Именно в этот момент, когда я закладывал бумагу в машинку, Вульф по настоящему начал работать над случаем Орчарда. Он откинулся назад, закрыл глаза и начал шевелить губами. Он пребывал в этом состоянии, когда я вышел из дома, и все еще находился в нем, когда я вернулся. В такие моменты нет необходимости ходить на цыпочках или бояться зашуршать бумагой. Я могу стучать на машинке, звонить по телефону, даже включать пылесос – Вульф ничего не слышит. Остаток дня – до самой ночи, за исключением перерывов на завтрак, обед, ужин и послеобеденное пребывание в оранжерее, – он находился в таком состоянии. При этом он не произносил ни слова и не подавал никакого знака, чтобы намекнуть мне, на какой след он напал, если напал вообще.
С одной стороны, это доставляло мне удовольствие, поскольку по крайней мере показывало, что наконец-то мы взялись за работу сами. Но, с другой стороны, радости по поводу близкой развязки не было. Когда это продолжается час за часом, как в эту пятницу, есть опасность, что Вульф окажется в тупике, и не стоит рассказывать, сколь вдохновенным он себя чувствует, когда видит лазейку, через кото рую может оттуда выбраться.
Пару лет назад, проведя большую часть дня в раздумьях, он выдал такую сложную шараду, которая чуть не стала причиной смерти девяти человек, в том числе его самого и меня, уж не говоря об инспекторе Крамере.
Когда и настольные, и мои наручные часы показывали, что близится полночь, а он все еще не вышел из этого состояния, я вежливо поинтересовался:
– Может, выпьем кофе, чтобы не заснуть?
Он пробормотал чуть слышно:
– Отправляйся в постель.
Я так и сделал.
21
Я напрасно волновался. Он не родил ни одного из своих ужасных уродцев. На следующее утро в субботу Фриц вернулся на кухню после того, как отнес Вульфу поднос с завтраком, и сказал, что Вульф ждет меня.
Поскольку Вульф любит, чтобы ночью был свежий воздух, а ко времени завтрака комната должна быль в тепле, в его комнате уже давно поставлено устройство, автоматически закрывающее окно в шесть утра. В результате температура в восемь утра позволяет ему сидеть за подносом с завтраком у столика возле окна, не утруждая себя одеванием. Когда он сидит там, непричесанный, босой, и вся его огромная желтая пижама переливается на солнце, на него стоит взглянуть. Жаль, что этой привилегии удостоены только я и Фриц.
Я пожелал ему доброго утра, и он кивнул. Он никогда не признается в том, что утро терпимо, уж не говоря о том, чтобы назвать его добрым, до тех пор, пока не выпьет свою вторую чашку кофе и полностью не оденется.
– Инструкции, – буркнул он.
Я сел, открыл блокнот и снял колпачок с авторучки. Он начал вещать:
– Найди обычную белую бумагу дешевого сорта. Скажем, размером пять на восемь дюймов. Бумага, которая есть у нас, не подойдет. Вот это отпечатаешь на той самой бумаге с одним интервалом, Без даты и без обращения.
Он закрыл глаза.
«Поскольку вы являетесь другом Элинор Венс, вам необходимо кое-что знать. Когда она заканчивала колледж, умер один человек. Смерть была признана естественной, и следствие не было проведено как следует. Еще один случай, расследование которого не было произведено, – исчезновение банки с цианидом из мастерской брата мисс Венс. Было бы интересно узнать, есть ли какая-либо связь между этими двумя происшествиями. Возможно, расследование этих случаев обнаружит такую связь.»
– Это все?
– Да. Без подписи. Конверта не нужно. Сложи бумагу и немного ее испачкай. Придай ей такой вид, будто ее уже держали в руках. Сегодня суббота, но газеты пишут о том, что «Хай спот» отказался быть спонсором программы мисс Фрейзер. Так что я сомневаюсь, что эти люди отправились куда-нибудь на уикэнд. Возможно, ты даже застанешь их вместе обсуждающими положение. Это было бы лучше всего. В любом случае, вместе или по отдельности, встреться с ними. Покажи анонимное письмо, спроси, не видели ли они аналогичного. Будь как можно более настойчивым и докучливым.
