Только вот Зайцев, казалось, совсем не был впечатлен его жалобами, а наоборот, радостно продолжил, улыбаясь как на выпускном:

— А я вот смотрю на ваши анализы — просто красота! Бык! Хоть в космос лети! Никаких проблем. Вы абсолютно здоровы. Поздравляю!

Слютников только было хотел разнести этого докторишку в пух и прах, но тут в сердечко что-то кольнуло. Он повернул голову к монитору, но там ничего не отобразилось.

«Не работает, что ли?»

— Знаешь, Зайцев, — начал было Кирилл, но он не успел ничего сказать.

Дверь в палату резко открылась, и вовнутрь прошло двое гвардейцев из рода Раскатных. Один из них даже церемониться с Зайцевым не стал, отодвинул его в сторону и заявил:

— Мы его забираем.

— Что? — Зайцев, конечно, смутился такому поведению «гостей», но тревожную кнопочку не нажал. — Как это вы его забираете? Он еще не выписан, вообще-то!

— Нам сказали, что он здоров, — холодно заявил гвардеец. — Анализы видели? Видели. Он здоров, бык, так сказать. Хоть в космос отправляй.

— Я тоже так говорил, — задумчиво пробормотал Зайцев, но в следующий миг гвардейцы перешли к действиям.

Они без лишних слов подхватили Кирилла за подмышки. Несмотря на то, что Слютников очень пытался и старался вырваться, сил у него попросту не было.

— Подождите! — Зайцев попытался остановить их, но гвардейцы даже не обращали внимания. — А как же заключение врачей, как же комиссия…

— С дороги, — рявкнул гвардеец, которому Зайцев перегородил дверь. — Это, — он кивнул на недовольного старика. — Подданный рода Раскатных. Выпишите постфактум.

Больше никто ничего сделать не смог. Гвардейцы тупо потащили Кирилла по коридору, а Слютников только и мог, что тихонько верещать и махать ножками.

Черный внедорожник семьи Раскатных остановился на пустыре. Я, сидя на небольшом камне вместе с Рубцовым, лениво проводил машину взглядом, а затем встал.

Гвардейцы, которых я послал за Слютниковым без особых церемоний, как я и приказывал, тупо доставили мне жертву. Рома, так звали одного из них, открыл водительскую дверь, вышел из машины и рывком открыл дверь. Затем, ловким движением руки, выволок Слютникова на свежий воздух.

Он был не таким, каким я его помнил. Наглости в нем больше не было, остался лишь страх. Он едва стоял на ногах, пошатывался и постоянно убирал с лица длинные волосы, которые отросли за время госпитализации.

Его глаза блуждали по местности, и когда остановились на мне, наполнились ужасом и непониманием. Рубцова он в упор не видел, смотрел только на меня.

Я медленно встал, подошел к нему и… я ничего говорить даже не стал. Никаких долгих прелюдий, никаких пафосных речей. Это все не имело смысла. Он — мразь, самая последняя. Какой толк будет мне оттого, что я ему всё выскажу? Никакого.

Собаке — собачья смерть.

Рука машинально поднялась прямо напротив лица Слютникова. Он только и успел, что открыть рот, но молния убила его быстро.

Тело Слютникова содрогалось, словно было тряпичной куклой, подвешенной на леске, и он простоял секунды три, не меньше. Затем упал на землю и издал последний звук.

— Все кончено, — я смотрел на него пустыми глазами.

Затем перевел взгляд на гвардейцев, но те смотрели прямо мне в глаза. Никто не опускал взгляд, не склонял головы. Они были преданы мне и понимали, что с этим дерьмом нужно заканчивать.

— Теперь можно и домой.

Отцовский кабинет сильно изменился с момента, как его обжил Слютников. Тут, конечно, повсюду валялись его вещи, бумаги, какие-то шмотки, и в целом, все еще ощущалось его присутствие. Первым делом я открыл окна, чтобы выветрить кабинет. А затем зажег камин.

Вещи, как и бумаги, одна за другой падали в кострище, навсегда сжигая память об этом старом ублюдке.

Я прошелся взглядом по каждому закоулку этого места, чтобы не оставить от Слютникова ничего, и вскоре около камина выросла куча его личной ерунды.

