Я долго думал над тем, каким он должен быть — мой первый протез. Очевидно, функциональным, но без перегибов. Поэтому для начала решил остановиться не на бионической руке, а на стареньком протезе-крюке. Ну а что, простенько и со вкусом. Первый протез он ведь и должен таким быть, иначе можно и вопросов ненужных отхватить. А то скую себе сразу протез механический или не дай боги биоэлектрический и тут же попаду в застенки к местным дознавателям. А оно мне надо? Нет. Значит, и двигаться к цели следует малыми шажками.

Да и протез этот не так уж и плох, как-никак проверку временем прошёл. Изготавливали его ещё во времена Союза и тогдашние инвалиды на него не особо-то бочку катили. Ну а что, удобный функциональный, детишкам опять же по душе — как увидят, сразу за пирата принимают. Ну а коли обижать кто станет, то таким крюком и гортань можно выдрать с корнем. Одним словом, протез для людей.

А как к нему окружение моё попривыкнет, так можно будет и доработать его слегка. Например, превратить в этакий швейцарский нож, где помимо крюка найдётся место и для клинка гранёного и для ствола воронёного.

Ну а ежели опасность какая возникнет, то я этот протез безобидный мигом перекую во что-нибудь более убойное. Благо есть у меня уже идейки занимательные — почерпнул я их, когда ружья да пистолеты у Рогнеды перебирал…

— Ну и чего, долго так стоять будем? — проворчала Колышек. — Ужин уже на носу.

— Женщина, не порть момент.

— Сколько раз повторять, не женщина я — а витязь! — топнула ногой девица, да так, что грунт под её сапогом промялся.

— Я тебя с собой зачем взял, чтоб ты нудела над ухом? Нет. Ты здесь, чтобы засвидетельствовать мой триумф.

А больше и не было никого на пустом-то стрельбище. Все давно уж столоваться побежали да отдыхать — одни мы тут торчим, как два тополя на Плющихе.

— Три…триумф, это что за зверь такой? — наморщила лобик Колышек.

— Не забивай свою прелестную лысую головку.

— Иногда я совсем тебя не понимаю, Стоум. Как наедине мы остаёмся, ты будто другой человек.

— Это потому Колышек, что близкие соратники мы с тобой, а рядом с близкими всегда надо быть собой. А иначе и рассудка недолго лишиться.

— А как это быть собой?

— Сложно это и не всем под силу, но я тебе подскажу. Для начала подумай, чего тебе больше всего хочется?

— Брюхо набить.

— Да я не про сейчас, а вообще. Должно же быть что-то, чего ты желаешь? Оно у всех есть, главное, в себе покопаться.

— Иноземца убить.

— А ещё?

— Ну и ещё одного можно.

— Да я не о том, ещё чего желаешь? — не сдавался я.

— Дуболом именной? — пожала плечами Колышек.

— Уже лучше, но опять не то. Давай-ка, что-то со службой не связанное.

Девочка на секунду подвисла — сразу видно, задумалась. Редко с ней такое бывает. Думы думать — это неё, она больше действовать привыкла. Ну оно и понятно, рождена как солдат, воспитана, как солдат да и помрёт как солдат — нет у неё иного будущего.

— Отца и мать увидеть…хотя бы разок.

Эх, что же ты со мной делаешь девочка? По больному бьешь.

— Ладушки, вот как стану воеводой, так сразу твоё желание и исполню.

— Договор?

В этот раз отказывать я и не думал и не только потому, что класть хотел на богов с их клятвами. Просто я впервые услышал в её голосе надежду.

— Договор, — улыбка помимо воли прилипла к лицу.

— Ну тогда и я тебе подсоблю. — решительности в её голосе было хоть отбавляй.

— Это как? — чуть насмешливо поинтересовался я.

— Помогу тебе воеводою стать или забыл ты мои слова? Так я повторю: сегодня я тебе помогу, а завтра ты мне подсобишь — разве не в этом суть боевого братства?

— Я думал, это только портков касается.

— А может…

— Нет, нет и ещё раз нет! Сколько раз тебе повторять, не дам я себя резать ради этого твоего побратимства…Да и вдруг ты заразная какая.

— Витязи не болеют.

— А ещё у них туго с юмором.

Иногда дать надежду — это то немногое на что мы способны.

