– Виктор Николаевич, она и должна открещиваться. Иначе может всплыть вопрос о деньгах, которые ей вложили в список.

– Правдоподобно, – похвалил меня он. – А теперь прикинь, каково искать убийцу, когда все лгут?

Возразить было нечего.

– Так Верку подозревают как убийцу?

– Почему нет?

– Потому что она все сделала, чтобы ее заподозрили.

– Для неподготовленного убийства типично. Действуют в состоянии аффекта, а потом, опомнившись, начинают спасать шкуру.

– Виктор Николаевич, вы нормальный, умный человек. Да его с таким же успехом могла порешить и Анна Ивановна. Увидела трезвонящим в Веркину дверь, подумала, что он жаждет вернуться, чтобы заливать ее раз в неделю, сгоняла к себе за молотком, тюкнула по черепу и домой.

– Откуда взялся молоток? – улыбнулся он.

– Не знаю. Просто Верка описывала голову, как размозженную, вот я и…

– Ясно, оставим Веру. Я сам не считаю, что она виновна. Меня интересует ее сосед. Слава, да?

– Виктор Николаевич, как вы можете! Нельзя же подозревать всех подряд, поквартирно.

– Успокойся, поразмысли. Как сидел убитый?

– Привалившись спиной к Веркиной двери, – отрапортовала я.

– А удар был нанесен сзади.

– Тогда он не к Верке приходил.

– Наслаждение с тобой возиться. А к кому?

– В соседнюю квартиру, – вздохнула я, избегая имени Славы.

– И оставил отпечатки пальцев на звонке этой самой соседней квартиры, – подтвердил Измайлов.

– Что теперь?

– Продолжим.

– Не выйдет. Ни буквы не выговорю, пока не поедите.

– Шантажистка в квадрате.

– В шестнадцатой степени, не обольщайтесь.

– Будь по-твоему. Третий день все по-твоему, я себя не узнаю.

– Это остаточные явления ушибов.

– Полина!

– Несу, несу. Щи наверняка готовы. В них тоже черт знает что плавает. Но будете выпрашивать добавку.

Я вновь задействовала сервировочный столик. Пока Измайлов насыщался, я соображала. Итак, как это ни грустно, он надо мною в открытую издевался. Юрьев с Балковым и еще кто-то сейчас наводят справки о покупке Славой квартиры в домоуправлении, проверяют связи убитого, возможно, обыскивают его жилище. И к вечеру что-то с чем-то пересечется, и убийца будет вычислен. Потом его возьмут. Но как ловко Измайлов заставил меня увлечься, разгорячиться. Не многовато ли господин полковник себе позволяет? Этим я и поинтересовалась после десерта.

– Полина, припомни вашу пирушку в деталях, – серьезно сказал он. – Не вспоминал ли кто-нибудь спьяну прошлое? Не называл ли имен? Дело в том, что Слава не ночевал дома с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник. На работе его тоже нет. Он никого не предупредил. Он исчез.

– Это ваш следующий прикол?

– Если бы.

– А он убийца или жертва? – заволновалась я.

– Откуда мне знать, – мрачно рыкнул Измайлов.

И от этого нескладного предложения мне стало не по себе.

– Я толком ни в чем не разобралась. Верка висла то на Славе, то на Викторе. Слава вроде предпочитал Нору. Во всяком случае, они часто танцевали. Но я слышала, что он консультировался с ней насчет балансового отчета и какого-то налога. Виктор заигрывал со мной, впрочем, не слишком. Хвастался комфортом и уютом. По-моему, он слегка недоволен тем, что у Славы двухкомнатная. Спрашивал, сколько стоит четверть рекламной полосы. Верка все пытала его, почему он именно в нашем доме купил квартиру. Он огрызнулся: «Друг посоветовал». Понимаете, Верка сразу полезла к имениннику с разговорами по душам: кто родители, где учился… А он ее отбрил, дескать, не твое собачье дело до моей кошачьей жизни.

– Спасибо, что напомнила. Слушай, у Норы сколько собак?

– Две таксы. Такие хорошенькие.

– А гавкают, как двадцать две.

– Виктор Николаевич, вы идеальный сосед, всегда на работе. Но горластость этих собачек – преувеличение Анны Ивановны. Они лают, только когда в дверь стучат.

– Полина, они лают постоянно.

