– Никак должок приполз отдавать?

Он не то что ответить, даже башку повернуть в ее сторону не соизволил. Верка заподозрила, что пьян в сосиску, может, и спит. А когда приблизилась… Башка-то оказалась размозженной, вся ее дверь в кровище. Но Верка не струсила. Она у себя на рынке всякого навидалась. Там такие драки бывают, с поножовщиной. Поэтому она первым делом взяла его за руку. Вдруг просто ранен? Но он уже застыл. И тут Верке так обидно стало. Мужик разбогател, наверное, шел к ней рассчитываться, каяться, признаваться, что жуткие секретные обстоятельства вынудили его полгода назад обчистить ее тайники, а вообще-то он ее любит и очень переживал все это время.

В сем месте Веркиной любовной ахинеи я заерзала. Мне почудилось, что я с Измайловым перегибаю палку. И если не перестану вести себя как помешанная, то скоро уподоблюсь Верке. Нет, нельзя давать себе воли, иначе неизбежно станешь презираемым, сексуально озабоченным посмешищем.

Верка тем временем безо всякого смущения описывала последующие за своим наивным порывом действия. Она обшарила карманы мертвого друга, слабо рассчитывая найти бумажник с причитающейся ей уже давненько суммой. «Вот те крест, без процентов, лишь бы свое вернуть», – всхлипывала она. Но какое там! До нее все выгребли. Воры, одни воры кругом. Она представления не имела, что делать дальше, но вдруг в подъезде хлопнула какая-то дверь. Этот звук и расшугал ее неповоротливые мысли. Она обмерла; а что, если заподозрят ее? Не в убийстве, нет, она же не убивала. Но, скажем, в мести? Наняла кого-нибудь, чтобы вытрясти свои кровные, а они перестарались? Почему труп у ее двери бросили? А просто так. Из гадостности характеров. Потому что все – гады. Тем более, что Анна Ивановна как-то с этим парнем лаялась. Когда он забыл воду выключить и залил три этажа. Старуха прибежала выяснять, что происходит, а он ее с лестницы спустил. Таких не забывают. Она его точно узнает, милиция, наверное, всем соседям будет фотографии показывать. Анна Ивановна воспользуется случаем и такого про Верку наплетет, что уже никому не докажешь, что она, Верка, женщина трудящаяся и порядочная.

Вообразив, как Анна Ивановна может «воспользоваться случаем», я энергично закивала, соглашаясь с Веркиными худшими опасениями.

– Я вспомнила Виктора Николаевича, – подобралась к известному мне финалу Верка. – Как я Боженьку молила, чтобы мент дома оказался. И ведь не оставил Он меня, безвинную.

– А какой толк от полковника? – поинтересовалась я.

– Виктор Николаевич меня десять лет как облупленную знает. Разве он Анну Ивановну станет слушать? Тем более, он начальник над теми, кто расследует убийства. Большой начальник, не сомневайся. В таких ситуациях и с уборщицей из милиции знакомство водить – удача. А тут самый главный – сосед. Повезло.

Несколько обескураженная Веркиными рассуждениями о пользе соседства с Измайловым, я вынуждена была обуздать свой сарказм. В конце концов, не я наткнулась возле своей двери на труп должника и бывшего любовника.

– Вер, а тебе его хоть чуточку жалко? Приятеля твоего? Он тебя обворовал, бросил, но…

– Себя мне жалко, – жестко и быстро ответствовала Верка. – Дверь от засохшей крови час отмывать придется. И когда неприятности от мужиков прекратятся? Когда кто-то и мне скажет: «Веруня, ты женщина, ты не дойная корова»? Да я такого озолочу. Эх, Полина, скорее бы климакс, что ли.

В комнату неслышно вошел Борис Юрьев.

– Пройдемте к полковнику, Вера Алексеевна. Только сразу вас предупреждаю: позже не вздумайте надоедать полковнику, так сказать, по-соседски. Представьте себе, что вы забыли его адрес. Иначе ваши действия могут быть истолкованы самым невыгодным для вас образом.

«Вот тебе и „повезло“, – подумала я сочувственно. Верка, будто ее на казнь уводили, обернулась ко мне: „Поль, прости, если что не так“. У меня слезы навернулись. Бесчувственный Юрьев довольно бесцеремонно подтолкнул ее к выходу.

И вместо него в дверном проеме возник Балков.

– Полина, спасибо за все. Полковник просит тебя идти домой.

– До свидания, – мрачно сказала я.