Верил ли я, что когда-нибудь стану воеводой? Боги, ну, конечно же, нет! Да и в то, что малолетняя писюха, пускай и витязь, подсобит мне в этом деле нелёгком тоже не верил.

Возможно, когда-нибудь в будущем она и станет полезна. И, чем чёрт не шутит, даже сможет продвинуть меня по карьерной лестнице, но уж точно не до звания воеводы.

И дело даже не в том, что простолюдов к этой должности не подпускают — вовсе нет. В Славии с этим строго. Будь ты хоть трижды деревенский увалень, но если на поле боя себя проявил, то путь наверх тебе открыт. И вот тут-то и кроется основная загвоздка, проявлять себя на поле боя я не очень-то и хотел. Там ведь и пулю шальную схлопотать можно. А иного способа воеводой стать на моей новой родине и не было отродясь. Хочешь на плечо себе нашивку с шестью мечами скрещёнными да в круг заключёнными, будь добр повоюй — да как следует, а не спустя рукава.

Так что не было в моём обещании ни расчёта хитрого, ни правды желанной. А была одна лишь надежда.

Я просто дал слабину, просто привязался к Колышку будто к щенку. Мне нужен был кто-то, перед кем я смогу хоть немного открыться, и я выбрал её. Из всех вариантов — это был наиболее разумный и безопасный выбор.

Вот только горевать о содеянном я и не думал. Не далось бы мне это занятие, даже если бы сильно пожелал. А всё потому, что не калека я больше и прозвище былое мне теперь не к лицу.

Добился я наконец своего и вот уже как сутки протез-крюк приятно оттягивает плечо. Он словно бы придаёт уверенности. А ещё штаны помогает надевать…

Да и взгляды он к себе приковывает будь здоров. Ну ещё бы, увесистый на вид, из воронённой стали, нарочито грубый и угловатый. Сковал я его таким специально, чтобы внутрянку замаскировать. Точнее, гильзу приёмную, в которую культя вставляется. А всё оттого, что гильза эта ох и непростая была, но обо всём по порядку.

Обычно же оно как бывает, для начала надобно гипсовый слепок культи изготовить, и уже на его основе примерочную гильзу смастерить. Затем приладить всё это добро на культю да поглядеть, не жмёт ли где, не царапает? И лишь после примерки, если та удачной окажется, можно и постоянную гильзу сваять.

Вот только волокита эта вся вышеназванная была мне в тягость, а полагаться на Сварогову науку в таком кропотливом деле не хотелось. Гильза — она ведь как влитая на усечённой конечности должна сидеть, там каждый миллиметр значение имеет. Вот и не стал я попусту время терять, взял да гильзу вакуумную сковал, а она, как известно, сама к культе ластится и форму верную принимает. Да и сидит она так плотно, что её только с костью плечевой и вырвешь, а это для боевого протеза самое то.

Ну и с материалом для протеза я тоже мальца схитрил. Правда, на это раз не от большой лени, а из-за заботы о теле своём растущем. Не хотел я, чтобы от веса протеза моего меня же и перекособочило, поэтому и использовал вместо обычных для этих мест тяжёлых металлов лёгкий титан. А поверх него уже, для маскировки и напыление нанёс из оружейной стали. Будь моя воля я бы и графен использовал, а он, как известно, крепче и легче всякой стали, вот только замаскировать его уже не выйдет. Он же на вид то ли как уголь, то ли как стекло чёрное, а главное, не звучит он, как метал. Вот стукнешь по нему, а в ответ от него никакого бряцанья. Подозрительно? Вот то-то и оно! Стало быть, и сварожичи из тех, что поопытней сразу почуют подлог.

— И как тя звать-величать теперь прикажешь? — спросил Рябой, отрываясь от тарелки со съестным. — Мы ведь уже и пообвыклись с прозвищем твоим,

— Руки-крюки, — пробурчал себе под нос Мотыга.

Месяц уж прошёл с той нашей драки, а он всё никак обиду не отпустит, до сих пор её лелеет. Даже здесь за общим столом, среди яств богатых морду свою воротит и в сторону мою старается не глядеть.

— Длинно больно, надобно что-то покороче и чтоб сути соответствовало. А руки, которые крюки — это прям про тебя Мотыга, — усмехнулся Рябой и вновь погрузил ложку в тарелку с гречневой кашей.