— Хм, — послышался в тишине собора чей-то спокойный, задумчивый голос. — Н-да, неловко получилось.

Курт развернулся, сорвав с плеча арбалет, и замер, задержав палец на спуске, держа на прицеле человека, сидящего на спинке перевернутой скамьи. Незнакомец смотрелся в этом соборе чуждо, как самоцвет на побитой молью крестьянской шапке; сухощавый смуглый старик был облачен в странного, непривычного покроя далматику с накинутой поверх казулой, но не такой, какую Курт привык видеть на священниках, а чем-то похожей на греческую («фелонь» — подсказала память охотно), но пошитой в какой-то своеобразной, незнакомой манере. Неуместно чистая, белая, как молочная пена, альба почти скрывала ноги в легких башмаках.

— Кто ты? — отчего-то не сразу совладав с собственным голосом, бросил Курт резко.

Старик вздохнул, медленно огладив курчавую длинную бороду, в которой сквозь седину все еще упрямо пробивалась былая чернота, и стало видно, что окантовка его белых рукавов расшита узором, изображающим смутно знакомое и вместе с тем никогда прежде не виденное то ли животное, то ли птицу — нечто среднее между сфинксом и виверной…

— Неправильный вопрос, — отозвался старик, и насмешливый взгляд миндалевидных темно-карих глаз уставился на майстера инквизитора с каким-то отеческим сожалением. — Вернее было бы спросить, зачем я здесь. Ведь правильно заданный вопрос — это уже половина ответа, уж вы-то должны знать.

Мгновение Курт стоял неподвижно, по-прежнему направив на незваного гостя острие арбалетного болта, и, наконец, медленно выдохнул, опустив оружие.

— По крайней мере — не для того, чтобы немедленно меня убить, — как можно спокойнее констатировал он. — Иначе ты уже это сделал бы, так?

— Вот теперь ваши мысли приняли верное направление, — кивнул тот одобрительно. — Еще немного — и вы заметите другие обстоятельства, сопровождающие нашу беседу; скажем, вы заметите, что беседа эта и впрямь только наша с вами, майстер инквизитор.

Нессель… Ван Ален…

Курт рывком обернулся, снова застыв на месте и сжав пальцы на прикладе арбалета так, что заныли суставы.

Ведьма и охотник стояли на своих местах — там же, где и были меньше минуты назад, когда свершилось это странное явление; оба замерли, глядя на обломки Всадника остановившимися взглядами. Охотник — растерянный, хмурый, сжав кулак, Нессель — печальная и явно испуганная, но вместе с тем — отстраненно-сосредоточенная, сложившая руки с зажатым в пальцах розарием в молитвенной позе. Отец Людвиг стоял рядом, оцепенев в какой-то патетической горестной позе, сам похожий на каменное изваяние, водруженное на городской площади. Поднятая вокруг каменная пыль висела в воздухе вокруг, не взвиваясь к потолку и не пытаясь опасть на пол, будто Иисусу Навину, случайно заглянувшему в этот собор, внезапно понадобилось остановить именно ее, а не солнце.

А чуть поодаль, на полу, лежал его, Курта, арбалет, который он снял перед тем, как забраться на лестницу, к статуе на консоли.

Он медленно опустил взгляд на свою руку; ладонь была сжата в кулак — так, что барабаном натянулась черная кожа перчатки, но арбалета, твердый приклад которого только что ощущал под пальцами, в ней не было.

— Нереально… — четко проговаривая каждый звук, произнес Курт, снова подняв глаза к старику, молча ждущему, пока он ответит. — Все это — не реальность.

— Любопытное предположение, — кивнул незнакомец, задумчиво оглядевшись. — Призрачный арбалет, который я имел удовольствие лицезреть направленным на меня, в него укладывается. Символ вашей подозрительности, неосознанная агрессия по отношению ко всему незнакомому и выходящему за рамки обыденного… Или осознанная, что верней всего. Поняв, что я вам не угрожаю, вы мысленно отложили оружие — и оно возникло там, где и располагалось в той самой реальности, за которую вы так цепляетесь.

— Что тут происходит?

