— Не страшно, я потом для ровного счёта ещё ногу где-нибудь потеряю и в скоморохи пойду.

Вот ведь лиса хитрая! Нет, чтобы вхолостую выстрел произвести да убедиться, что механизмы ружья исправны, вместо этого она сразу напихала вовнутрь патронов. А теперь стоит тут, глазищами своими хлопает да байки страшные травит, на слабо меня берёт. И ведь уверен я, что будь ружьё неисправно, десятник бы сразу его забраковала — не зря же она так пристально его осматривала.

Но уверенность уверенностью, а перестраховаться не помешает.

Переступив огневой рубеж подхожу к сотворённой до этого подпорке и укладываю воронёный ствол промеж рогов. Затем упираю приклад в плечо, а после ещё и поджимаю его щекой — это чтобы освободить единственную руку, она мне сейчас понадобится.

— Горн к горну, — произношу я, предварительно согрев ладонь.

— Жар в дело, — рогатина под моей пятернёй “плавится” и ствол Спиночёса начинает погружаться в подпорку.

— Молотом оземь, — лёгким прикосновением кулака довершаю конструкцию.

Вспышка! Теперь это не просто рогатина, а самые настоящие тиски, из которых Спиночёсу уже не выбраться. Осталось только верёвочку добыть, но за неимением оной можно и немного сжульничать.

Снова опускаюсь на одно колено и провожу ритуал ковки. Готово! Осталось только поднять изделие с земли.

И вот в моей руке покоится длинный кусок проволоки, его то я и планирую использовать. Зацеплю им спусковой крючок, да дёрну с безопасного расстояния.

Сказано — сделано. Но перед самим выстрелом я оглядываюсь на Рогнеду и вижу, насколько она раздосадована. Мало того что ей теперь зад подставлять, так ещё и оружейку открывать. Не её сегодня день, ох не её.

Гремит выстрел и вместе с ним рушатся последние надежды десятника.

— Боги, и не думала я, что на старости лет буду таким промышлять, будто девка какая гулящая, — раздосадовано произносит Рогнеда, когда мы переступаем порог оружейки.

— Да какая же вы старая, наоборот, в самом соку.

— Ты давай зубы-то мне не заговаривай, — ворчит женщина, но я по голосу понимаю, что услышать такое ей было приятно.

Ну оно и понятно, если даже в моём родном мире женщин за тридцать частенько называли старородящими, то здесь с этим ещё хуже. Ежели до двадцати не родила и на воинской службе не состоишь, значит проблемы у тебя какие по женской части, ну или муж не любит. Тут ещё не понятно, что из этого хуже.

— Делай о чём уговаривались, не томи, — поворачивается ко мне спиной Рогнеда.

— Так уговор про зад, был, а не про штаны.

— Чего сказал?! — брюнетка разворачивается обратно и тут же пронзает меня пылающим взором. — Новик, я смотрю, ты совсем берегов не чуешь?!

— Дак ведь это же не я договор такой предложил. Мне-то чего, я свою часть уговора выполнил, могу и за штаны щипнуть. Не мне же потом ответ перед богами держать.

— Будь ты неладен со своим спором! — рычит Рогнеда, но всё же принимается распутывать завязки на портках.

Несколько секунд она неуклюже возится с тесёмками, будто бы пытаясь отсрочить неловкий момент. А затем одним решительным движением слегка приспускает штаны и в то же приподнимает китель.

В этот момент меня так и подмывает спросить: подруга, ты чё серьёзно? И ради этого вот зрелища весь сыр-бор был? Да эту тонкую полоску молочно-белой кожи даже задницей-то не назвать — так самая верхушечка, ближе к копчику. Да, выпуклая и аппетитная верхушечка, но тем не менее…Эх, какое же это разочарование.

— Чего обомлел, щипай давай или девок голых никогда не видал? — злится Рогнеда.

Ну я и щипнул, от души так щипнул, чтобы знала вертихвостка как парней наивных обманывать.

— Да ты чего творишь полоумный?!

— А это, госпожа десятник, чтобы боги вопросов лишних не задавали, вдруг без синяка не поверят.

Уважаемые читатели, у меня к вам большая просьба, если произведение вам понравилось, то ставьте лайки. Мне нужно чётко понимать, есть ли интерес к книге.

