Судан — это не только самая большая по площади страна Африки, граничащая с Чадом, Египтом, Эритреей, Эфиопией, Ливией, Центральноафриканской республикой, Конго, Кенией и Угандой, но и государство, занимающее важнейшую стратегическую позицию по отношению к дельте Нила и Красному морю. Исторически такое расположение привело к тому, что «сверхдержавы непрерывно сменяли друг друга в очереди на поставки сюда оружия и прямое вмешательство». [124] Китай — последний по времени «большой игрок» мировой политики, севший за «суданский карточный стол».

Действия Китая в Судане — яркий пример циничного коммерческого подхода КНР к дипломатии, упакованного в красивую обертку из лозунгов ООН о приверженности к миру и гуманности. Судан — одна из шести стран мира, которые поименованы США как «спонсоры террористической активности». [125] Это сомнительного качества звание Судан получил за отказ выдать Египту трех подозреваемых в попытке покушения на президента Египта в 1995 году и за предоставление территории для тренировочных лагерей террористических формирований.

Чтобы изолировать Судан и попытаться заставить его изменить свою политику, США ввело строгое эмбарго на все виды экспорта, импорта и инвестиций в эту страну. Кроме того, Америка попыталась подключить к режиму строгих санкций Западную Европу и Японию. Однако результатом стало всего лишь облегчение проникновения Китая как стратегического партнера суданского режима в богатую нефтью африканскую страну.

Китай предложил своим новым друзьям полный пакет экономических и дипломатических стимулов в обмен на доступ к нефтяным запасам. Ключевым элементом этого пакета стала готовность КНР использовать свое право вето как одного из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН для блокирования любых санкций этой организации против Судана. В ходе геноцида, проводившегося правительством Судана в Дарфуре, Китай неоднократно использовал свое право вето и не дал ООН возможности остановить массовые убийства, изнасилования и голодную смерть тысяч суданцев неарабского происхождения, проводившиеся в жизнь арабскими отрядами ополчения, которые вооружались и контролировались центральным правительством Судана. Согласно оценкам Всемирной организации здравоохранения и ООН, эти этнические чистки привели к гибели нескольких сотен тысяч людей и изгнанию из родных мест почти 2 млн беженцев.

Но Китай пришел к суданскому «карточному столу» не только с дипломатическими дарами. КНР быстро стала одним из основных поставщиков оружия в Судан. Причем их ассортимент включает в себя и стрелковое оружие, и «гаубицы», и вертолеты, и реактивные истребители и даже ракеты «Скад». Этот поток оружия в свою очередь ускорил темпы гонки вооружений во всем регионе Ближнего Востока и африканских государств Сахары. В результате Китай получил возможность инвестировать в нефтяную промышленность Судана несколько миллиардов долларов и обеспечить за счет суданской добычи около 5 % своего энергопотребления. [126]

Коррупция и грабежи в Анголе

Сразу после обретения Анголой независимости КНР разорвало с ней дипломатические связи, сочтя новое государство слишком тесно связанным с СССР. Однако спустя 30 лет эта ошибка была исправлена. Бывшая португальская колония стала вторым по обороту внешнеторговым партнером Китая в Африке и наладила экспорт четверти своей нефтедобычи в КНР.

Le Monde diplomatique [127]

Ангола представляет собой уникальный случай упущенных возможностей. Эта нищая страна на юго-западе Африки невероятно богата нефтью и алмазами. В течение первых лет этого десятилетия размах коррупции в стране был столь велик, что ежегодно расхищалось более миллиарда долларов национальных нефтяных доходов.

Джон Макмиллан [128]

Каждый четвертый ребенок в Анголе умирает, не достигнув пяти лет, и более миллиона беженцев зависят от международной продовольственной помощи.

Global Witness [129]

Ангола — страна, богатая нефтью и алмазами, населена невероятно нищими людьми. Ее основная проблема давно описана экономической наукой и носит название «ресурсного проклятия». В самом деле, несмотря на то, что по логике вещей наиболее богатые природными ресурсами страны должны были бы иметь наибольший доход на душу населения, в реальности дело обстоит иначе.

Глубинной экономической причиной этого является вывернутая наизнанку система экономических стимулов. Чем богаче недра страны природными ресурсами, тем выше вероятность того, что коррумпированные правители обратят эти богатства себе во благо и пополнят доходами свои личные счета в швейцарских банках, а не госказну. Это особенно очевидно в Анголе, где, по информации Государственного департамента США, «богатство страны сконцентрировано в руках малочисленной элиты, которая использует правительственные посты для чудовищного личного обогащения». [130] Призыв к большей прозрачности госаппарата с точки зрения использования нефтяных доходов прозвучал одновременно от США, МВФ, Всемирного банка, национальных агентств по кредитованию экспорта и различных неправительственных организаций, в частности Global Witness. Однако позиция Китая и его готовность к секретным сделкам с ангольским правительством стали основным препятствием на пути реформ.

В обмен на права бурения новых скважин в Анголе Китай регулярно проплачивает отдельным ангольским чиновникам огромные суммы, путь которых по миру проследить невозможно. Кроме того, правительству Анголы периодически предоставляются щедрые «займы на льготных условиях», причем Китай закрывает глаза на то, что большая часть этих сумм минует государственный бюджет и оседает на офшорных счетах или направляется в казну правящей партии для оплаты ее избирательных кампаний.

В результате всех этих манипуляций Ангола превратилась в основного поставщика энергоносителей в Китай. Эта субэкваториальная страна сегодня — второй производитель нефти в этой части африканского континента после Нигерии. Доходы от нефти составляют почти половину ВВП Анголы, дают 90 % экспортной выручки и на 80 % образуют доходную часть бюджета. По разным оценкам, ангольскими государственными чиновниками крадется примерно треть всей нефтяной выручки, а непрозрачные контракты, подписываемые китайской стороной, упрощают эту «ловкость сановных рук».

Надвигающаяся «горячая война» в Южно-Китайском море

Архипелаг Спратли и Парацельские острова, на первый взгляд, серьезного внимания не заслуживают. Каждая островная гряда состоит из нескольких десятков каменистых фрагментов суши, затапливаемых водой во время высоких приливов. Ни один из островов не имеет собственных источников пресной воды, и на них никогда не было поселений. Однако свою ничтожность с точки зрения надводной суши они компенсируют протяженностью. Парацельские острова, раскинувшиеся в длину на несколько сотен километров, расположены на равном расстоянии от берегов Китая, Вьетнама и Филиппин. Острова Спратли лежат в 780 километрах к югу, и этот островной архипелаг расположился далеко в океане между акваториями Вьетнама, Малайзии и Филиппин.

Китай нацелен на агрессивное установление контроля над этими группами островов и не обращает внимания на правомочные притязания еще полудюжины стран. 15 декабря 1998 года член Конгресса США Дана Рорабахер выступила с докладом перед лидерами Республиканской фракции в палате представителей. В докладе, в частности, говорилось, что «расположение военно-морских баз Китая на островах архипелага Спратли совершенно очевидно свидетельствует о стратегии окружения богатых энергоносителями островов и позволяет Китаю содержать военные силы на жизненно важной морской трассе, соединяющей Молуккский пролив с Тайваньским». Сегодня в этом районе имеется 11 военно-морских баз Китая.