— Я позвоню. — Я опустила ресницы, пряча за ними вспыхнувшую боль. Это было невыносимо. Город, в котором я прожила долгую жизнь, где родился Сашка, где встретила Олейора, где…. Где я не уберегла дочь.

«Лера, соберись!»

Вилдор всегда умел отдавать приказы так, что его невозможно было ослушаться. Не смогла я этого сделать и в этот раз, лишь глубоко вздохнула, отгоняя от себя мрачные видения.

«Ты неплохо разбираешься в методах заигрывания». — Мой голос был язвительным. Как обычно, когда я забывала, что против бывшего ялтара есть только одно действенное оружие — абсолютное игнорирование его существования.

«Ты взяла его под контроль?»

«Да».

Мой ответ был короток. Так было проще держать себя в руках, не скатиться в очередную истерику. Мне ничего не остается, как признать, что только в присутствии Вилдора я обретаю ту уверенность, которая позволяет мне скрыть горечь за необходимостью идти дальше. Но чем яснее я это понимала, тем более уверенной становилась мысль о том, что с этим надо что-то делать.

Нет, я не собиралась своими поступками угрожать плану, который так и остался для меня неясным, но… проблема была в том, что мне так и не удалось обрести ту цельность, которая отличала бывшего ялтара. И не только его.

Мы с Кадинаром уже достаточно далеко отошли от места встречи, чтобы можно было сбавить шаг и вновь вернуться к тому, чем я и занималась. И пусть картина магического фона над городом была довольно четкой, я продолжала надеяться на новые нюансы.

— Ты можешь сделать так, чтобы твой господин тебя не слышал? — Пришедшая в голову идея была неожиданной, но нисколько не относящейся к происходящему. Однако вполне могла доставить моему дарианскому кошмару несколько неприятных минут — свой канал связи с ним я уже заблокировала.

— Конечно. — Голос даймона растекся патокой. Очень ехидной патокой.

— Тогда расскажи мне о слиянии. — Не знаю, чего он от меня ожидал, но услышав, остался невозмутимым. Пусть и заговорил не сразу.

Кивнув в сторону летнего кафе, расположившегося на другой стороне дороги, первым вышел на проезжую часть. Насколько бы странным это не казалось, но он вел себя в моем мире значительно увереннее, чем я. А ведь прошло… восемь лет, настолько изменивших мою жизнь.

Дождавшись заказанного кофе, к которому он пристрастился на Земле, сделал глоток и только после этого начал свой рассказ, продолжая смотреть куда-то мимо меня.

— Когда мы первый раз встретились с Вилдором, он уже был вождем. Не по статусу — по духу. Сильным, не знающим сомнений, целеустремленным до фанатизма. Но при этом он не жаждал лишней крови, не наслаждался чужими страданиями. Его группа напала на наше поселение ранним утром, таким чистым и ясным, что мне до сих пор не верится, как могло совместить оно чарующую девственность и все, что произошло позже.

Кадинар выглядел бесстрастным. Да только воспринималось это значительно страшнее, чем выражение самой сильной боли. Он крайне редко когда скрывал свои эмоции.

— Не надо. — Я накрыла его ладонь своей, прося простить за причиненное страдание, но он этого словно и не заметил.

— Нас в семье было только двое: я и моя сестра. Мама умерла в родах, отец — на охоте, когда мне уже было около пятнадцати. По нашим меркам, вполне взрослый. Сестра для меня была всем, памятью о родителях, опорой, ради которой стоило жить. Но пришли даймоны и моя сестра стала добычей. Для них.

Еще один глоток. Его губы трогает невесомая улыбка. И не поймешь, то ли он вспоминает о той, которую хранит в памяти уже две тысячи лет, то ли наслаждается вкусом напитка.

— Я почувствовал неладное, когда было уже поздно. Ощути я их появление чуть раньше, и звериные тропы увели бы нас от опасности. Я, как и мой отец, стал охотником, и не зря считался лучшим в нашем становище. Мужчины чернокожих воинов не интересовали. Тех, кто не кидался защищать своих женщин, выгоняли за частокол. Те же, кто брал в руки оружие… — Он перевел взгляд на меня и равнодушно закончил, — впрочем, ты знаешь, что было с теми, кто брал в руки оружие.

— Воины. — Я могла и не произносить этого слова, но не могла этого не сделать. Возможно потому, что прошлое держало и меня.

