Я смотрю сквозь стеклянную дверь, приподняв бровь.

Она знает, что меня нельзя беспокоить, когда моя дверь заперта, но я даю ей поблажку, потому что не настроен выслушивать очередную лекцию от Мари.

Натянув легкую улыбку, я киваю.

— Да, войди.

— Спасибо вам, — говорит она, выдыхая и улыбаясь.

— За что?

— Спасибо, — повторяет она, — за цветы. Они прекрасны. И я принимаю ваши извинения.

Не имею ни малейшего понятия, что, черт возьми, она несет.

— И спасибо, что написали мое имя правильно, — добавляет она, облегченно хихикая. — На открытке. Для меня это многое значит. Я знаю, что вы с трудом запоминаете имена.

Мари.

Все просто кричит о том, что это ее рук дело.

— Пожалуйста, Са… Шошанна. — Я заставляю себя улыбнуться и вежливо выпроваживаю ее. — А теперь, если не возражаешь, я займусь своими делами.

— Конечно, — говорит она, ускакивая, словно взволнованный пекинес на выставке собак.

Повернувшись обратно к компьютеру, я щелкаю своей ручкой и ухожу в раздумья. Ненавижу повторные изменения. Небольшой городок в Джерси решил, что их библиотеке нужны некие дополнения, но не смогли сказать какие. По их мнению, это моя работа разбираться, какие именно. И плевать, что я не умею читать мысли и мне не нравится тратить свое драгоценное время на разгадывание загадок.

К тому же, это здание абсолютно идеально.

Но если им нужны дополнения… будут им дополнения. В конце концов, это не мои деньги.

Днем мы с Мари уезжаем в Монток, а этот проект должен быть готов уже сегодня, но увы и ах. Похоже, мне придется взять работу с собой. Уверен, мама не упустит возможности при любом удобном случае показать мне, как сильно она разочарована.

Погода сегодня необычайно солнечная, и это отвлекает меня, поэтому я обхожу кабинет и опускаю жалюзи, пока не становится темно и мне больше ничто не мешает сосредоточиться. Щелкая выключатель настольной лампы, я в очередной раз пытаюсь сконцентрироваться на этой долбаной библиотеке, но совсем не чувствую вдохновения.

И как бы это ни было невероятно, я, на самом деле, рад предстоящим неделям у океана, которые планирую провести с Мари.

Схватив телефон, я набираю ее номер, чтобы отчитать, пока не забыл.

— Привет, — отвечает она после третьего гудка. — Как дела?

— Чем занимаешься?

— Ты, правда, звонишь мне для того, чтобы узнать, чем я занимаюсь? Ты что, мой жених или еще кто? — В телефоне слышны какие-то помехи. — Я собираю вещи. Мы же сегодня уезжаем, правильно?

— Правильно, — говорю я. — Мари, что ты отправила моему ассистенту?

— О? Она получила цветы?

— Зачем ты это сделала? — Я сжимаю челюсть.

— Потому что ты задолжал ей извинения. И потому что я хочу, чтобы у вас наладились отношения, прежде чем ты уедешь на целый месяц, — отвечает она. — Это правильный поступок.

— Впредь я бы не хотел, чтобы ты вмешивалась в мои рабочие отношения, — говорю я. — И прежде, чем ты отправляешь цветы некой женщине от моего имени, по крайней мере, будь добра сначала сообщить об этом мне.

— Как скажешь, — смеется она.

— Я серьезно.

— Возвращайся к работе, — говорит она. — Я отключаюсь.

Как только она обрывает разговор, на моей линии раздается звонок.

— Да? — отвечаю я, вздыхая. Могу поклясться, что несколько часов назад нажимал кнопку «Не беспокоить».

— У вас посетитель, мистер Резерфорд, — сообщает Шошанна.

Заглянув в свой календарь, я не замечаю ни одной встречи.

— Кажется, я просил тебя не назначать на сегодня встреч? Сегодня мой последний день перед отпуском. Очень важно, чтобы меня никто не беспокоил, — говорю я, делая глубокий вдох, прежде чем потереть левый висок.

— Ее нет в расписании, мистер Резерфорд.

Ее?

О, Боже, только бы это была не Сиенна.

Я бы не удивился, если бы она заявилась сюда после недавней череды присланных сообщений. Такой уж у нее характер. Раньше я специально ссорился с ней, потому что вопреки распространенному мнению, двое взрослых людей все же могут заниматься горячим примирительным сексом, даже не имея настоящих отношений.

