— А отец Бруно? — тихо выдавила Нессель. — Он… знает?

— Бруно тоже занимает свою должность не за красивые глаза, — отозвался Курт и, подумав, договорил: — Невзирая на прокол с поисками Каспара.

— А ты действительно уверен, что прокололся он, а не ты?

— На переговорах, где я только что присутствовал, я прямо сказал, что явился сюда в поисках одного определенного человека. Назвал его имя. Сказал, что при нем ребенок. Сказал, чей это ребенок. Переговоры закончились тем, что один из фельдхауптманнов, выбрав момент, когда его не слышали остальные, назначил мне встречу этой ночью на нейтральной полосе. Как думаешь, такая реакция стоит того, чтобы счесть ее доказательством моей правоты?

Нессель перевела дыхание — медленно, сосредоточенно и глубоко, осторожно, точно боясь спугнуть близко сидящую птицу, и то, как заколотилось ее сердце, было видно и, кажется, даже слышно…

— Что будет потом? — тихо спросила она, не глядя на Курта. — За все это время ты и виду не подал, что тебя хоть как-то волнует… то, что ты узнал. Ты заберешь ее?

— Так что из этого тебя интересует? — уточнил он. — Взволновала меня эта новость или стану я принимать участие в ее судьбе?

— Второе больше, — помедлив, отозвалась ведьма; он кивнул:

— Тогда ответь на этот вопрос сама. Почему ты молчала все эти годы? — продолжил он, не услышав ни слова. — Была уверена, что меня эта новость оставит равнодушным? Возможно. Или не хотела, чтобы Конгрегация вообще и я лично лезли в судьбу твоей дочери? Подозреваю, что в основном поэтому. А теперь посмотри, как все сложилось, и подумай: есть ли гарантия того, что нечто подобное не повторится? И где она будет в большей безопасности — в вашей глухой деревне или под присмотром Конгрегации? Разумеется, можно запереться с нею в лесу и никуда оттуда не выходить, как когда-то поступила твоя мать… Ты хочешь вырастить Альту так, как вырастили тебя? И сколько, по-твоему, она протянет в такой жизни? И кем станет?

— Ты ее заберешь… — подытожила Нессель.

— Не ее, — поправил Курт с нажимом. — Вас. Полагаю, если ты вспомнишь пожар в Бамберге — не станешь спрашивать, почему это необходимо. Ты, разумеется, могла бы махнуть рукой и сказать, что не боишься вероятной смерти, что спокойно отнесешься к мысли очередного ублюдка замахнуться на тебя, чтобы ударить по мне… Могла бы, если б это касалось тебя одной. Но рисковать вот так просто жизнью дочери ты вряд ли захочешь. И уж точно не должна.

— А если б мы обе были простыми смертными, ты так же беспокоился бы о нашем будущем? — выговорила она обреченно и зло. — Тогда — тебя так же волновала бы наша судьба? Или она тебя интересует именно сейчас, именно потому, кто мы?

— Проблема в том, что ваша судьба интересует не одного меня, — по-прежнему тщательно следя за каждым произносимым словом, заметил Курт. — Сейчас даже не слишком важно, что у меня на уме и в сердце, неважно, как я смотрю на ситуацию, насколько искренен мой интерес к Альте и тебе и в чем его истоки; важно то, что вами интересуются и, поверь, будут интересоваться и другие люди и нелюди. И рано или поздно этот интерес выйдет боком всем — тебе, Альте, мне.

— Тебе-то с чего? — недобро огрызнулась Нессель, и он вздохнул:

— Ну, не думаешь же ты, в самом деле, что мне все равно? Что принесенную тобой новость я воспринял так, будто ты сообщила о постройке новой сторожки или приобретении новой кошки?

— Именно так это и выглядело.

— Это хорошо, — кивнул Курт и, увидев в устремленном на него взгляде хмурую растерянность, пояснил, все так же осторожно подбирая слова: — Я говорил тебе, что для меня иметь близких людей — это роскошь, которую я себе позволить не могу и позволять не хочу. И вот эта роскошь свалилась на меня сама, не спрашивая моего на то согласия, и случилось то, чего я так стремился избежать: в опасности оказались другие люди — из-за моей службы, из-за того, кто я и что делаю, и осознание этого факта меня вовсе не обрадовало. Я не святой и не могу похвалиться прозрачной и чистой, как слеза, совестью, я не имею ничего против того, чтобы стать причиной чьих-то несчастий и страданий, но только в тех случаях, когда они будут заслуженными. Вы с Альтой этого не заслужили.