— Я дрался с двумя берсерками, представляя себе, что это хищники пытаются отобрать у меня сестру. Но с каждым уходящим мгновением, с каждым ударом, которому не удавалось взять мою жизнь, я все более и более слабел. Человеку против даймона не выстоять, каким бы умелым воином он не был. — Короткий взгляд на меня. Бессмысленный и холодный. Но лишь на одно мгновение, показавшееся мне вечностью. — Я уже мысленно прощался с ней, горюя лишь об одном — что так и не смог ее спасти, когда один из них, стоявший неподалеку и с интересом наблюдавший за схваткой, остановил бой. Это был Вилдор. Он подошел ко мне вплотную. Один, не вынимая меча, оставив у себя за спиной тех двоих, моих противников, недовольных, что им не дали со мной расправиться. Он смотрел на меня, а в его глазах была пустота, в которой я не был даже песчинкой. Затем откинул ткань с лица. Я слышал, как вскрикнула сестренка. Его красота была достойна того, чтобы ей поклоняться, но вместо этого она убивала.

— Он оставил ее в живых? — Я не сомневалась, что это было именно так, но желание услышать это от Кадинара оказалось столь сильным, что я позволила себе его перебить. Но он меня не слышал.

— Ты — воин, произнес он. Его голос был холодным и столь же пустым, как и его взгляд. Но твое тело — не тело воина. Если ты пойдешь со мной, ты проживешь не одну, а много жизней. Прежде чем он закончил говорить, я уже знал, что пойду за ним. Не ради жизни, ради того, чтобы хоть немного стать похожим на него. Потому что для меня он был совершенством, диким ненасытным зверем, сумевшим укротить самого себя. Он был вне всего, что я знал, но он был тем, от чего я не мог отказаться.

— Он оставил ее в живых? — Я повторила свой вопрос, пытаясь вырвать его из оцепенения, в которое он погружался все глубже и глубже. Тот Кадинар, который сейчас сидел рядом со мной, не был тем, кто заботился обо мне на острове.

— Да. — Не знаю, мой голос или испытанный мною страх за него, который он не мог не ощутить, вернули его в реальность, но хватило одного мгновения, чтобы его губы дернулись в горькой усмешке, взгляд потеплел, успокаивая меня. — На Земле моя сестра вряд ли выжила, поэтому он отправил ее на Лилею. У нее были небольшие магические способности, так что она сумела закончить магическую академию. Не знаю, насколько счастливой была ее жизнь, но прожила она долго. Правда, ничего обо мне не помня.

— А ее дети?

Снова улыбка, но теперь в ней нет той горечи, от которой сжималось мое сердце.

— Ты же хотела узнать о слиянии?

Пришлось кивнуть, соглашаясь на такой вариант. Лезть к нему в душу так глубоко мне больше не хотелось.

— Только на Дариане я узнал, что не только моя воинская доблесть тронула сердце Вилдора. Я был неинициированным магом. Но и не это оказалось тем главным, что решило мою судьбу. Я был человеком, но откликался на зов Хаоса. Потом была инициация, единственными воспоминаниями о которой остались ощущение вечного холода и тепла руки моего господина, которому я присягнул на верность. А спустя несколько циклов, он провел для меня ритуал разделения души, подарив тело даймона. Вот здесь-то все могло и закончиться. Для меня. Я оказался не готов к переносу, а Вилдор, еще недостаточно силен.

— Он рисковал. — Вряд ли Кадинар не понял, что мое замечание отражало скорее восторг безрассудством тогда еще будущего ялтара, чем переживания об не случившемся.

— Он рисковал и сильнее. — Пожал он плечами. — Когда стало понятно, что из трех возможных вариантов один не устраивал нас обоих, один — его, а один — меня, было выбрано слияние.

— Он пожалел кинжала для твоей души или оказался настолько нетерпелив?

Кадинар подмигнул, заверяя, что ему нравится ход моих мыслей и продолжил.

— Я не спрашивал. Ты же знаешь, он умеет убеждать, а обещая — сдерживать их. Если он и вспоминал о том, что в моей душе хранится частичка его, то лишь тогда, когда иначе было нельзя. В отличие от меня. Я довольно быстро оценил все преимущества слияния и беззастенчиво пользовался и его силой и его знаниями.