И сразу же вспомнился подслушанный разговор. Выходит, вот они какие — заключённые в нечисть обращённые. И самое страшное, что клепают таких вот волколаков всякие писюхи малолетние вроде знакомой мне Голубы. Вот тебе и сила Рода, будь она неладна. Зато теперь хотя бы понятно, за что хоромы светлые выдают. Небось сидит сейчас Голуба в лаборатории секретной да над живыми людьми опыты ставит.

— И не жалко тебе их? — кивнул я в сторону волколаков.

— А чего их жалеть? Я же говорю, сами виноваты, нелюди они и есть нелюди! — со жгучей ненавистью припечатал Ждан.

Его буквально распирало от злобы. Казалось, ещё немного и дружинник совсем слетит с катушек. Но прошла секунда, другая, он выдохнул и вновь нацепил на уста привычную улыбку. Кажись, пронесло.

— А чего это мы всё у входа топчемся, пойдём, лучше стойла покажу, — Ждан призывно махнул рукой, и широким шагом направился в сторону крытых ангаров.

Пришлось догонять и пристраиваться рядом, а то, неровен час, опять какая тварь на пути встретится. Дружинник же хоть и немного пугал, но хотя бы вид имел человеческий.

По пути нам и впрямь встретились разные твари. Были среди них как знакомые мне волколаки, так и более удивительные существа. Например, довелось мне увидеть человека будто бы с ног до головы обтянутого змеиной кожей, да так плотно, что на месте носа у него имелся разве что приплюснутый бугорок с широкими ноздрями, а глаза и вовсе были жёлтыми и выпуклыми как у самой настоящей змеюки. Попадались мне и звери переростки, навроде огромного медведя, на спине которого впору пулемётный расчёт устанавливать. В общем, странностей вокруг было не счесть, всех и не запомнить. Я бы и дальше продолжил с интересом крутить головой да разглядывать диковинки, да вот незадача добрались мы куда следует.

Прямо перед глазами зиял вход в ангар и несло из него знатно, будто из какой-то клоаки. Вонючее местечко, ничего не скажешь.

— Ну засим будем прощаться, — помахал мне ручкой дружинник.

— А как же… — начал было я.

— Не боись, ступай смело, вся животина на выгуле, так что не покусает никто. А внутри сам смекнёшь, что к чему.

Дружинник зашагал прочь, а я так и остался стоять у входа да вдыхать запах нечистот.

Впрочем, это занятие довольно быстро наскучило и я всё-таки вошёл. Ох, лучше бы я этого не делал, вонь с новой силой ударила по носу. Да так, что глаза заслезились.

— Стоум, айда сюда!

Писклявый голос Молчана я признал сразу, а проморгавшись от вони заметил и его самого. Юный погонщик призывно махал рукой из противоположного конца ангара. Помимо моего старого знакомца, внутри имелись и другие новики-велеситы. Они усердно орудовали вилами да лопатами, вычищая дерьмо из многочисленных стойл.

Плюнув на царящую вокруг антисанитарию, я потопал к ожидающему меня отроку.

— Честь дружине! — выпалил мальчишка, как только я приблизился.

При этом мордень у него сияла, словно начищенный медный таз. Ну ещё бы ему не радоваться, как-никак воплотил мечту каждого славискийого пацана. Причём с запасом. Не просто дружинником стал, а в саму Ратную школу попал — это ли не повод для гордости?

— Князю слава, — куда менее восторженно ответил я.

Ну а чего, чинопочитанием никогда не страдал, так с чего вдруг мне этого самого князя с любовью восхвалять. Я ж его даже не видал никогда, может он старый обрюзгший дед, который уже лет пять, как под себя ходит. О нём даже по радио-то особо не говорят, все больше подвиги его сыновей восхваляют.

— Ох и рад я тебе Стоум, а то молва уж о тебе ходит, а я ни сном ни духом, — принялся без умолку тараторить Молчан. — Даже о статуе той срамной не от тебя друга своего узнал, а из чужих уст. Ну, как ты поживаешь, говорят, в одной комнате с девкой-витязем обретаешься. Ну и как она, сладкие у неё уста? А ещё слух ходит будто самородок ты…

Ну, понеслась душа в Правь, надо бы его как-нибудь заткнуть или хотя бы сделать так, чтобы он не вопросами сыпал, а сам о чём-то трындел.