— И это всё?

— А ты уверена, что сейчас — самое время для решения этого вопроса? Это как-то поможет? Сделает кому-то лучше? Что-то облегчит? Любой ответ лишь всё усложнит и поставит успех наших поисков под удар. Мне не все равно, это все, что я могу тебе сказать. Это все, что я решил для себя, когда мы отправились в Бамберг, и с этим решением я иду дальше; пока я запрещаю себе это решать, если угодно. Я просто не буду думать об этом сегодня: подумаю об этом завтра. Не знаю, насколько от такого ответа тебе станет легче, но другого дать не могу.

— Легче?.. — переспросила Нессель тоскливо. — Я и сама не знаю… Я не знаю, чего бы мне хотелось больше — чтобы ты хоть что-то почувствовал, кроме этого твоего «надо» и «должен», или чтобы остался равнодушным, чтобы исполнил обещание просто потому, что считаешь это своим долгом или потому что так просто положено по каким-то твоим правилам, или… И оставил бы нас в покое. И забыл бы о нас.

— В иной ситуации я мог бы попытаться, — не сразу ответил Курт. — Но они — не забудут. И поэтому не буду даже пытаться забыть я.

Нессель не ответила, снова медленно и размеренно вздохнув и устало отерев ладонью лицо, будто пытаясь сбросить, стереть эту усталость, как прилипшую к коже паутину…

— Когда мы пойдем на эту встречу? — спросила она, наконец, снова с усилием подняв глаза к Курту; он вздохнул:

— Даже не сомневался, что ты увяжешься за мной.

— Только не… — начала ведьма озлобленно, и он перебил, не дав ей договорить:

— Нет-нет-нет. Отговаривать даже не собирался. Бывать в положении, похожем на твое, мне доводилось, посему на собственном опыте знаю, что никакие увещевания тут не помогут.

— В положении, похожем на мое? — с горьким недоверием переспросила она, и Курт недовольно покривился, вдруг поняв, что снова едва не сорвался на излишнюю, ненужную откровенность:

— Да. Останусь жив — расскажу… если останешься жива. Ты ведь понимаешь, куда идешь и на что?

— Конечно, — подтвердила Нессель сдержанно, и он кивнул, развернувшись к шатру, где ожидал завершения их разговора наследник:

— Хорошо. Попрошу Фридриха, пусть подберут тебе одежду из запасов какого-нибудь дрища из его свиты.

Провожатого, приставленного Фридрихом, Курт отпустил, когда до места назначенной встречи оставалось недалеко и заплутать было уже невозможно; глядя в темноту, вслед немногословному сдержанному человеку, он с невольным одобрением подумал о том, что одному будущий наследник научился точно — подбирать себе приближенных. Разумеется, рано или поздно среди них найдутся тайные враги и предатели, но пока, насколько майстер инквизитор мог судить, Фридриху удавалось формировать свой внутренний круг вполне удачно…

Поляна, на которой этим вечером собирались люди, была безмолвна, пуста и темна — облаков не было, но лунный свет озарял ее едва-едва. Штайнмара все не было, и Курт даже не сомневался, что тот заседает в зарослях по ту сторону уже давненько, следя за появлением майстера инквизитора со спутницей. В том, что наличие неоговоренного спутника пробудит в фельдхауптманне Швица нехорошие подозрения, сомнений также не было никаких.

— Быть может, он не придет, — неуверенно шепнула Нессель, когда спустя несколько минут вокруг так и остались тишина, неподвижность и пустота. — Передумал… испугался или… не захотел стать предателем. Я бы его поняла.

— Женщины… — устало вздохнул Курт и, оглядевшись вокруг, сделал несколько шагов вперед и повысил голос до громкого шепота, разлетевшегося в ночном воздухе отчетливо и ясно: — Майстер Штайнмар! Если вы выйдете к нам, я объясню, почему нас двое. Поверьте, так будет лучше и, главное, понятней. Будь с моей стороны попытка засады — подумайте сами, в этом случае я как раз и маячил бы здесь в подчеркнутом одиночестве.