— Твоей вины нет, — отозвался он, отступив от обугленного тела и бросив взгляд вокруг. — Мы сами хотели, чтобы всем так казалось — что это лишь слухи и ничего более. Сами насмехались друг над другом на людях… Сам понимаешь, нам обоим было совершенно ни к чему повествовать о наших отношениях всему свету.
— Она… и правда любовница Императора? Вы опасались, что он узнает и…
— Он знает, — оборвал его Курт, и охотник замер, глядя на него удивленно. — И, сдается мне, его сей факт особенно не беспокоил; и не только потому, что такие их отношения уже давно прекратились… Нет, Ян. Дело не в ее высокопоставленных любовниках и даже не в людской молве. Помнишь, при нашей первой встрече я говорил тебе, что не иметь друзей, семьи и близких — самое надежное и безопасное? Когда нет тех, кто тебе дорог, на тебя нечем надавить, тебя нечем запугать… И тебе нечем нанести душевную рану, чтобы дать понять и напомнить о том, как ты уязвим.
Ван Ален нахмурился, скосившись на тело Адельхайды у лестницы, и осторожно выговорил:
— То есть, ты думаешь, это всё — из-за того, что вы…
— Я не верю в случайности, Ян, — не дав ему договорить, произнес Курт ровно. — Что мы здесь видим? Похоже на то, что грабитель забрался ночью в дом, хозяйка спустилась на шум, он ударил ее ножом, она успела ударить в ответ, но выронила светильник, который был у нее в руке, тот разбился, масло разлилось, случился пожар, и все погибли. Думаю, такую версию и примет магистрат.
— Но не ты?
— Майстер Гессе! — послышалось от двери, и Курт обернулся, глядя на встрепанного бледного Ульмера, который заглядывал внутрь, явно не решаясь войти; на лице молодого инквизитора застыла смесь растерянности и испуга. — Вы здесь?
— Да, Петер, — отозвался он и, бросив последний взгляд на тело перед собой, медленно вышел на улицу перед домом, кивком велев охотнику идти за собой.
— Мне сказали, что ночью был пожар, — косясь на Ван Алена с подозрением, торопливо заговорил Ульмер, с каждым словом отступая все дальше назад, — а когда я узнал, чей это был дом… Я понимаю, что вы с госпожой фон Рихтхофен не слишком ладили, но вы давно были знакомы, и уверен, вам жаль, что с ней приключилось такое… И она фаворитка Императора! Господи Иисусе, только бы не было проблем у Бамберга из-за какого-то подонка!
— В каком смысле?
Того, как Нессель и Лукас подошли со спины, молодой инквизитор не заметил и от голоса ведьмы вздрогнул, резко обернувшись.
— Я могу при них говорить, майстер Гессе? — осторожно осведомился Ульмер, и Курт кивнул:
— Да, им можно верить… Это — Ян Ван Ален, наемник, собиратель легенд и мой давний добрый знакомец. Это его брат Лукас. Ян, Лукас, это Петер Ульмер, следователь третьего ранга, он помогает мне разобраться в моем деле. Полагаю, было бы неплохо всем нам прекратить коситься друг на друга и отныне работать в связке — так будет проще и полезней для всех…
Курт вдруг запнулся на полуслове, и Ван Ален, нахмурясь, спросил напряженно:
— В чем дело?
Он не ответил, глядя под ноги Ульмеру, и тот, проследив его взгляд, растерянно проронил:
— Что такое, майстер Гессе?
— Отойди-ка, — тихо велел Курт, шагнув вперед, и инквизитор попятился, с непониманием глядя на то, как он поднимает с земли коротко обломанную ветку с плоской густой хвоей.
— Пихта, — констатировал Ван Ален. — Что в ней особенного?
— Кроме того, что все это место было затоптано десятками ног, — медленно уточнил Курт, — и опалено жаром, а она будто только с дерева? Скажем, особенного в ней то, что ей здесь попросту нечего делать. Много пихтовых деревьев ты видел поблизости и вообще в Бамберге?
— Неподалеку от города есть небольшой пихтовый лесок, — неуверенно сказал Ульмер. — Она может быть оттуда…
— Принесена неведомой силой? Или кто-то из горожан пытался прибить ею этот огонь?
— Она свежая, — тихо произнесла Нессель, осторожно коснувшись хвои кончиками пальцев, и с нажимом добавила: — Живая еще. Она не могла тут лежать, пока был пожар.
