Пегра тщательно осмотрел боевую раскраску лица стража, проверяя точность и четкость контуров линий и чистоту несмешанных друг с другом красок. Воины гарнизона знали, что при попадании на лицо жалящего насекомого нужно срочно избавиться от него. Было известно, что Пегро безжалостно подвергал воинов телесным наказаниям за то, что они при несении сторожевой службы размазывали краску на своих лицах.

Командующий обошел вокруг стены, проверяя поочередно все посты. Никаких сведений для доклада у стражей не было. Река оставалась спокойной, докладывать было нечего.

Основной обязанностью стражей на этой стене была охрана роскошной речной лодки, принадлежащей Пегро. Пока он обходил стену, командир мечтал о рыбалке, на которую предполагал отправиться сегодня после полудня.

Он прихватит с собой закадычных друзей и девиц для утех. Их, безусловно, нельзя было сравнить со столичными красотками, но они были вполне приемлемы для этой чертовой дыры. Он возьмет с собой и двух новых наложниц. Они были двойняшками, всего пятнадцати лет от роду… С такими приятными мыслями он подошел к посту над воротами, выходящими на дорогу. Страж внимательно вглядывался в западные холмы.

— Что ты видишь? — спросил Пегро.

— Всадники с запада, сэр, — ответил воин. — Мне кажется, я вижу крестьян, бегущих по дороге перед ними.

— Бандиты, да? Они становятся дерзкими, раз подъезжают так близко при свете дня. — Он снял подзорную трубу с пояса и вынул ее из футляра. Точный прибор из Неввы свидетельствовал о его высоком звании, так же как и позолоченный шлем командира. В утренней дымке картинка была нечеткой, но он увидел, что всадники действительно гнали перед собой бегущих крестьян. Пока он смотрел на это, всадник пронзил копьем бегущего человека. Остальные, словно соревнуясь с ним, погнали перепуганных селян по полям. Пегро опустил подзорную трубу.

— Странная забава, — пробормотал он.

Обычно бандиты делали набеги на близлежащие деревни по ночам, а при дневном свете убирались в свои берлоги в холмах. Они часто убивали крестьян или брали их в плен для продажи в рабство, но никогда не гонялись за ними ради интереса, тем более под носом у королевского гарнизона.

— Ударь в гонг, — приказал Пегро. — Мы пошлем группу всадников на кабо в погоню за этими негодяями. — Он поднес подзорную трубу к глазам как раз вовремя, чтобы увидеть последнего из убегающих крестьян, которого с ликующим криком проткнул копьем всадник. Они совсем находились близко от стены, буквально на расстоянии полета стрелы.

Рядом с Пегро зазвучал гонг. Затем удары огромного бронзового диска прекратились.

— Командир! — воскликнул страж сдавленным голосом.

— Что это? — Он повернулся и увидел стража, который вновь указывал на дорогу. Теряя мужество, Ван Пегро снова поднес к глазам подзорную трубу. Из-за небольшого подъема на дороге появилась колонна людей. Колонна состояла из четырех рядов, и как только они оказались близко от города, ряды разделились: два пошли налево, два направо. Они шли бесконечно, делясь и делясь до тех пор, пока огромная армия не подошла совсем близко к городу, шеренга за шеренгой, и у каждого перед собой был высокий черный щит. Все это произошло так быстро, что гарнизон все еще продолжал взбираться вверх по лестнице на крепостную стену, когда эти черные тучи хлынули на город.

— Гассем? — воскликнул Пегро, задыхаясь. — Тот безумец, который завоевал Чиву! Откуда он взялся?

— Полагаю, из Чивы, — отозвался страж безразличным голосом. — Как бы мне сейчас хотелось, чтобы принял командование настоящий солдат!..

Почему-то Ван Пегро не обиделся на слова своего воина. Он не способен был что-нибудь почувствовать, кроме слепящего ужаса. Он пытался думать о быстром и безопасном способе сдачи города, но сознавал, что все это тщетно. Солдат Гассем еще принял бы, чтобы увеличить ряды собственной армии, но очень редко он разрешал офицерам нести службу под его командованием. Если их брали в плен, то быстро убивали, чтобы продемонстрировать всю бесполезность сопротивления. Поэтому сдающимся командующим надеяться было не на что: их всегда ждала смерть… медленная и мучительная, если они сдавались слишком быстро, как трусы, без борьбы.

