже стало входить в привычку… На другую ночь я обошел владения Джулиана. Пароход мы привязали у старой полусгнившей пристани, но это место не представлялось надежным. Если бы тебе взбрело в голову заглянуть на Кипарисовый причал, ты бы без труда обнаружил судно. Разрушать его мне не хотелось, тем более что его мобильность еще могла нам пригодиться. Все же я понимал, что пароход нужно спрятать надежнее.

Вскоре я нашел ответ. Когда-то на плантации занимались разведением индиго, потом, более пятидесяти лет назад, владельцы перешли на производство более выгодного сахарного тростника. Хотя у Джулиана ничего не росло, с южной стороны хозяйского дома я обнаружил старые заброшенные чаны для хранения индиго. К ним от протоки вел канал. Вода в нем была застойной, вонючей, поросшей ряской. Индиго – не слишком полезный для здоровья продукт. Канал по ширине и глубине едва ли подходил для «Грез Февра».

Я принял решение углубить и расширить его. Мы разгрузили пароход и занялись расчисткой прилегавшей к нему земли: вырубили деревья, углубили русло. На это ушел месяц еженощного каторжного труда, Эбнер. Потом я отвел пароход вниз по протоке и с большим усилием носом вогнал в канал. Судно буквально лежало на брюхе. Закрытое со всех сторон зеленым пологом деревьев, оно оставалось практически невидимым. В последующие недели в том месте, где канал соединялся с протокой, мы соорудили дамбу, использовав для этой цели песок и ил, которые до того тщательно выбирали из канала. Потом пустили воду. Примерно через месяц «Грезы Февра» уже покоился на сыром илистом дне, загороженный со всех сторон дубами и кипарисами. Никто бы во веки веков не догадался, что там когда-то была вода.

Эбнер Марш помрачнел.

– Не слишком радостный конец для корабля, особенно такого, – с горечью заметил он.

– Я знаю, – отозвался Джошуа Йорк, – но мне в первую очередь нужно было думать о безопасности моего народа. Я сделал выбор, Эбнер. Когда все было готово, я чувствовал себя победителем, исполнившим свой долг. Там нас никогда бы не нашли. Большую часть трупов мы сожгли или закопали.

С той ночи, когда я бросил вызов Джулиану и победил его, он почти не показывался. Он редко покидал стены своей каюты, и то лишь для того, чтобы поесть. Общался с ним только Мрачный Билли. Билли трепетал от страха и потому неукоснительно подчинялся, все остальные были мне послушны. Вместе мы пили мое снадобье – я приказал Билли вынести его из каюты Джулиана и разместить в баре главного салона. Оставалась одна большая проблема: что делать с узниками, теми пассажирами, которым удалось уцелеть после кровавой резни. Не решив ее, я не мог приступить к обустройству будущего моего народа. Во время нашего бегства и изнурительного труда мы держали их взаперти, но никто не пострадал. Я следил за тем, чтобы пленников хорошо кормили. Я даже пытался поговорить с ними, обратиться к их разуму, но это оказалось бесполезным делом. Стоило мне подойти, как у них от страха начиналась истерика. Мне совсем не хотелось удерживать этих людей в плену неопределенно долго, однако они всё видели, и я не представлял, как можно без риска отпустить их.

Тогда вдруг проблема разрешилась сама собой. Однажды темной ночью Деймон Джулиан вышел из каюты. Он, как и некоторые другие, наиболее преданные ему, жил на пароходе. В ту ночь я вместе с другими сородичами работал в хозяйском доме, который Джулиан довел до такого дикого состояния. Вернувшись на «Грезы Февра», я обнаружил, что двое из пассажиров выведены из кают и убиты. Над их телами в главном салоне пировали Раймон, Курт и Адрианна во главе с Деймоном Джулианом.

Эбнер Марш не выдержал:

– Проклятие, Джошуа, ты должен был при первой же возможности расправиться с ним!

– Должен был, – к вящему удивлению Марша, согласился Джошуа. – Я думал, что смогу управлять им. Трагическая ошибка. Я попытался исправить ее. От увиденного мне стало плохо, и я пришел в ярость. Между нами произошла перепалка, мы наговорили друг другу много горьких слов. Я исполнился решимости положить конец преступлениям в его длинной и такой чудовищной жизни. Я приказал ему взглянуть мне в лицо. Я вознамерился заставить его пасть передо мной на колени и предложить мне свою кровь. Если будет необходимо, думал я, я проделаю с ним это бесчисленное число раз, столько, сколько нужно для того, чтобы он всецело оказался в моей власти, чтобы он был опустошен и обескровлен, разбит и безобиден. Он поднялся и посмотрел на меня и… – Йорк безрадостно и безнадежно рассмеялся.

– Он победил тебя? – спросил Марш.

Джошуа кивнул:

– С легкостью. Как всегда, если не считать той единственной ночи. Я призвал на помощь всю свою силу и волю, весь свой гнев, но не мог тягаться с ним. Мне кажется, даже Джулиан не ожидал этого. – Он покачал головой: – Джошуа Йорк, король вампиров. Я снова подвел их. Мое царство продолжалось чуть больше двух месяцев. Последние тринадцать лет нашим хозяином и повелителем был Джулиан.

– А пленники? – спросил Марш, заранее зная ответ, хотя все же надеялся на иное.

– Они умерли все по очереди. Их забирали по одному на протяжении нескольких месяцев.

Марш поморщился:

– Тринадцать лет, Джошуа, достаточно большой срок. Почему ты не бежал раньше? Наверняка такая возможность у тебя имелась.

– Много раз, – согласился Джошуа. – Мне кажется, Джулиан хотел, чтобы я исчез. Он был повелителем крови в течение тысячелетий или больше. Он самый сильный и самым кровожадный хищник, когда-либо ступавший по земле. А я на два месяца превратил его в раба. Никто, ни он, ни я, не могли объяснить мой кратковременный и такой горький триумф, но ни один из нас не мог и забыть о нем. На протяжении всех этих лет мы снова и снова сходились в схватке, и каждый раз, прежде чем Джулиан призывал на помощь всю свою силу, я видел, как в его глазах вспыхивал огонек сомнения – вдруг ему не повезет и он окажется в моей власти? Но больше этого не случалось. И я оставался, Эбнер. Куда я мог пойти? Что хорошего я мог сделать? Мое место среди моих людей. Все это время я продолжал надеяться, что настанет час и я сумею увести их. Даже потерпев поражение, я видел, что мое присутствие стало для Джулиана своего рода уздой. Инициатива помериться силами всегда исходила от меня, никогда от него. Он не предпринимал попыток убить меня. Когда запасы моего питья стали истощаться, я собрал оборудование и занялся его изготовлением. Джулиан не стал мешать мне. Кое-кому он даже разрешил присоединиться ко мне – Саймону, Синтии, Мишелю и некоторым другим. Свою жажду мы заглушали снадобьем.