— Может, — неуверенно предположил Лукас, — это кто-то из горожан положил? Ну… не знаю… как выражение соболезнования или вроде того…
— И для этого сбегал в «лесок недалеко от города»?
— Не томи, Молот Ведьм, — нервно поторопил Ван Ален-старший, — говори, я тебя знаю: у тебя бывает такая рожа, когда ты уже знаешь, в чем дело. В чем дело? Откуда эта ветка и почему вообще она тебя так интересует?
— Это пихта, — повторил Курт, подняв глаза и медленно обведя взглядом поредевших зевак вокруг. — Пихта[46]. Таннендорф.
— Деревня, в которой вы… — начал Ульмер и осекся, глядя на ветку почти со страхом; он кивнул:
— … в которой я едва не сгорел заживо.
— Это когда ты… — многозначительно уточнил Ван Ален, кивнув на его руки. — Да?
— Да, — ровно отозвался Курт. — Когда человек по имени Каспар оставил меня истекающим кровью на полу коридора горящего замка.
— И ты думаешь, — неуверенно предположил Лукас, — что это… что — Каспар этот ее положил сюда? Он здесь?
— Не думаю, — мельком переглянувшись с Нессель, возразил он. — Каспар сейчас должен быть… далеко отсюда. Хотя от него всего можно ожидать. Но по всей Империи у него множество последователей, соратников и преданных сторонников, в том числе — действующих по его приказу… Петер, что говорят магистратские о произошедшем?
— Что было ограбление, — неуверенно произнес Ульмер. — Магистратские дознаватели сказали, что нашли хозяйку дома мертвой, а рядом — чье-то тело с ножом… Все, по их мнению, указывает на то, что это была попытка проникнуть в дом, но госпожа фон Рихтхофен сумела достойно встретить грабителя, и, видимо, светильник, с которым она спустилась, разбился…
Ван Ален поджал губы, сухо кашлянув, и Курт, мельком бросив взгляд на пожарище, вздохнул:
— Простого грабителя Адельхайда нашинковала бы прежде, чем он успел бы удивиться. И она не успела выяснить ничего такого, из-за чего ее могли бы захотеть убрать с пути.
Ульмер неловко переступил с ноги на ногу, переводя взгляд со сгоревшего дома на майстера инквизитора; Лукас нахмурился, мельком скосившись на брата и притихшую Нессель, и медленно, осторожно уточнил:
— Я правильно понял, что эта женщина… была не просто свидетельницей, с которой у тебя когда-то внезапно закрутилась любовь, а кем-то более серьезным?
— Адельхайда работала на Императора, — тихо произнес Курт. — Следила за чистотой его ближайшего окружения и in universum[47] — за настроениями среди знати. Здесь она была потому, что до Императора тоже дошли слухи о странностях в Бамберге. Накануне этого пожара я виделся с ней, и она сетовала, что не может отыскать никаких нитей, не имеет никаких предположений… Это совершенно точно не случайно забредший в дом преступник и не попытка оборвать ее расследование. — Курт вновь опустил взгляд на ветку в своей руке и, помедлив, пояснил: — Ее убили для меня. Чтобы нанести удар мне — мне лично. Убили так же, как когда-то едва не убили меня.
— То есть, выходит, и впрямь что-то нечисто с Официумом? — упавшим голосом вымолвил Ульмер. — И кто-то из нас… замешан в чем-то недостойном? И виновен в смерти майстера Штаудта?
— Не обязательно, — качнул головой Курт. — Каспар просто мог выбрать этот момент как самый подходящий; мы встретились с ней спустя несколько лет, он дал нам увидеться, чтобы я освежил в памяти подзабытые чувства, и нанес удар. В том, что однажды он это сделает, ни Адельхайда, ни я не сомневались, это было лишь вопросом времени.
— Положим, это не было просто ограблением, — кивнул Лукас. — Положим, эту женщину убили преднамеренно… Но почему ты решил, что это сделал именно тот, о ком ты думаешь? Из-за ветки?
— Он поджег дом, — коротко отозвался Курт. — Скрыть следы преступления — такого преступления — огонь бы не помог, а случайность я не рассматриваю; стало быть, это не просто пожар, это поджог. И Адельхайду он не убил — лишь ранил ее, оставив умирать в огне. Как меня когда-то. Ветка — лишь контрольный удар, чтобы я понял наверняка. Он хотел, чтобы я понял.