«Эли Рейнольдз» внезапно застонала и осела, накренившись на правый борт. Марш покачнулся и тяжело рухнул на ступени, ударившись копчиком. От боли на глазах выступили слезы. Внизу он услышал легкий смех и увидел, как исчезла с лица Валерии ласковая улыбка. Выругавшись, Марш вскинул на плечо ружье и выстрелил. Отдача была такой сильной, что едва не вывернула ему плечо и отбросила его на ступени. Валерия исчезла, словно ее и не было. Марш, исторгая проклятия, поднялся и, отступая наверх, полез в карман за вторым патроном.
— Джошуа, говоришь… Как бы не так! Тебя прислал Джулиан, будь он проклят!
Когда он снова оказался на штормовом мостике, имевшем теперь уклон в тридцать градусов, Марш почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в спину между лопаток.
— Ну и ну, — раздался сзади голос, — капитан Марш собственной персоной.
После того как Марш выпустил из рук ружье и оно с громким стуком упало на палубу, начали появляться и остальные, один за другим. Последней пришла Валерия, она старалась не смотреть в его сторону Эбнер Марш обругал ее вдоль и поперек, как самую последнюю и гнусную шлюху. В конце концов она бросила на него ужасный, полный обличения взгляд — Вы думаете, у меня был выбор? — горько спросила она Марш оборвал свою тираду. Но успокоили его не слова ее, а взгляд Потому что в той бездонной фиолетовой пучине, открывшейся ему на мгновение, увидел он позор, ужас… и жажду.
— Пошел, — скомандовал Мрачный Билли.
— Будь ты проклят, — выдохнул Эбнер Марш.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. На борту парохода «Озимандиас». Река Миссисипи, октябрь 1857 года
Эбнер Марш ожидал, что окажется в темноте, но когда Мрачный Билли втолкнул его в капитанскую каюту, она была озарена мягким свечением масляных ламп. Теперь каюта стала пыльнее, чем раньше, а в целом в ней почти ничего не изменилось с тех пор, как тут проживал Джошуа Йорк. Мрачный Билли закрыл дверь, и Марш оказался наедине с Деймоном Джулианом. Он крепко сжал в руке свою трость из древесины пекана, и его лицо помрачнело. Ружье Мрачный Билли выбросил в реку.
— Если намереваешься убить меня, давай попробуй, — сказал он, — а играть в игры у меня нет настроения. Деймон Джулиан улыбнулся.
— Убить вас? Что вы, капитан! Я намеревался угостить вас обедом. — На маленьком столике между массивными кожаными креслами стоял серебряный поднос. Джулиан поднял крышку и показал тарелку с жареным цыпленком и зеленью, репой и луком. Тут же лежал кусок яблочного пирога, припорошенный сверху сыром. — Вино тоже имеется. Прошу вас, садитесь, капитан.
Марш взглянул на еду и вдохнул ее аромат.
— Значит, Тоби еще жив, — с неожиданной уверенностью в голосе произнес он.
— Конечно, жив, — кивнул Джулиан. — Не желаете ли присесть?
Марш осторожно сделал шаг вперед. Он терялся в догадках — что замышляет Джулиан? Поразмыслив, Марш решил, что ему теперь все равно. Может, еда отравлена, но смысла в этом не было, в их распоряжении имелись более простые способы расправиться с ним. Он сел и взялся за цыплячью грудку, еще горячую. Марш с жадностью вцепился в нее зубами. Тут только он вспомнил, как давно не ел приличной пищи. Возможно, в скором времени ему суждено умереть… что ж, во всяком случае, он умрет на сытый желудок.
Деймон Джулиан, одетый в коричневый костюм и золотой жилет, с довольной улыбкой на бледном лице наблюдал за тем, как Марш ест.
— Вино, капитан? — Он наполнил два бокала и для приличия отпил немного из своего собственного.
Отправив в рот последний кусок пирога, Марш распрямился в кресле и рыгнул, потом поморщился и повернул лицо к Джулиану.
— Вкусная еда, — сказал он неохотно. — Ну, так зачем я здесь, Джулиан?
— В ту ночь, когда вы так поспешно покинули нас, капитан, я только хотел сказать, что намереваюсь переговорить с вами. А вы не захотели мне верить.
— Чертовски верно подмечено. Я и сейчас вам не верю. Однако добавить мне нечего, так что слушаю вас.
— Вы отважны, капитан Марш. Сильны. Я восхищаюсь вами.
