Однако дело не ограничивается установлением крайне низких зарплат и ужасными условиями труда. Очень распространены случаи, когда рабочим вообще не выплачивается вознаграждение за их труд. Как правило, это происходит в крупных китайских городах на тех предприятиях, где заняты в основном рабочие-мигранты. Горожане считают их людьми «второго сорта», которых можно беззастенчиво эксплуатировать. В целом по Китаю сумма задолженностей по зарплатам ежегодно составляет миллиарды долларов. [311]
Наиболее остро эта проблема стоит в строительной индустрии. В этой сфере работники весьма часто нанимаются за крышу над головой и питание, но без заработной платы. [312] Социолог из Пекинского университета Цзю Чжаочень сравнил эту ситуацию с рабовладением: «В Китае сегодня 10 млн рабов. Классическое определение гласит: раб— это работник, которому предоставляется крыша над головой и питание, но не выплачивается заработная плата. Именно так поступают и с этими людьми». [313] Для понимания трагизма положения строительных рабочих следует вспомнить, что с точки зрения промышленного травматизма эта отрасль — вторая по опасности после угледобывающей. Как и в случае с шахтами, основная масса работников — мигранты из деревенской глубинки, и несчастные случаи с их участием в официальную статистику не попадают.
Строительная индустрия— не единственная отрасль китайской экономики, использующая рабский труд. Еще со времен Мао многие промышленные предприятия поселяют своих рабочих в общежитиях, где, по всем определениям, они живут на положении рабов или крепостных. Бывают случаи, когда для предотвращения побегов владельцы предприятий закрывают окна решетками. Но чаще на рабочих «надевают экономические вериги» за счет трудовых соглашений, по которым они попадают в крепостную зависимость с массой повинностей перед компанией на очень длительные сроки. Если работник осмеливается нарушить контракт подобного рода, он немедленно оказывается должником компании, и сумма настолько велика, что он не имеет возможности выплатить ее.
Конечно, все эти проблемы усугубляются отсутствием на предприятиях профсоюзных ячеек и их прямым запретом со стороны правительства, отсутствием сколько-нибудь осмысленного Трудового кодекса, защищающего интересы рабочих, и нежеланием чиновников обеспечивать соблюдение даже минимальных правовых норм, имеющихся в текущем законодательстве.
Крестьяне с вилами наперевес
Вскоре, подобно могучей буре или урагану, на борьбу поднимутся сотни миллионов крестьян. Они сметут с лица земли всех империалистов, милитаристов, коррумпированных чиновников, местных угнетателей и злокозненных кулаков.
Мао Цзедун, 1927 [314]
По мере того как крестьяне покидают родные места в поисках работы и уходят в города, сельские общины приходят в упадок. Сельсоветы, столкнувшись с падением числа налогоплательщиков, увеличивают налогообложение оставшихся жителей и залезают в долги для финансирования школ и других учреждений.
Сегодня средний уровень налогов на селе в нашей провинции составляет 365 долларов в год. Объектами налогообложения служат земельные участки и строения, право обучения в школах, а также количество голов скота в домохозяйстве. Но взимаемые налоги превышают средний доход крестьянских хозяйств. Около 80 % крестьян нашей провинции разоряются, а около 85 % связаны долговыми обязательствами. Средний долг одной деревни составляет сегодня 75 тысяч долларов и растет на 20 % ежегодно.
Это замкнутый круг. И он возник не только здесь, но и по всему Китаю. Рост налогов и падение жизненного уровня приводит к обезлюдению деревни. Так, например, в деревне Ли уезда Цзипан из списочного состава в 40 тысяч крестьян родные места покинули 25 тысяч человек. Письмо в провинциальный комитет партии, написанное жителями деревни, гласит: «Крестьяне уезжают, надеясь но удачу или говоря самим себе: «Если нам суждено умереть, пусть это будет в городе. Я не хочу быть крестьянином в следующей жизни»».
Ли Чжанпинь, секретарь комитета Коммунистической партии Китая одной из деревень провинции Хэбэй [315]
Для руководства КНР нет более путающей перспективы, чем массовое восстание крестьян. В конце концов именно такой крестьянский «степной пожар» и привел к власти Мао и его людей. Тем не менее, несмотря на весь ужас подобной перспективы, руководство Коммунистической партии не делает практически ничего для умиротворения китайской деревни. Напротив, его сегодняшняя политика усиливает смуту за счет насильственных переселений, нарастающего налогового бремени, полного отсутствия борьбы с коррупцией и невнимания к вопросам окружающей среды. Все это создает крайне убогое окружение для повседневной жизни крестьян.
Проблемы китайского села усугубляются тем, что во многих районах происходит резкий рост уровня «мафиозного управления». Этот термин относится ко все более укореняющейся практике найма местными чиновниками бандитов для насильственного сбора налогов и подавления крестьянских выступлений. Процесс зашел настолько далеко, что иногда авторитетные преступники назначаются главами сельских советов. [316]
Самосожжение в знак протеста — одна из сильнейших форм протеста в Китае, и именно поэтому даже самые отчаявшиеся люди прибегают к ней крайне редко. Однако за последние семь недель как минимум трое несчастных попытались покончить с собой именно таким образом. Причина одна: насильственное выселение из домов для расчистки места под коммерческие проекты.
Чиновники Коммунистической партии идут в авангарде процесса расчистки земельного пространства для капиталистического развития страны, обеспечивающего устойчивый экономический рост и занятость населения. При этом настоящей проблемой становятся не сами факты выселения, а то, какой коррупцией это сопровождается. В большинстве случаев местные чиновники работают на два фронта. Сначала они берут взятки с предпринимателей за выделение земельных участков, а затем уводят из казны на личные счета компенсационные выплаты, причитающиеся переселяемым гражданам. Еще одной искрой, способной в любой момент воспламенить пороховую бочку народного гнева, является то, что переселенцы крайне редко получают адекватную замену отбираемому у них жилью.
В некоторых случаях глобальные переселенческие программы сопровождают реализацию масштабных государственных проектов. Классический пример этого подхода — самая большая в мире плотина «Три ущелья», перекрывающая Янцзы в провинции Хэбэй недалеко от Чжэнцина. Ее строительство, начавшееся в 1994 году, изначально предусматривало переселение более 2 млн человек. Шанхай, готовящийся к выставке «Экспо 2010», с 2000 года ежегодно переселяет около 80 тысяч человек, а в 2007 году планирует переселение свыше 400 тысяч жителей. [318]
Однако такие «переселения народов» — лишь верхушка айсберга. В каждом городе, поселке и деревне Китая местные чиновники бесконтрольно продают права землепользования без переговоров с теми, кто проживает на этих территориях. На освобожденных участках инвесторы возводят все — от автострад и гидроэлектростанций до дорогостоящего жилья и супермаркетов.
Выселение крестьян с исконных мест их проживания — процесс сам по себе очень негативный. Но еще хуже то, что коррумпированные чиновники расхищают средства, предназначенные для выплаты компенсаций. Именно безнаказанная возможность «бюджетной экономии», а зачастую — и личного обогащения, является дополнительным стимулом для набирающего силу процесса изъятия земли у крестьян в пользу частных и корпоративных инвесторов.