— Буду через секунду. — Я кладу трубку, поправляю галстук и навожу порядок на своем рабочем месте, прежде чем направляюсь по холлу к стойке регистрации. Я должен выпроводит ее, хотя это и будет болезненно для прежнего меня, но ничего не поделаешь.

Только завернув за угол, я вижу, что Бог все-таки услышал мои молитвы.

Это не Сиенна.

— Одрина, — говорю я. — Что ты здесь делаешь?

— Хадсон. — Она проскальзывает мимо стола, распахивая объятия и виляя бедрами. Прежде чем я успеваю остановить ее, она повисает на мне и целует в щеку. — Как я рада тебя видеть. Могу я украсть тебя на пару секунд?

Я веду ее в свой кабинет и закрываю дверь.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— Так, приехала в город на шопинг перед отъездом в Монток, — сообщает она, ее зеленые глаза сверкают и гипнотизируют, пока она разглядывает меня. — Хотела зайти и лично поздравить тебя. Слышала о твоей помолвке.

— Хорошие новости быстро разлетаются.

— Мне не терпится встретиться с этой счастливицей. — Ее голос стихает. Одрина улыбается, но ее плечи опущены, и на секунду она отводит взгляд. — Через несколько недель тебе исполнится тридцать.

— Знаю.

— Помнишь, о чем мы всегда говорили? Что ты всегда обещал мне?

— Да.

— Если к тридцати годам мы оба будем свободны, то поженимся. — Ее губы изгибаются в скромной улыбке, и она заправляет за ухо шелковую прядь своих волос шоколадного цвета.

— Мы были детьми, Одрина.

— Я бы не назвала нас детьми, если мы давали друг другу такие обещания, — поправляет она меня.

— Я влюблен. И женюсь на Марибель. Прости.

— Кто же эта девушка, Хадсон? — морщится Одрина — Я видела тебя на прошлое Рождество. Ты был холост, и тебе это нравилось. Как кому-то удалось приструнить тебя и заставить жениться всего за пять месяцев? Тебе не кажется, что этот срок слегка подозрителен? Особенно учитывая то, что этим летом нам обоим исполняется тридцать…

Она смеется, хотя я вижу боль в ее глазах, и, несмотря на все это, я совершенно не сочувствую ей.

— Когда-нибудь и ты кого-нибудь встретишь, — говорю я монотонно, направляя внимание на компьютер, и сажусь на свое место. — Вот увидишь.

Одрина фыркает, закатив глаза и сморгнув слезы. Нужно признать, что выглядит она сегодня прекрасно. На ней платье с цветочным принтом и открытыми плечами, сандалии телесного цвета и маленький клатч от «Фенди». Не сомневаюсь, что разоделась она ради меня.

— Знаешь, — говорит она задумчиво, — твоя мама устраивает эту вечеринку в честь твоей помолвки, а я не могу перестать думать о том, что это должна была быть наша вечеринка.

— Ты, очевидно, не слышишь меня.

— Это должно было быть наше лето, Хадсон. — Она качает головой. — Я думала, мы, наконец, вернемся в нужное русло. Мы должны быть вместе, и ты это знаешь.

— Одрина.

— Знаешь, скольким мужчинам я отказала? Сколько предложений руки и сердца отклонила за все эти годы, потому что ждала тебя? — Ее лицо заливает румянец, а глаза снова наполняются слезами.

— Не надо всё сваливать на меня, — фыркаю я, качая головой.

— Ты обещал, Хадсон. — Она качает головой, поднимаясь. — Жаль, я думала, что ты мужчина, который держит свое слово. Ты только и делаешь, что врешь. Говоришь людям только то, что они хотят от тебя услышать, чтобы получить желаемое. Надеюсь, эта Марибель знает эту твою черту.

Одрина направляется к двери, останавливаясь, когда кладет руку на дверную ручку.

— Мне жаль, — повторяю я снова. — Просто не судьба. Тебе нужно принять это, чтобы, наконец, двигаться дальше.

— Что? — усмехается она. — Если бы могла щелкнуть пальцами и разлюбить тебя, не думаешь же ты, что я бы этого не сделала? Хадсон, моя любовь к тебе все эти годы убивала меня. И теперь мне нужно появиться в доме твоих родителей и улыбаться, словно я счастлива за тебя.