— Я бы не сказал, что могу быть вам полезным. Джулиан рассмеялся. Смех у него был чистым, мелодичным, темные глаза светились.
— Забавно, — промолвил он. — Все это пустые слова.
— Уж не знаю, зачем вам понадобилось умасливать меня, но это вам не поможет. Никакие жареные цыплята в мире не позволят мне забыть то, что вы сделали с тем бедным младенцем и мистером Джефферсом.
— Вы как будто забыли, что ваш мистер Джефферс проткнул меня шпагой, — напомнил ему Джулиан. — Такие вещи никогда даром не проходят.
— Но у бедного младенца не было шпаги.
— Он всего лишь раб, — непринужденно заметил Джулиан. — Собственность, согласно закону вашей страны. Я избавил его от жизни в ярме, капитан.
— Чтоб тебе провалиться, — бросил Марш. — Это был несчастный ребенок, и ты отрубил ему ладошку, как если бы это была голова куренка, а потом еще и раздавил его голову. А он ничего тебе не сделал.
— Нет, — согласился Джулиан — Так же и Жан Ардан не сделал ничего худого ни вам, ни вашим людям. Однако пока он спал, вы размозжили ему голову.
— Мы думали, что это ты.
— Ага, — произнес Джулиан и улыбнулся. — Значит, по ошибке. Но независимо от того, ошиблись вы или нет, вы лишили жизни невинного человека. Причем мне не кажется, что вас гложет чувство вины.
— Он не был человеком. Он был один из вас Вампир Джулиан нахмурился.
— Прошу вас. Мне, как и Джошуа, неприятен этот термин. Марш пожал плечами.
— Вы сами себе противоречите, капитан, — продолжал Джулиан. — Вы считаете меня злом, обвиняя в поступках, аналогичных вашим, которые вы совершаете без угрызений совести — отнимаете жизнь у других, не таких, как вы. Не имеет значения. Вы защищаете себе подобных. Куда вы причислили даже чернокожую расу. Меня это в вас восхищает. Вы знаете себе цену, свое место в жизни, свои способности, свою природу. Так и должно быть. В этом мы с вами похожи.
— У меня нет с вами ничего общего, — сказал Марш.
— Разве? Каждый из нас остается самим собой и не желает становиться другим, вопреки своей истинной природе Я презираю слабых, перевертышей, которые так сильно ненавидят себя, что готовы прикинуться кем-то еще. Вы относитесь к ним точно так же.
— Нет.
— Нет? Тогда почему вам ненавистен Мрачный Билли?
— Он мерзок.
— Разумеется, мерзок! — Это замечание явно развеселило Джулиана. — Бедный Билли слаб, но жаждет быть сильным. Ради того, чтобы стать одним из нас, он готов пойти на все. На все. Я знал и других, подобных ему, большое множество. Они бывают полезны, иногда с ними весело, но моего восхищения они никогда не вызывают. Вы презираете Билли, капитан Марш, потому, что он раболепствует перед моей расой и охотится на себе подобных. Дорогой Джошуа чувствует то же самое, хотя не понимает, что в Билли он видит собственное отражение.
— У Джошуа и Билли Типтона нет ничего общего, — твердо сказал Марш. — Билли — проклятый проныра. Может быть, Джошуа совершил в жизни много безобразного, но он пытается искупить свой грех. Он мог бы помочь вам всем.
— Он мог бы сделать нас похожими на вас. Капитан Марш, ваша собственная раса на предмет рабства, основанного на расовых признаках, имеет противоречивые взгляды. Предположим, что вы знаете, как покончить с ним. Предположим, что вы знаете способ, как за одну ночь всех белых в этой стране превратить в чернокожих. Стали бы вы делать это?
Эбнер Марш нахмурился. Идея превратиться в черного, как сажа, негра ему не слишком импонировала, но он хорошо понимал, к чему клонит Деймон Джулиан, и поддаваться на эту удочку ему не хотелось. Поэтому капитан ничего не ответил.
Деймон Джулиан отпил из бокала вина и улыбнулся.
— Ага, — произнес он. — Вы меня понимаете. Даже ваши аболиционисты, и те считают черную расу низшей. Вряд ли стали бы они терпеть раба, пожелавшего прикинуться белым, и уж точно не стали бы пить зелье, чтобы превратиться в чернокожего. Того ребенка я изувечил не по злобе. Во мне нет злобы, капитан Марш. Я сделал это, чтобы задеть Джошуа, дорогого нашего Джошуа. Он так красив, но он утомляет меня.