Молчан пропал, испарился, сгинул…будто бы и не было его никогда. Вот уже месяц я не видел мальчишку и что самое странное, Твердислав ни с того ни с сего сменил гнев на милость. Он отчего-то перестал посылать меня к велеситам, а без разрешения сотника вход на территорию к погонщикам мне был закрыт. Следовательно, и поисками мальчишки я как следует заняться не мог. Разговора со Жданом тоже не получилось, молодой дружинник раздражённо заявил, что это не моего ума дела, и был таков.

Одним словом, остался я в полном неведении относительно судьбы несмолкающего, жизнерадостного погонщика. Что с ним, куда он подевался, не связана ли его пропажа с нашим разговором? Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа.

Имелась и ещё одна странность, она тоже касалась сотника. Несмотря на мои выдающиеся успехи в Свароговой науке, Твердислав отчего-то не спешил с моим обучением. Весь месяц он только и делал, что потчевал меня различными материалами. Никакого тебе оружия или взрывчатки, только металлы, минералы и полимеры, коих в Славии было ни то, чтобы много. На мой закономерный вопрос: отчего так происходит? Сотник пояснил, дескать, рано мне ещё взрослыми игрушками баловАться, сначала надобно испытание пройти — предел мой измерить, дабы не надорвался я раньше сроку. По той же причине он и о протезе слушать не пожелал, лишь покачал головой да повелел терпеть до тех пор, пока дар окончательно не приживётся. А то, что я в первый же день Спиночёс сковал его будто бы и не смутило. И это притом, что другие новики лишь недавно ружьё освоили, да и то через пень-колоду. У одного затвор ствольную коробку цепляет, у другого шомпол не вынимается, а у некоторых и вовсе ствол вбок глядит. Вот как таким ковку доверить? Только Колышек и не подвела, видать, впрок ей пошли занятия ночные. Винтовка у неё вышла знатная, без особых огрехов.

Так бы я остался несолоно хлебавши, без доступа к игрушкам мужским кабы не десятник. Слово своё Рогнеда сдержала, дозволила она мне в закромах своих пошарить и это я сейчас не о всяких там пошлостях. В общем, разрешила она мне в оружейке бывать и оружие казённое чистить да перебирать.

Теперь сижу я тут почти безвылазно вот уже который день. Как минутка свободная появляется сразу сюда бегу. Даже слушок среди служивых пошёл, будто приглянулся я воительнице вдовствующей и мы тут с ней непотребствами всякими занимаемся.

Сплетни сплетнями, но то, что сблизились мы сильно, этого не отнять.

Да и, чего греха таить, на руку мне были пересуды людские, чем не отговорка для Твердислава? Он-то поди думает, что я тут телеса женские щупаю, а не железки, пропахшие маслом, перебираю. А если и догадывается сотник об истинном положении дел, так тоже не страшно. Хоть сам он в учёбе мне отказал, но прямого запрета на науку оружейную я от него не получал. Ну и сам он, конечно же, не будет меня с поличным ловить — не почину ему таким заниматься, а вороны глазастые на стрельбище отчего-то не залетают. Видать, оружейного грохота пугаются.

В общем, с какой стороны ни глянь, подсобила мне Рогнеда знатно.

Украдкой бросаю взгляд на брюнетку. Почему украдкой? Так занят я. Стою за разборным столом, детали от помпового ружья пальцами перебираю, да на память их запоминаю.

Заметив мой взгляд, Рогнеда нехотя отлипает от газеты.

— Ну чего на этот раз? — устало вопрошает женщина. Видать, думает, что снова начну сбрую богатырскую выпрашивать.

Была в оружейке комната одна запретная, куда я сильно попасть хотел и куда ходу мне не было. Там под семью замками хранилось оружие богатырское. И не то, чтобы нуждался я в нём сильно — всё же не по руке мне тамошние игрушки, но посмотреть одним глазком жуть как хотелось.

— Да вот гляжу я на вас, госпожа десятник, и дух перехватывает. Тааааакая вы вся ладная да пригожая.

— Вот же неймётся тебе, сколько раз повторять: нет у меня ключей от той коморки, а замки я тебе ломать не позволю! — бьёт кулаком по столу десятник, да так сильно, что сама на стуле подскакивает.