– Может, потому, что к вам все время кто-нибудь ломится? Квартиры впритык, они слышат чужих и возбуждаются.

Он не ответил. Сосредоточенно смотрел мимо меня.

– Отдыхайте. До свидания, – поднялась я.

– Пока.

Я уже выходила из спальни, когда он глухо окликнул:

– Полина!

– Что, Виктор Николаевич? Мясо пусть до завтра в маринаде купается, вкуснее будет.

– Пусть хоть год. Этот Виктор заигрывал не слишком или ты скрытничаешь?

Я готова была броситься ему на шею. Планеты моей судьбы плавно кружили в не такой уж дрянной Вселенной. Но, Измайлов, милый, ты же сам ловишь кайф от труднодоступного, это я усвоила.

– Если правда в интересах следствия, – потупилась я. – Пришлось соврать от неловкости. Не заигрывал он со мной.

– Совсем? – его голос обрел звучность.

– Совсем. Он приставал, лез, домогался. Извините.

Почти мой полковник побледнел. Я поспешила выскочить из его дома. Мы с Измайловым были дебилами. Позволь он себе ревновать и беситься, и признайся я сразу, что Виктор вот уже три месяца регулярно зовет меня замуж… Тогда вечером я бы, возможно, посоветовалась с полковником, как отвадить страстного коммерсанта. И вдруг да его совет изменил бы обстоятельства следующего утра.

Вечер понедельника выдался еще отвратительнее, чем день. Потому что нашествию Виктора я предпочла бы присутствие слесаря. Виктор перехитрил меня, как невесту без места. В дверь позвонили, я увидела в глазок Нору, зазывно помахивающую бутылкой шампанского, и доверчиво открыла. Ввалились трое: Нора, Верка и Виктор.

– Тебя еще мент не ухайдакал? – Проявила заботу Верка.

– Виктору Николаевичу Измайлову я по-соседски помогаю адаптироваться к костылям, – твердила я, отступая под их напором. – Так получилось, что я назвалась груздем.

– Добрая? – прошипел Виктор. – Жалеешь не всех подряд, а кого жалко?

– Вить, по морде не желаешь? – осведомилась я.

– Я не хамлю. Мы о Славике пришли разговаривать.

– Поля, это тревожно, – предупредила Нора.

– Четверо нас осталось вместо пяти, – подныла Верка. – Десять негритят решили пообедать…

– А где маленький? Мы ему машинку притащили.

И Нора протянула большой пакет с пожарным автомобилем.

– Я на такую машинку три месяца зарабатываю, – отстранилась я.

– А мы скинулись, – утешила Верка. – Бери. В подъезде жить страшно. Пусть хоть дите, ангелочек, порадуется.

Я знаю: когда мужчина согласен делить славу щедрого дарителя с не имеющими отношения к подарку женщинами, у него серьезное замыкание и света в голове еще долго не будет. Но и сделать вид, будто потратиться на такую игрушку чужому ребенку – плевое дело, я тоже не могла. Поэтому я посмотрела на Виктора честно и благодарно. А он как-то посветлел лицом, в котором проявилось внеполовое томление. Вот этот взгляд и тревожит меня до сих пор, когда сынуля требует воды для заправки своего технического чуда.

Но каждый, проведший на этом свете пятнадцать первых, не худших своих лет, уже учен, что взгляд – это одно, руки – другое, а мозги задействуются только задним числом. Виктор сразу водрузил свои зажимистые клешни мне на плечи, и я разъярилась. Он не стал настаивать на объятиях. То ли пригрозил, то ли попросил шепотом:

– У нас довольно времени.

И принялся ухаживать за дамами. Вы наблюдали мужчину, полноценно ухаживающего за тремя дамами одновременно? Думаете, суетлив и порывист? Нет, размерен. Полагаете, говорлив, с подвижным взглядом? Отнюдь. Он сдержан и играет в гляделки до победного. Я старалась облегчить Виктору задачу и делать вид, что я не дама, а диванная подушка. Но он начинал изящно на меня облокачиваться. Тогда я притворилась королевой, и он принялся вести себя как король: супруге полупоклон, остальным шиш. Нора с Веркой возроптали, и я из женской солидарности перестала суетиться в воображаемых крайностях.

– Как поживает Славик? Почему не пришел? – спросила я.