Нессель, молча приблизившись, присела перед Маусом, осторожно ощупала раны и, переглянувшись с Куртом, на несколько мгновений задержала ладони на груди человека на полу, прикрыв глаза и глубоко вдохнув.

— Ничего не смогу сделать, — тихо вымолвила она, наконец, убрав руки и поднявшись. — Большая потеря крови, разбиты внутренности… Он вот-вот умрет.

— Кто это сделал? — пробормотал Вурцель непонимающе. — Зачем?

— Маус? — позвал Курт, не ответив; парень медленно сместил взгляд на склонившегося над ним человека со Знаком, и шумно, с бульканьем, сглотнул. — Ты знаешь того, кто был здесь?

Хозяин дома с усилием шевельнул губами, сипло вдохнул, закашлявшись, и еле слышным надтреснутым шепотом выдавил:

— Нет…

— Чего он хотел? Что ему было нужно от тебя, чего добивался?

— Чтобы я рассказал… зачем пропавший инквизитор заходил в дом судьи… — еще тише проговорил Маус. — А я не знаю… правда не знаю… И спрашивал, кому из инквизиторов я рассказал про это… а я никому… Он не поверил…

— Пропавший инквизитор заходил в дом судьи Юниуса? — уточнил Курт. — Это точно? Не бродил вокруг дома, а именно входил туда? Когда это было?

— В день… когда он исчез… — прохрипел Маус, снова сорвавшись в кашель, и застонал, ткнувшись в пол лицом: — Я видел, как он бродил вокруг… случайно… А потом отпер дверь и вошел…

— Отпер или взломал? Маус? — повысил голос Курт, когда парень со свистом выпустил воздух из легких, закатив глаза и обмякнув. — Маус? У него был ключ, или он взломал замок?

— Он умер, — тихо сказала Нессель, отступив на шаг назад. — Может, он тебя и слышит, но ответить уже не сумеет.

— Зараза… — зло вытолкнул Курт, жалея о том, что поблизости нечего пнуть, кроме тела уже бесполезного свидетеля, и медленно перевел дыхание, пытаясь успокоиться.

— Это что же, — недоверчиво произнес Вурцель, по-прежнему держась у двери, — это значит, что на него убийцу кто-то навел? Кто? И зачем?

Курт снова промолчал, глядя на изломанное тело у своих ног, и, помедлив, перекрестил мертвеца, тихо, с расстановкой, выговорив, пытаясь утихомирить самого себя произнесением привычных слов:

— Requiem aeternam dona ei, Domine, et lux perpetua luceat ei. Requiescat in pace. Amen[51], — завершил он с сожалеющим вздохом и поднялся на ноги, обратившись к Вурцелю и пояснив уже почти спокойно: — Затем, чтобы он не рассказал мне того, что я хотел услышать. И надо заметить, они своего добились.

— Кто — они?

— Тот, кому нужно было его молчание, и тот, кто ему помог, указав на неожиданного свидетеля, — пояснил Курт, многозначительно присовокупив: — А неожиданным я назвал его потому, что до нашей беседы в твоей пивнушке никто о нем не вспоминал или не знал, кроме тебя и кого-то из твоих людей. Никому из тех, кто проводит расследование со мною, я не рассказывал об этом. Стало быть, наводчик — среди ваших; кто-то, кто связан со всем происходящим в Бамберге (точнее, с людьми, в этом замешанными), но кто прежде не слышал о том, что Маус видел пропавшего инквизитора в тот самый день. Слышал бы — Мауса убрали бы раньше, еще даже и до моего появления в городе.

— Это, извините, майстер инквизитор, херня какая-то, если вы понимаете, о чем я, — категорично и оскорбленно возразил Вурцель. — Нашим-то это к чему? Никогда мы не мешалась в делишки малефиков, и чтоб еще быть замешанным в смерти инквизитора — да что ж мы, совсем уж тупицы, по-вашему?

— Все, что угодно, может быть причиной. Просто и бесхитростно — деньги. Или, скажем, помощь в том, чтобы подняться по вашей лестнице иерархии повыше, нежели прежде — если это те же люди, что устроили резню средь вашего брата. Или такие причины, о которых мы в жизни бы не догадались, пока их не услышали б. Как бы там ни было, пока ты не упомянул Мауса при мне в присутствии твоих людей, он был жив и здрав.