— Правда, всё правда. Ты лучше расскажи, как тебе тут живётся, как посвящение прошёл, да о даре своём поведай. Мне жуть как интересно о силе вашей из первых уст узнать.

Молчан слегка зарделся от моего внимания, но вскоре совладал с эмоциями и вновь зачесал языком.

— Да хорошо мне живётся, почти как дома. И одевают, и обувают, и кормят вкусно, а что работать иногда приходится так я и у себя в деревне баклуши не бил. А девки здесь какие одно загляденья я таких только во сне и видал. Вот бы с ними на недельку-другую да на сеновал…

— Поверь, ты себя переоцениваешь, — не смог я сдержать улыбки.

— Пере…чего? Неужто не веришь в силу мою мужскую? — насупился Молчан.

— И в мыслях не было, ты этом деле богатырь, спору нет.

— То-то же. Так на чём я остановился?

— Про посвящение хотел рассказать.

— Да там и рассказывать-то толком не о чем. Спустились мы значится под землю, а там капище. Ну и волхв тамошний водицы светящейся дал нам испробовать. А дальше травами нас окурил, наговор какой-то спел да отпустил восвояси.

— Наговор? Что за наговор такой? — насторожился я.

— Да не ведаю я, у меня тот день весь как в тумане липком. Пытаюсь вспомнить, что там волхв напевал и голова сразу свинцом наливается, ни одного словечка припомнить не могу.

Интересно девки пляшут, надо бы у сварожичей из моего призыва поспрашивать было ли у них нечто подобное. Но что-то мне подсказывает, что ответ будет отрицательным. Вот и ещё одна тайна на горизонте замаячила. Не Ратная школа, а какой-то форт Боярд, только карликов для полного счастья и не хватает.

— Ладно, не мучай голову, расскажи лучше про силу новообретённую.

— Ох и трудно это описать людским языком. В моей голове будто ледышка поселилась. Холодненькая такая, приятная, но это до только до поры до времени. Стоит мне свой мысленный взор на неё перевести, как голову будто льдом сковывает и тогда начинаю я на мир по-иному глядеть, словно через пелену какую. И ежели я так гляну на животину любую, то начинает она чуять желания мои, а если надавлю, то и приказы станет исполнять. Правда, от приказов в голове теплеет, а вместе с теплом и боль неприятная приходит.

— Ясно, стало быть, ты теперь живностью всякой повелеваешь?

— Ага.

— А другим человеком можешь? — задал я очередной вопрос и тут же об этом пожалел.

Глаза мальчишки внезапно затуманились, словно впал он в размышления глубокие. Впрочем, длилась эта странность всего мгновение, а затем Молчан с какой-то необъяснимой злобой произнёс:

— Дурной что ли, разве ж человек — это животное какое?!

"Это ещё что за херня такая?!" — от столь резкой отповеди я опешил. Ну ещё бы, где это видано, чтобы у человека так настроение менялось. Особенно у такого добродушного, как Молчан.

— Ты прости меня Стоум, и сам не знаю, чего это на меня нашло, будто затмение какое-то, — повинился мальчишка.

— Не держу я на тебя зла, с кем не бывает?

"Например, с нормальными людьми" — об этом я, конечно же, умолчал.

— Ох, ну и приспичило, никогда ещё так сильно по нужде не хотелось! — Молчан схватился свободной рукой за промежность, а затем с мольбой во взгляде посмотрел на меня. — Стоум, а Стоум, удружи, прикрой меня, пока я до кустиков схожу.

— Хах, беги давай зассанец, — ответил я и отобрал у бедолаги изгвазданные в навозе виды.

Избавившись от ноши, Молчан сразу же припустил к выходу из ангара.

Мне же оставалось лишь глядеть ему вслед и думать над тем, как одной рукой управляться с вилами.

Молчан так и не вернулся. Не знаю, куда он вчера запропастился, но на душе отчего-то скребли кошки.

Даже сейчас, шагая в общем строю на огневую подготовку, я не мог отделаться от мысли, что совершил ужасную ошибку. Их этих ошибок и так в последнее время было не счесть, но эта конкретная будто бы была какой-то особенной…роковой.

— Культяпка, хорош пятки мне оттаптывать, — обозлился на меня Рябой.