Наконец, король принял решение.

— Генерал Крауш, поручаю тебе собрать все войска Неввы, стоящие на расстоянии трехдневного перехода от столицы. Не трогай лишь пограничные отряды. Мы двинемся на север после того, как соберем армию.

Генерал вскочил.

— Слушаюсь, государь. Но к чему вам лично принимать участие в столь незначительном походе?

Пашар покачал головой.

— Войско возглавишь ты, но я хочу своими глазами увидеть, на что способна моя армия в походных условиях. Мы слишком давно не вели серьезных боевых действий, и потому для нас такой неожиданностью стало это поражение во Флории. Не думаю, что поход займет много времени, однако он явно будет непростым, и станет отличной проверкой боеспособности наших войск. Жрец Гебос был прав, указав нам на опасность легкомыслия и неподготовленности… Кроме того, у нас появится возможность провести военные маневры, не привлекая излишнего внимания венценосных соседей.

— Слушаюсь, государь, — поклонился генерал.

— И еще… — продолжил Пашар.

— Да, государь?

— Я лично стану пристально следить за всеми случаями казнокрадства и преступными ошибками. Суровое наказание ждет всех тех офицеров, которые не смогут привести свои отряды. Все возможные уловки хорошо мне известны, так что пусть никто не рассчитывает на снисхождение. По каждому отсутствующему солдату я желаю видеть заключение лекаря о болезни или иное обоснование его отпуска.

— Я все понял, государь, — нахмурился военачальник.

— Любого офицера, который скажется больным, дабы избежать участия в походе, должны будут осмотреть королевские лекари и принять решение о годности к службе. Медиков будут сопровождать королевские палачи.

— Слушаюсь, государь, — теперь генерал говорил почти шепотом.

После того, как Пашар отпустил, наконец, советников и придворных, он направился в сад, — его излюбленное место для размышлений. Король был мрачен и встревожен. Он был уверен, что орда островитян представляет куда большую опасность, чем кажется его советникам. Те явно недооценивали молодого алчного завоевателя, под началом у которого — свирепая и прекрасно обученная армия. Разумеется, Пашар и помыслить не мог о том, что потерпит поражение в борьбе с Гассемом, но не сомневался, что война будет тяжелой.

Существовала также угроза, что соседние державы решат воспользоваться его трудностями. Успех завоевателя с Островов мог подтолкнуть и их к набегам на земли Неввы…

— Отец!

Король обернулся на голос и увидел перед собой Шаззад. Пашар любил свою единственную дочь и гордился ею, и сейчас был искренне рад видеть ее.

— Подойди ближе, дитя.

Король с нежностью обнял Шаззад. Разумеется, лишь он один считал ребенком эту женщину, которая в свои двадцать лет с небольшим уже успела стать вдовой. Впрочем, эту тему Пашар всегда старательно обходил стороной: гибель ее мужа была напрямую связана со смертью предыдущего короля.

— Я вижу, ты чем-то огорчен, — промолвила Шаззад. — И не вздумай отпираться. Но что случилось? Это из-за тех дикарей, что захватили Флорию?

Смех дочери звучал столь заразительно, что король невольно улыбнулся ей в ответ.

— Да, дитя. Я этим огорчен. Разумеется, дикари не внушают мне страха, однако благодаря их нападению вскрылись некоторые тревожные явления.

Шаззад обняла отца за пояс.

— Расскажи мне обо всем, — попросила она.

Пашар в подробностях описал дочери все, что происходило на заседании совета. В отличие от большинства отцов, он трезво оценивал способности и недостатки дочери. Он понимал, что Шаззад была непредсказуема и капризна, что она чересчур увлекалась плотскими наслаждениями, и все же, подобно своей покойной матери, эта молодая женщина была наделена острым проницательным умом, и ее мнением не стоило пренебрегать.

— Полагаю, ты прав, — промолвила Шаззад, дослушав рассказ отца. — Угроза и впрямь серьезная. Кстати, помнишь ли ты того мальчишку, Гейла, что теперь также возомнил себя королем?

— Разумеется, помню. Еще на прошлой неделе я получил от него новое письмо.