Для того, чтобы скрыть свой страх и выиграть время для бегства, он выкрикнул грозные приказания своим офицерам и солдатам. Они не обратили на них никакого внимания, достаточно хорошо зная свою работу. Из арсенала доставили пучки стрел, связки метательных копий, а также корзины с круглыми гладкими камнями для пращи. Воины натянули луки.

Во время всех этих приготовлений Пегро проскользнул вниз якобы для того, чтобы переодеться в свое полевое обмундирование. Никто не проследил, куда он пошел, потому что каждый был озабочен собственными делами. Пока его наложницы толпились в углу с широко открытыми испуганными глазами, он промчался через свои покои, кидая в мешок наиболее ценные и легкие пожитки, затем скинул свой помпезный шлем и кирасу и натянул тунику неопределенного вида.

Перекинув мешок через плечо, он помчался к воротам, выходящим к реке, не побеспокоившись даже о том, чтобы их закрыть. Город перестал его волновать. Почти скатываясь с берега, он побежал по деревянному причалу, быстро бросил мешок в лодку, после этого прыгнул туда сам и торопливо обрезал кинжалом канат.

Как только лодка поплыла вниз по течению, Пегро задышал спокойнее. Уже сейчас он слышал крики, доносящиеся из города. По всей вероятности, не пощадят никого. Немного расслабившись, он принялся сочинять правдоподобную историю. Он расскажет, как держал оборону Марна до тех пор, пока не погиб последний человек, и как, едва сохранив свою жизнь, он подобрался к лодке… хотя нет!., он нырнул в воду в туче стрел и копий и нашел эту лодку, дрейфовавшую по реке, забрался на борт и, бросив вызов тысячам воющих варваров, стал спускаться вниз по реке на юг, чтобы доставить своему королю эту ужасную новость и далее продолжить свою героическую службу…

Лодка обогнула песчаную отмель к югу от города, и Пегро обмочился от страха, когда увидел целую шеренгу всадников на кабо, по самое брюхо в воде, ухмыляющихся и потрясающих своими длинными жуткими копьями в ожидании превосходного развлечения. Пегро хотел было нырнуть за борт и постараться сбежать, но он не умел плавать. Он упал на колени, сложил перед собой вытянутые руки и стал молить о пощаде, но это также не помогло…

* * *

Гассем наблюдал за горящим городом с чувством удовлетворения. Город был больше, чем он ожидал, поэтому еды для войска будет достаточно, а то солдаты уже начинали голодать. Он не предлагал сдать город, как делал обычно, потому что желал, чтобы его новые подразделения отведали крови, пока это было совершенно безопасно. Небольшой гарнизон упорно сражался, несмотря на бессмысленность сопротивления и численный перевес противника. Это нравилось Гассему, так как позволило самым неопытным новобранцам считать, что они были в сражении. Это закалит бойцов…

* * *

Гибкая Ветка кралась через плотную растительность тихо, как призрак. В течение последних нескольких дней армия пересекала джунгли, и женщины действовали как фланговые, убивая случайных охотников и шпионов. Гибкой Ветке очень нравились такие обязанности. Как и все ее сестры, она не находила себе места на необходимом, но напряженном марше. Он был трудоемким и изнуряющим, без всякой возможности добиться славы в бою.

В более ранних военных кампаниях у короля все было иначе. Они плавали от острова к острову, захватывая их и покоряя или безжалостно уничтожая местных жителей. Тогда элитные отряды женщин-воинов отдыхали на палубе, когда приходило время битвы, хватались за оружие и атаковали всех, кого приказал король.

Более поздние походы на материке также доставляли удовольствие, ибо расстояния не столь были огромными, и было много сражений с относительно небольшими переходами.

Сейчас она была счастлива, выполняя с отточенным мастерством обязанности, которые воины-мужчины не могли исполнить и наполовину столь же хорошо. Лаже шессины, будучи превосходными солдатами, не чувствовали себя так свободно в джунглях, как Гибкая Ветка и ее сестры. Ни у кого не было такого острого зрения и тонкого слуха, никто не мог так легко двигаться, никто не мог избежать скользить среди плотной растительности с такой изумительной грацией.