— Ну что братцы, покажем Зверю, где раки зимуют?! — не узнаю свой голос, откуда этот странный задор и почему губы сами собой в усмешке растягиваются? Мне ведь страшно должно быть, так где же он мой страх? Потерялся, сгинул? А может, и не было его никогда и я его просто выдумал?

Дружинники отвечают, но не словами, а кровожадными улыбками. Наверное, точно такая же сейчас красуется и на моём лице. Я назову её весёлый оскал войны, если…НЕТ! Когда одержу ПОБЕДУ!

Крюк уже привычно дёргает за гашетку и автопушка послушно грохочет! Тяжеленные болванки снарядов высекают снопы искр из брони великана и срывают целые пласты стали с его необъятной туши. От каждого удачного попадания Зверь яростно рокочет, а вскоре и вовсе чуть отступает назад. Ох и не по нраву ему гостинцы мои приходятся! Ну ничего, я на него зла за это не держу, кому же понравится в собственное брюхо сталь холодную принимать? Ясное дело, нет таких дураков, но я, как хозяин радушный, и дальше продолжу его гостинцами острыми потчевать до тех самых пор, пока от передозировки сталью холодной он не помрёт!

А тем временем на груди необъятной, панцирем укрытой, всё больше прорех безобразных появляется. Множатся они как грибы по весне. И вот наконец я кровь замечаю. Из дыры в правом боку она сочится да тонкой струйкой по броне рванной стекает — Землю-мать орошает.

Завидев скорый конец врага, с удвоенным рвением дёргаю за гашетку. Великан израненный уже весь качается и от попаданий новых к земле пригибается. А я всё палю без устали да рану у него на боку выцеливаю. Авось если попаду туда ещё хотя бы разок, то кровь уже не ручейком прольётся, а полновесной рекой хлынет.

Вот только и Великан не дурак, понимает, где собака зарыта. Поэтому и крутится он на месте как юла, продырявленный бок от обстрела спасая. Ещё и клубы пыли топотом своим могучим поднимает и тем самым обзор мне ухудшает. Время себе, гад такой, выигрывает! И ведь удаётся ему задуманное: вскоре боезапас мой истощается, гильза последняя в сторону отлетает и автопушка нехотя замолкает.

Ещё раз для верности дёргаю за гашетку и к стене стальной приникаю. Голова идёт кругом то ли от газов пороховых, то ли от усталости. Ох и вымотала меня эта пальба, последние силы отняла. В ногах и вовсе прыти не осталось ни для бегства, ни для битвы яростной. А тем временем где-то впереди громко БУХает — быстро же ОН от ранений тяжких оправился! Смотри-ка, уже топает-приближается!

Снова горн разжигаю и брони ДОТа касаюсь, разве что перековать её не успеваю…Только собираюсь кулаком к стали холодной приложится, как рёв свирепый у самого уха раздаётся.

— РАААААА!!! — залетает в бойницу яростный ветер.

От могучего порыва оседаю на землю и в ту же секунду надёжные до этого стены дают слабину. Они отчего-то резко устремляются ввысь, исчезая из виду, а через пару секунд за моей спиной раздаётся ГРОХОТ! Вот только я даже ухом в ту сторону не веду и тем более на шум не оборачиваюсь. Ну какой мне прок глядеть на покорёженный ДОТ, когда прямо передо мной предстаёт ТОТ, кто и отправил стальной купол в полёт. Вот он в паре метрах стоит. Хрипит, чуть покачивается да небо собой заслоняет. А под ножищами стальными у него лужа кровавая растекается.

Внезапно меня хватают за шкирку и силком утягивают назад. Прямо перед носом плотно смыкается солдатский строй. Я больше не вижу страшного великана — только широкие спины в серых шинелях мелькают перед глазами. Не успеваю я понять что к чему, как неожиданно для самого себя оказываюсь глубоко в тылу, далеко за плечами у однополчан.

Чего это они творят, швыряют меня как щенка неразумного и это притом, что враг прямо под носом?! Совсем от страха из ума выжили, тоже мне вояки!