В момент, когда гора «мусора» стала меньше почти что в половину, в кабинет постучались, а затем дверь приоткрылась и в комнату вошла Распутина.

Ее лицо выражало… так сказать, странную смесь сочувствия и скрытой гордости. Она не сводила с меня глаз, а затем, прошла и села на стол, глядя мне прямо в глаза.

— Там, — она поджала губы. — Твоя бабушка плачет.

Я натянул еле заметную улыбку на лицо и прикрыл глаза.

— Ну да, — еле слышно сказал я. — Видимо, она кое-что поняла.

Катя слезла с угла стола и подошла к моему креслу, за которым я сидел. Положила правую руку на спинку и, не касаясь моего плеча, продолжила:

— Ты правильно поступил, Гоша, — я не открывал глаза, просто слушал ее. — Даже если Кирилл был серьезно болен и не представлял роду никакой угрозы, он все равно должен был умереть от твоей руки.

Я вздохнул и медленно открыл глаза.

— Глава рода обязан показать всем последствия предательства и преступлений против семьи Раскатных.

Это я и так хорошо знал, но все же, коротко кивнул. Ее слова звучали с оттенком чего-то большего, чем просто поддержка. Возможно, она говорила это не только для него, но и для себя самой.

Катя только-только коснулась моего плеча и чуть поджала пальцы, как в кабинет пришел еще один гость. Из-за появления Рубцова, Распутина тут же убрала руку за спину и повернулась к начальнику службы безопасности.

Сам же Рубцов на миг смутился, думая, что помешал нам, а затем быстро поклонился и, как всегда, сразу перешел к делу.

— Мы переносим штаб рода в Новый Тагил?

«Хех. Так и знал, что задаешься этим вопросом, — я посмотрел в его серые глаза и увидел в них смятение. — Сомневаешься в моих решениях? Зря, Ваня. Очень зря.»

Катя в этот момент явно заинтересовалась услышанным. Она чем-то там зашевелила у моего плеча, но уходить из кабинета не стала.

— Да.

— Почему? В Перми сосредоточены все знатные рода Пермского княжества. Это административный центр, куда больше и значительнее, чем Тагил.

— Ты сомневаешься в моем решении? — поинтересовался я. — Или тебе интересны причины?

— Причины, Георгий Игоревич, — тут же ответил Рубцов. — Просто… блин, ну Пермь и Тагил, это две разные вещи.

— Тагил — это боевой город. Там Штормовой Предел, — начал пояснять я. — Наш род сейчас в упадке. Первое, что нам нужно, — это восстановление финансовой и боевой мощи. А для этого нужны доходы и ресурсы.

— Шеф, — тут Рубцов убрал смятение в глазах, но все равно в его интонации что-то мне не понравилось. — Это очень серьезный шаг. Все основные рода и связи…

— Ваня, — я встал и холодно посмотрел на него. — Это мое указание и оно не может обсуждаться. Ты можешь посоветовать, да, но только когда я попрошу. Не забывайся, что я глава рода.

— Слушаюсь, шеф, — покорно кивнул начальник службы безопасности и вышел из кабинета.

А вот Катя аж ожила после моих слов.

— Ты не слишком жестко с ним, Гоша?

— Сударыня, — я повернулся к красавице, но не улыбался, как она. — Я не сопляк, который бегает туда-сюда и играет в войнушку и во власть. Я не третий там или второй наследник престола, чтобы мое мнение можно было ставить под сомнение, как и слова. Я — глава рода, и если кому-то непонятно мое решение, я могу его объяснить, но только в том случае, если считаю нужным это сделать.

— Настоящий правитель, — продолжила улыбаться она. — А если…

— Кать, — я уловил сигнал ее часов за какое-то мгновение. И успел сделать шаг, чтобы подхватить Распутину.

Она потеряла сознание, а пульс упал до критического минимума.

— Что же это за чумной ток такой, — я провел рукой по всем возникшим «очагам возгорания», — Что ты никак не уходишь, а⁈

На всякий случай, я пригласил в усадьбу местного лекаря. Он осмотрел девушку, но только и смог, что выписать микстуру да и уйти восвояси. А микстурка тем временем была полезной, она искусственно держала границу пульса чуть выше положенного, без вреда для организма. В целом, мне это и нужно было.