— И что ж теперь? — хмуро спросил хозяин пивнушки. — Это значит, что он любого из нас может вот так подставить по каким-то своим резонам?

— Вспомни, кто был при нашем разговоре тем вечером, — велел Курт наставительно. — И о каждом вызнай, был ли он прежде в курсе того, что было известно этому парню, или узнал об этом от тебя. Аккуратненько так поинтересуйся, невзначай. Только, когда выяснишь, не предпринимай ничего без меня, а то знаю я, как в вашем кругу принято вести расследование, видел… Просто расскажи мне, сколько таких набралось и кто они.

— Дожил, — пробормотал Вурцель тоскливо. — В подчинении у инквизитора ходить начал…

— В подчинении у меня иначе ходят, — возразил Курт без улыбки. — А с тобою у нас равноправное соработничество.

— Мышоноче-ек!

От женского голоса, внезапно раздавшегося у входа в дом, Вурцель вздрогнул и отступил назад, а Нессель едва не подпрыгнула. Курт замер, опустив ладонь на рукоять кинжала, сделав шаг к двери из комнаты, и приложил палец к губам. Ведьма кивнула, застыв на месте, хозяин пивнушки нахмурился и подвинул ладонь ближе к неприметной складке в одежде, где был спрятан его короткий нож.

— Мышонок, а чего это у тебя дверь нараспашку? — игриво поинтересовался приближающийся голос, и в комнату заглянула круглая девичья мордашка вряд ли много старше полутора десятков лет. — Так тебя однажды кто-нибудь…

Девица запнулась, вперившись взглядом в людей перед собою; мгновение прошло в молчании, потом ее взгляд сместился к Знаку на груди Курта, к истерзанному телу на полу, и гостья завизжала, с неожиданной прытью отскочив назад и бросившись прочь. Вурцель метнулся за нею, и Курт перехватил его за локоть:

— Не стоит. Она тут явно не при делах, а о смерти вашего парня все равно вскоре узнали б.

— Да, но не застукали бы меня над его трупом! — злобно огрызнулся тот; Курт передернул плечами:

— Об этом не тревожься. Прикрою. По-моему, она толком и не поняла, кто здесь был, и единственное, что привлекло ее внимание — мой Сигнум. Посему — давай-ка, делай отсюда ноги и не забудь, что я сказал: выясни, кто из твоих людей впервые узнал о Маусе в тот вечер.

— А у вас-то самого проблем не будет? Если вы понимаете, о чем я… — с сомнением осведомился Вурцель, и Курт нарочито широко улыбнулся:

— Я следователь с особыми полномочиями. В случае необходимости я и впрямь могу любого скрутить по рукам и ногам и порезать на клочки; в крайних ситуациях — даже местного обера. Но благодарю за заботу.

Хозяин пивнушки на его улыбку не ответил, передернувшись, точно от холода, развернулся и поспешно вышел прочь.

Дом убитого Курт покидать не стал; вместе с Нессель, притихшей и безмолвной, он обошел остальные комнаты, исследовав жилище Мауса скорее для очистки совести, нежели и впрямь надеясь отыскать нечто полезное, и вышел на улицу, уже снаружи дождавшись явления магистратских следователей. Оба явившихся городских деятеля на изувеченное тело смотрели с заметным испугом, вопросы майстеру инквизитору задавали осторожно и явно опасаясь ляпнуть лишнее, и вскоре, перемежая речь извинениями и запинками, дозволили оному удалиться.

В комнату трактира Курт и Нессель вошли уже в глубоких сумерках; ведьма по-прежнему молча зажгла светильник на столе и, с видимым раздражением сорвав с головы крюзелер, швырнула его на табурет. Курт запер дверь на засов и, пройдя по всем комнатам, закрыл ставни; отстегнув кинжал, сунул его под подушку, меч пристроил в изголовье, а арбалет, вынув из чехла — на стол.

— Не думаю, что сегодня нам что-то грозит, — пояснил он в ответ на пристальный взгляд ведьмы. — Но предпочитаю поостеречься. Паранойя губит куда реже, чем беспечность.

Нессель не ответила, лишь вздохнув и неопределенно поведя плечами, и Курт нахмурился, подойдя ближе и заглянув ей в лицо:

— Что с тобой? Тебя все это настолько напугало? Брось, я скорей всего преувеличиваю опасность; вряд ли он полезет в трактирную комнату, кем бы он ни был… Прости, что втянул тебя в свои дела.