— Славная битва, малец, — склоняется надо мной Полуша. Его глаза "горят". — Здесь верить страхам своим не надо, ведь жизнь — как подвиг, а смерть — награда. Ну что же, Стоум, до встречи в Прави, — дружинник прикладывает кулак к сердцу. — Героев Славии мы там увидим, с друзьями чарку там опрокинем. И вспомним с ними мы эту битву и вспомним, как ты в ней бился лихо…

Полуша зачем-то валится на меня сверху, придавливая собственным весом к пыльной земле, а через секунду совсем рядом грохочет раскатистая череда взрывов…

В себя прихожу рывком. Голова гудит, в мозгах какая-то мешанина из образов. Да ещё и нечто тяжёлое давит на грудь, мешая как следует продохнуть. Пытаюсь перевалиться набок и скинуть груз, но тщетно. Слишком тяжело. Изо рта исторгается хриплый, каркающий кашель. И именно в этот момент воспоминания чуть проясняются. Вот гадство!

Осознание произошедшего придаёт сил. С трудом спихиваю с себя дружинника и тут же прощупываю его пульс — мёртв! Да и разве могло быть иначе, когда спина его вся изодрана в мясо?

Славийцы — вот ведь безумцы, они что подорвали себя вместе с великаном при помощи тех самых гранат?!

С трудом поднимаюсь на ноги, и сквозь взвесь от взрыва оглядываю поле битвы.

В десятке метров от меня мешанина из тел в серых шинелях. Нет, они не просто бездумно себя подорвали. Перед тем как пустить в ход гранаты, дружинники успели облепить великана своими телами. И теперь на месте взрыва настоящая братская могила — гигант с измочаленными ногами лежит в окружении исполнивших свой долг славийцев…ну или того, что от них осталось. Там же покоится и Заяц, он до последнего оставался верен своим боевым товарищам.

Только я собираюсь отвернуться от этого печального зрелища, как до ушей доносится противный скрип. И раздаётся он от левой руки великана. Закованная в броню кисть слегка подёргивается.

Да быть того не может! Даже с такого расстояния я отчётливо вижу рваные дыры в его броне, а сквозь них и измочаленную в кашу плоть. Обстрел из автопушки не прошёл для великана даром, а теперь ещё и чередой взрывов ему покорёжило обе ноги. Правой особо досталось, с неё сорвало большую часть брони вместе с кожей и мясом — жуткое зрелище, даже кость кое-где виднеется.

А тем временем скрип усиливается, и вот уже другая рука великана начинает скрести по земле. Ещё немного и ОН наверняка придёт в себя! А вот этого я ему позволить уже не могу, не для того здесь столько народу полегло, чтобы этот хмырь и дальше небо синее коптил.

Сил у меня немного осталось, но на ещё одну задумку их должно хватить. А там будь что будет…

Хриплым дыханием распаляю горн. Ладонь едва-едва светится, а жар в груди и вовсе потихоньку затухает. Похоже, эти силы последние.

Ладонью касаюсь холодного металла на правой руке и обдаю протез остатками сварогова жара. А после, ещё и припечатываю сверху кулаком. И, главное, проворачиваю всё это без слов — уж слишком я сегодня устал, чтобы языком попусту трепать.

Вместе со сполохом от ковки исчезает и последний жар из груди. После себя они оставляют все тот же с виду протез, разве что почерневший до одури да сменивший крюк на клинок.

Не теряя времени даром направляюсь к голове гиганта. И пока шагаю, тончайшее чёрное лезвие метровой длины бороздит утоптанную землю. Вот только сопротивления я при этом совсем не ощущаю, нанометровый клинок из графена — это, конечно, не атомарный резак, но раскроить камень, толстую броню или череп великана он способен играючи. За этим-то он мне и нужен. Раз уж через тело эту тварь не пронять, то будем бить в голову. Из автопушки мне его черепушку выцелить не удалось, так хоть клинком добрым её достану.

Огибаю бронированную тушу по краю и захожу со стороны затылка. Голова твари укрыта толстенной угловатой бронёй, но для лезвия из графена это не помеха.

Чёрный клинок взмывает ввысь — обманчиво хрупкий и безобидный. Если поглядеть на него со стороны граней, то можно и вовсе потерять его из виду, настолько он тонок. И всё это благодаря графену — самому прочному двумерному материалу из известных.

— Тому бог не нужен, кто с наукой дружен, — произношу я свою излюбленную фразу и опускаю чёрный клинок вниз.

Призрачное лезвие вгрызается в броню, и огромная голова вздрагивает. ПОБЕДА!