Да, сколько полковника ни корми… Из спальни раздались крики.

– Беги, Сергей, я захлопну дверь, – покорным тоном пообещала я.

Балков пошел по коридору в одну сторону, я – в другую. На цыпочках повернула направо и закрылась в кухне, бубня:

– Уберусь, дайте срок. Вот перемою посуду, сложу в холодильник продукты и сразу же уберусь отсюда.

Верку отправили восвояси примерно через час. Сразу после нее явился какой-то мужчина и сообщил: «С соседями покончено». Видимо, детали этого действа были пикантными, потому что его без промедления проводили к Измайлову. Наконец в семь часов вечера в прихожей состоялся обмен прощальными репликами. Я очень хотела, чтобы сыщиков не понесло за чем-нибудь в кухню: было стыдно перед обманутым мною Балковым. Но обошлось. А вот полковник проинспектировать свои скромные владения не отказался. Когда Измайлов увидел меня, безмятежно покуривающую за чашечкой кофе, он покачнулся на своих костылях и скорчил свирепейшую гримасу. Но рта раскрыть не успел.

– Что себе позволяют ваши резвые мальчики, – гневно возопила я, мысленно извиняясь перед Юрьевым и Балковым. – Продукты валялись по углам и тухли, грязные тарелки приманивали тараканов…

– У меня тараканы? – панически заозирался Измайлов. И стало заметно, как неуклюж он на костылях с непривычки. – Кошмар. Нет, Полина, здесь нет никаких тараканов.

– Будут, – сурово предрекла я, – если не мыть посуду сразу после еды.

– Но я только сейчас освободился, – начал оправдываться Измайлов.

О, да он был чистюлей! Какая прелесть. И еще ему в голову не пришло, что уборкой обязаны были заняться я, Сергей или Борис. Редчайший человеческий экземпляр. Все-таки у меня нюх, в кого попало не влюбляюсь. Но надо было срочно закрепиться на отвоеванных бытовых позициях.

– Себя упрекаю, не вас, – отрезала я. И поспешно смягчилась: – Не издевайтесь над ногой, присаживайтесь. А еще лучше, идите ложитесь. Я подам ужин.

– Ужин? – жалобно переспросил Измайлов. – Какой ужин, Полина? Я отослал тебя домой два часа назад.

– Вы предложили мне это через посредника, – уточнила я формулировку. – Но, во-первых, я решила прибраться. Из сострадания. Представила себе, как вы, напряженный, вымотанный, обнаруживаете здесь бедлам… Во-вторых, я не любительница шастать по лестницам, по которым таскают изуродованные трупы. А вы запамятовали приказать Балкову меня проводить.

– Трупа уже не было, – нахмурился Измайлов.

– Меня об этом в известность поставить не удосужились, – вновь согрешила я против Сергея. И, не решившись на театральную паузу, продолжила: – В-третьих, меня еще не допрашивали. Я не намерена давать показания ни Сергею, ни Борису. Мне будет чудиться, что они необъективны из-за пирогов. А вот с вами, даже «спасибо» не сказавшим, я охотно поговорю.

– Прости, пожалуйста, я ведь действительно не поблагодарил тебя. Но как раз Вера…

Я не выдержала его смущения и засмеялась:

– Будет вам, Виктор Николаевич.

– Полина, какими допросами ты бредишь? – усмехнулся наконец Измайлов. – С тобой побеседуют… Впрочем, и этого не надобно. У тебя стопроцентное алиби: ты целый день проторчала у меня. Безвылазно. Бессменно. Неотлучно.

– Вам пирог с капустой или с яблоками? – небрежно разыграла я глухоту.

– И с тем, и с другим, – обреченно заказал Измайлов. – И чаю с лимоном, если не трудно.

Умел полковник отступать, ох умел. А может, он просто ни с бабами, ни с дамами не связывался?

После ужина выяснилось, что у него ко мне есть вопросы. Он неимоверно осунулся, почти потерял голос и против воли косился на поврежденную, наверняка разболевшуюся к ночи ногу. Но принадлежал он к горькому типу людей, не вызывающих жалости в любом виде и состоянии. Все уверены в их жизнестойкости, все игнорируют внешние признаки бессилия. Им не льстят, их не щадят, не утешают и не успокаивают. Со временем они привыкают к душевному самообслуживанию. Такие всегда втроем с Богом и совестью. И честь стать четвертой в их интимной компании надо заслужить. В общем, сообразив это, я перестала валять дурака.