— Снова неверный вопрос, — заметил старик укоризненно. — Вы не замечали, майстер инквизитор, что существенная часть ваших проблем, в том числе и служебных, в том, что вы нередко знаете множество ответов, но задать к ним нужные вопросы умеете не всегда? Оттого и случаются эти ваши озарения, столь прославившие вас, но оттого же они и являются вашим единственным достоинством; без них следователь из вас был бы совершенно никудышный.

— Это клипот? — никак не ответив, спросил Курт, и незнакомец снова отозвался глубоким кивком:

— И это предположение тоже понятно. Согласен, есть что-то общее… Но нет, место, в котором мы с вами и вашими друзьями находимся, хоть и не вполне принадлежит земному миру, однако же и не является частью уже знакомого вам мира тени вещей. Впрочем, вы это и сами поняли, а поинтересовались у меня уже исключительно pro forma. Снова не тот вопрос.

— Зачем ты здесь?

— Уже ближе к истине… Чтобы побеседовать с вами, майстер инквизитор, и дать вам ответы на вопросы, которые вы могли бы задать. Чем я, собственно, и занимаюсь.

— Я бы так не сказал, — по-прежнему пытаясь соблюдать показное хладнокровие, возразил Курт, подозревая при том, что его собеседника это натянутое спокойствие не обманет. — До сих пор никаких ответов не было — ты лишь вторил моим же собственным словам.

— Еще одна интересная мысль, — заметил старик. — Полагаю, это оттого, что ваши слова отражают истинное положение вещей и ничего, кроме подтверждения, не требуют?

— Или, — осторожно возразил Курт, — я был прав с самого начала, и все это — не реальность. Я что-то сделал не так, или это результат прорыва твари Хаоса в наш мир — и сейчас я просто стою в соборе и говорю сам с собой, в то время как Ян и Нессель пытаются понять, что происходит, а отец Людвиг окончательно уверился в моем сумасшествии.

— Это еще одна полезная ваша черта, майстер инквизитор, — вздохнул старик. — Полезная, но все же вредная во многом… Всегда сомневаться в очевидном и отметать вероятные объяснения.

— Невероятные, — поправил Курт настойчиво, и незнакомец пожал плечами:

— Смотря с какой стороны на это взглянуть. Подумайте сами: вы разбили скульптуру всадника, чтобы освободить заключающегося в ней спасителя, кем бы он ни был, Ангелом, древним волхвом или святым королем… Иными словами, вы как раз и ожидали чего-то невероятного, для вас именно невероятное и было самым вероятным. И вот, когда это случилось, когда некто явился пред вами — вы тут же пошли на попятный, уверяя его и себя, что просто бредите наяву.

— Id est, — недоверчиво произнес Курт, — ты хочешь сказать, что и есть тот самый спаситель? Тогда почему ты здесь и тратишь время на трёп со мной, а не идешь загонять обратно в бездну тварь, шагающую по городу?

— Время? — переспросил старик с подчеркнутым удивлением и преувеличенно внимательно огляделся вокруг. — А где вы видите уходящее время, майстер инквизитор? Я, к примеру, вижу лишь то, как оно стоит рядом с нами, не торопясь куда-то бежать. Мы можем провести здесь вечность при желании.

— Чьем желании?

— Вашем. Сейчас все зависит исключительно от вашего желания, стремлений вашей души, вашей способности осознать собственные же мысли и знания… Все в ваших руках, майстер инквизитор. Будем логичны. Вы ведь это любите — отринуть чувства и довериться голой логике; следственно, так и поступим. Какие варианты происходящего у вас есть? Их два: морок и реальность. Положим, все то, что вы видите и слышите — реально, и я в самом деле хранитель этого города, который должен был явиться в нужный момент, дабы пресечь бедствие. Неважно, что именно произошло — я явился в человеческий земной мир, а Господь остановил течение времени, дабы мне поговорить с вами, или мы оба находимся в подобии клипота, где все иное и иначе, включая то самое время. Что это значит?

— Что для начала я хочу знать, кто ты. Назови это праздным любопытством, но мне как-то неуютно без этого знания.

— Положим, я… волхв, — на миг будто задумавшись, отозвался старик. — Остановимся на таком варианте. Если вас выводит из себя тот факт, что вы не знаете, как обращаться к своему собеседнику, майстер инквизитор, можете звать меня Мельхиором.