– Допросить ли и мисс Венс?
– Смотря по обстоятельствам. Если они все вместе, в том числе и она, держат совет, то да. Вероятно, она уже потревожен людьми Крамера.
– Профессор Саварезе?
– Нет, тебя он не должен волновать. – Вульф отпил кофе. – У меня все.
Я поднялся.
– Возможно, я достигну лучших результатов, если буду знать, чего мы добиваемся. Возможно, Элинор Венс должна во всем признаться? Или я провоцирую одного из них наставить на меня пистолет? Что за всем этим стоит?
Зная его, мне не следовало задавать такой вопрос, пока он был в пижаме и со спутанными волосами.
– Выполняй инструкции, – сварливо сказал Вульф. – Если бы я знал, какого ты добьешься результата, я бы не прибегал к этой старой уловке.
– Да, уловка действительно старовата, – согласился я и вышел.
Конечно, я должен подчиняться приказам по той же причине, по которой это делают солдаты. Другими словами, Вульфу лучше знать об этом. Тем не менее я был не настолько исполнен рвения, чтобы съесть завтрак впопыхах. Я занялся подготовкой к операции, а в голове вертелось: если это все, на что он способен, он мог с тем же успехом продолжать пребывать в дремотном состоянии. Я не верил, что он знает что-то об Элинор Венс. Он иногда нанимает Сола, Орри и Фреда, не говоря, зачем это нужно. А изредка и вообще не сообщая мне, что они на него работают. Впрочем, я всегда могу догадаться об этом сам, увидев, что из сейфа взяты деньги. Сейчас все наличные были на месте. Вы можете судить об ограниченности моего ума по тому, что я сейчас скажу: я даже начал подозревать, что он взялся за Элинор только из-за того, что я посадил ее на кресло, стоявшее ближе всего ко мне в тот вечер.
Как бы то ни было, насчет уикэнда он оказался прав. Я начал звонить по телефону после половины десятого, не желая никого разбудить ради того, что, по моему мнению, было столь же полезно, как кидание камней в луну.
Первому я дозвонился Биллу Медоузу, который сказал, что еще не завтракал и не знает, когда у него появится свободное время, потому что он должен быть на совещании у мисс Фрейзер в одиннадцать часов и понятия не имеет, как долго оно продлится. Из этого я сделал вывод, что у меня есть шанс угодить одним камнем сразу в две, а то и три луны. И последующие звонки подтвердили это. Я занялся обычными утренними делами, затем позвонил в оранжерею, чтобы проинформировать Вульфа, и около одиннадцати отправился в город.
Вам станет ясно, что может сделать с людьми убийство, если я скажу, что процедура с паролем была отменена. Из этого, правда, не следует, что в квартиру 10 Б стало легче попасть. Скорее, наоборот. Очевидно, журналисты и все остальные перепробовали самые разные способы, поскольку великолепно одетый привратник, когда я назвал ему свое имя, не выразил никакого интереса и сдерживал себя, чтобы не выдать, что меня узнал. Он позвонил по телефону, и через несколько минут из лифта появился Билл Медоуз и направился в нашу сторону. Мы поздоровались.
– Стронг сказал, что вы можете появиться, – сказал он. Ни его голос, ни выражение лица не показывали того, что они не находили себе места в ожидании меня. – Мисс Фрейзер хочет знать, идет ли речь о чем-то срочном?
– Мистер Вульф полагает, что да.
– Хорошо, пойдемте.
Он был настолько погружен в свои мысли, что вошел в лифт первым.
Я подумал, что если он попытается оставить меня одного в огромной комнате с разностильной мебелью, пока меня не позовут, то этот номер не пройдет. Однако протестовать не пришлось. Он не смог бы оставить меня одного, даже если захотел, поскольку они все были там.
Мадлен Фрейзер сидела на диване, обшитом зеленой джутовой тканью, обложенная десятком подушечек. Дебора Коппел сидела на скамеечке – фортепиано. Элинор Венс примостилась но углу старого массивного черного стола. Талли Стронг пристроился на крою кресла, обшитого розовым шелком, а Нэт Трауб стоял. Все было как раньше, с одним добавлением: у дальнего кконца дивана стояла Нэнсили Шеперд.