— Так вот, они с этим Гассемом из одного племени. Помнится, Гейл рассказывал, что стал изгнанником именно из-за предательства этого человека.

— Удивительно, что среди дикарей могли разом появиться два столь выдающихся человека.

Шаззад задумчиво поглаживала золотые кисти шторы на окне. Сейчас на ней была юбка и короткая накидка для верховой езды. Привычный дневной наряд… Но в последнее время принцесса стала замечать, что начала полнеть. Скоро одних лишь прогулок верхом будет недостаточно, чтобы поддерживать стройность фигуры.

— Отец, а почему бы мне не поехать с тобой во Флорию? Ты еще никогда не брал меня в военные походы.

— Война — это неподходящее место для женщины, — отрезал Пашар.

Шаззад засмеялась.

— Как ты можешь так говорить, отец? Война касается женщин не меньше, чем мужчин. Разве не так было во Флории? Если воина не место для женщин, то почему сейчас они подвергаются насилию со стороны дикарей и те обращают их в рабство?

Пашар нахмурился, предчувствуя, что, в конце концов, как всегда, будет вынужден уступить дочери. Ну что ж, возможно, это даже неплохо. Для Шаззад будет полезно побывать в настоящем военном походе и увидеть жизнь с иной стороны. Опасность ей не грозит: ведь принцесса будет находиться под защитой королевской гвардии. Скорее всего, основную тяжесть удара примут на себя передовые отряды, а ядро войска довершит разгром дикарей….

— Ну что ж, если ты пообещаешь, что будешь слушаться меня во всем, то, возможно, я буду настолько мягкосердечен, что позволю тебе отправиться с нами.

Шаззад бросилась отцу на шею.

— Отец, я всегда слушаюсь тебя.

— Если бы, — усмехнулся Пашар, высвобождаясь из дочерних объятий. — Но я говорю серьезно. И если ты хоть раз посмеешь меня ослушаться, то немедленно отправишься в столицу на самом быстром скакуне.

— Клянусь, отец! — радостно воскликнула принцесса и вновь обвила шею отца руками.

Расставшись с королем, молодая женщина вернулась в свои роскошные покои, которые занимали почти все восточное крыло дворца, и там занялась необходимыми приготовлениями к магическому обряду, который должен был содействовать успеху замыслов Шаззад, а также обеспечить ее безопасность в походе. Прислужники и жрецы уже подготовили все необходимое в комнате, где горели свечи и негромко играла музыка.

Приняв ванну, Шаззад нанесла на свое еще не вполне обсохшее тело ритуальные узоры, умастилась благовониями и встала в центре рисунка, выложенного мозаикой на полу. Чуть поодаль, полукругом, выстроились слуги, призванные помочь в проведении обряда. У них за спиной застыли жрецы, которые держали в руках плетки-девятихвостки с вплетенными в них острыми шипами.

Шаззад была верховной жрицей культа, известного повсюду на материке, но запрещенного в Невве. Этот культ не чурался жертвоприношений и чудовищных оргий, но зато даровал своим служителям магическую силу, превосходящую мощь простых смертных. В свите Шаззад были не только знатные люди, но и рабы, которых она избрала благодаря их способностям. Высокое положение Шаззад защищало запретный культ от угрозы преследования со стороны властей.

Один из прислужников вручил принцессе изузоренное кадило на трех медных цепочках и, раскачивая сосудом, женщина затянула ритуальное песнопение. Ноздри Шаззад трепетали, вдыхая наркотический дым, а под звук заклинаний взлетали и опускались плети, терзая обнаженную плоть рабов. Впрочем, стоны и возгласы не тревожили верховную жрицу: ей приходилось видеть и куда более жестокие обряды.

Наконец, один из жрецов зашел за спину принцессы и удар бича обрушился на плечи Шаззад. Несмотря на то, что шипы разорвали кожу, ее голос по-прежнему звучал ровно и звучно. Жрец продолжал хлестать принцессу, пока все тело ее не было омыто кровью, — так был завершен обряд очищения.

Теперь можно было приступать к завершающей части ритуала. Наслаждение, что ждало этих людей, было столь же острым и совершенным, как недавняя боль.