С сельскохозяйственной точки зрения Синьцзян-Уйгурская автономная область — «мертвая пустыня», [335] и немалую роль в этом сыграли чрезмерная вспашка и выпас скота, вырубка лесов и неумелые попытки центральных властей «освоить степную целину». [336] Однако именно здесь, под песками пустынь и холмами степей, [337] лежит 40 % разведанных запасов китайского каменного угля. [338] Столь же щедро природа одарила эти земли запасами нефти и природного газа, [339] составляющими примерно треть всего нефтегазового запаса страны. [340]

Для КНР Синьцзян ценен не только как природная кладовая энергоносителей. Он граничит с восемью среднеазиатскими странами и Российской Федерацией и имеет огромную геостратегическую ценность. Через Среднюю Азию в случае военного конфликта с Тайванем или другими странами может доставляться нефть с Ближнего Востока. Такие среднеазиатские республики, как Казахстан и Кыргызстан, имеют собственные нефтегазовые запасы, способные заменить ближневосточные поставки в критических ситуациях. Именно поэтому сегодня Китай строит в регионе разветвленную сеть автострад, железных дорог и трубопроводов, связывающих задыхающиеся от нехватки нефти промышленные предприятия прибрежного Китая со Средней Азией и Российской Федерацией.

Сепаратисты или террористы?

Части Народно-освободительной армии Китая всегда готовы наносить мощные удары по силам сепаратистов и не намерены выказывать им никакой жалости.

Ван Лицзянь, секретарь обкома КПКСиньцзян-Уйгурской автономной области [341]

С этнической точки зрения большинство населения Синьцзяна — это уйгуры, тюркоязычный народ, исповедующий ислам. Следует отметить, что это этническое меньшинство сегодня подвержено едва ли не самым суровым гонениям на некоренные национальности в мире. Активисты национально-освободительного движения здесь с завидной регулярностью арестовываются, подвергаются пыткам и даже казням. Согласно статистике, в «Синьцзян-Уйгурской автономной области Китая проходит наибольшее количество казней по обвинению в подрыве государственной безопасности КНР». [342]

К «подрыву государственной безопасности» может быть приравнена любая деятельность независимых религиозных организаций. В государственных школах запрещено празднование религиозных праздников и изучение священных текстов. Более того, «государство контролирует состав мулл, определяет, какой версией Корана надлежит пользоваться в мечетях, назначает места проведения религиозных собраний и даже выступлений верующих». [343]

После удара террористов по США 11 сентября 2001 года репрессивные меры в Синьцзяне были ужесточены. Китайское правительство использовало эту трагедию для заключения крайне выгодного для себя договора с США. Китай согласился поддержать войну, объявленную США террористам, при одном условии: США признали действия уйгурских сепаратистов не восстанием коренной народности против тоталитарного режима, а террористическими атаками, инспирированными и подготовленным «Аль-Кайедой» и лично Усамой бен Ладеном. Сегодня под прикрытием знамени «борьбы с терроризмом»:

…Китай применяет антитеррористическое законодательство к любому, кто высказывает в Синьцзяне сепаратистские мысли. Число арестованных «террористов» в этом регионе за последние два года составило несколько десятков тысяч человек. Многие из них казнены. Комментируя это, официальный Пекин недавно заявил, что режим «антитеррористической борьбы» в регионе введен на неопределенный срок.

Столь жесткое наведение порядка само по себе уже переполняет чашу терпения местных жителей. Однако наиболее отвратительным с их точки зрения является усиливающийся процесс «китаизации» региона. Китай уже давно проводит политику переселения значительного числа этнических китайцев из бедных провинций в Синьцзян.

Сегодня их численность в регионе растет вдвое быстрее, чем численность уйгурского населения.

Но вместо подчинения китайцам, уйгуры все более и более радикализуются. В этом этническом конфликте в очередной раз заметна ирония истории. Уйгуры традиционно «отличались своим либерализмом в толковании ислама, но ныне среди уйгурских юношей крайне популярны идеи радикального исламизма». [344] Сегодня «по официальным данным в западных городах региона стычки между уйгурами и китайцами происходят практически ежедневно». [345]

Маловероятно, что эти конфликты перерастут в полномасштабное партизанское движение, подобное алжирскому или вьетнамскому времен их войн за независимость. Коренное население слишком мало, а численность китайских сил поддержания государственной безопасности слишком велика, и они хорошо вооружены. Однако не следует забывать, что на дворе — эпоха миниатюрных ядерных зарядов и биологических атак. Китай все более уязвим перед лицом террористических атак на такие объекты, как плотина «Три ущелья» и крупнейшие мегаполисы. Каждый из подобных терактов в состоянии спровоцировать обострение любой из вялотекущих «гражданских войн Китая», и именно поэтому жесткое подавление выступлений уйгуров сегодня крайне опасно для Китая.

Глава 10

О «Кровавых головах», «Серых драконах» и прочих «бомбах с часовым механизмом»

Давным-давно, 25 лет назад, жизнь в Китае была проста. Если вы жили в городе, то работали на государственном предприятии или в учреждении, а если в деревне — трудились в колхозе. Зарплаты были низкими, но это не имело значения: покупать было нечего. Выбор одежды был ограничен серым костюмом любимого фасона Председателя Мао или голубым костюмом того же покроя. Только партийным чиновникам полагались автомобили. Для остальных понятие личного транспорта ограничивалось дефицитным велосипедом марки «Летящий голубь». Но в качестве компенсации за серость и беспросветность существования, государство неплохо заботилось об основных нуждах своих граждан. Здравоохранение (несмотря на его низкий уровень) было гарантированной привилегией каждого китайца. То же можно сказать и о пенсионном обеспечении. Квартплата была крайне низкой, а образование — бесплатным.

The Economist [346]

Уже много столетий по страницам китайских летописей и исторических книг бродит призрак. Сами китайцы называют его «люань» — беспорядок, хаос. «Люань» описывает тот ужасный момент, когда общество рушится, все привычные структуры перестают работать, момент, и одна катастрофа тянет за собой другую. Китай слишком часто проходил эту точку на своем пути.

Жан-Люк Доменак [347]

Население Китая стремительно стареет. На горизонте замаячила перспектива пенсионного кризиса такого масштаба, в сравнении с которым грядущие проблемы пенсионного обеспечения в США, Японии или Германии кажутся легкими дуновениями ветерка.

Кроме того, здоровье населения Китая становится все хуже и хуже. Загрязнение окружающей среды стало причиной тяжелейших заболеваний у сотен миллионов жителей страны. Это происходит на фоне агонии системы гарантированного медицинского обслуживания, рухнувшей под напором волны приватизации социальных услуг и других масштабных экономических реформ.