На другом конце комнаты мама раскачивается в своем кресле, тревожные морщинки появляются на ее лбу, пока она накручивает на палец локон седых волос. Она не произносит ни слова, но ей это и не нужно. Знаю, что она выслушает меня, когда я буду готова к разговору.

Лежа на спине, сложив руки на животе, я всматриваюсь в потолок и делаю глубокий вдох.

— Я беременна, — выпаливаю я.

Мама перестает качаться и накручивать волосы.

— Ребенок не от Хадсона. Он от парня, которого я встретила несколько месяцев назад. У нас была абсолютно ничего не значащая интрижка, — признаюсь я. — По иронии судьбы этот парень оказался другом Хадсона.

Я зажмуриваюсь. Это признание дается мне особенно тяжело, возможно, потому, что я никогда прежде не лгала родителям, по крайней мере, не так.

— Хадсон был моим боссом в Нью-Йорке, — продолжаю я. — Тем, кого я ненавидела. Тем, кто постоянно относился ко мне, как к пустому месту.

Мама по-прежнему не произносит ни слова, по-прежнему не двигается. Это совсем не добрый знак.

— Ему нужна была подставная невеста, — говорю я. — И я согласилась, потому что он предложил мне много денег. Очень много. А я знала, что беременна. Знала, что мне нужно будет обеспечивать себя и малыша. А он не принимал отказов.

Провожу пальцами по волосам, а затем вонзаю их в кожу. Приятно ощущать что-то кроме смятения и растерянности. Вчера я уехала из Монтока на такси, переночевала у Изабель на диване, а на следующий день первым же рейсом отправилась в Омаху.

Последние двадцать четыре часа прошли как в тумане и кошмаре одновременно, и, хоть я понимала, что этот день неизбежен, он все еще казался мне нереальным.

— В общем, я рассказала Хадсону о беременности, — говорю я. — И он разозлился. И его можно понять. Поэтому я ушла. Но когда уходила, его мать рассказала мне кое-что, из-за чего я поняла, что он тоже кое в чем мне солгал. В чем-то очень важном. Так что, полагаю, можно сказать, теперь мы квиты. Но между нами все кончено. Так что, как-то так. — Я смотрю на маму. Теперь она грызет ноготь. По крайней мере, она двигается. Уже что-то. — И теперь я дома… бездомная и беременная. Мда…

Она пристально смотрит на меня.

— Мам, скажи что-нибудь. Ты меня пугаешь. — Я сажусь, откидывая одеяло, потому что мне вдруг становится жарко, как в печке.

— Я… ух, Мари. — Мама сидит в своем кресле, не в силах подобрать слова. — Не знаю, что тебе сказать кроме того, что мы справимся с этим. У тебя есть мы. Папа и я. И мы сделаем все, что в наших силах.

Она встает, садится рядом со мной и обнимает за плечи. Я смотрю прямо перед собой, но чувствую на себе ее взгляд. Мгновение спустя она целует меня в макушку.

— Жизнь может заставить нас идти именно в том направлении, в котором нужно, даже если мы этого не хотим, — говорит она. — Возможно, сейчас ты так не думаешь, но однажды оглянешься назад и поймешь, что это все было не напрасно.

Раздвижная стеклянная дверь на веранду заполняет своим звуком наш тихий дом.

— Мари, что ты делаешь дома? — спрашивает отец, когда выходит из-за угла. Ему хватает одного взгляда на меня, чтобы понять ответ на свой вопрос.

С глазами полными слез, я протягиваю свое запястье, на котором красуется браслет от «Картье».

— Как думаешь, у тебя есть какие-нибудь инструменты, которые помогут мне избавиться от этой дурацкой штуки?

— Еще как.

Хадсон

— Мистер Резерфорд. — Шошанна поднимается из-за стола, как только замечает меня. — Вы рано вернулись. Я думала, вас не будет в офисе до конца июня?

— Да, похоже, я вернулся. Не так ли, Саванна? — Я хватаю пачку писем с края ее стола, которые, похоже, не были рассортированы, а затем бросаю их обратно на стол. — Рассортируй их, пожалуйста, Саванна. Мы же не гребаные животные.

— Д-да. П-простите. — Она наклоняется, чтобы собрать разбросанные конверты, а затем опускается на колени за теми, что упали на пол.

Я замечаю Тиффин из отдела кадров, выглядывающую из-за двери. Увидев меня, она возвращается обратно за свой стол. Уверен, сейчас мои подчиненные сплетничают. Они считают, что пользоваться системой мгновенных сообщений, чтобы скрыть свои следы — это очень умно, но это только веселит меня. Мне совершенно плевать на то, любят они меня или ненавидят.

Они всего лишь стадо овец. Их мнение не имеет значения.

Открыв дверь в свой кабинет, я стремительно захожу внутрь и захлопываю за собой дверь. Бросив кейс на один из стульев для посетителей, включаю компьютер и готовлюсь к просмотру почты.

Мне нужно забыться в работе.

Нужно сосредоточиться и сфокусироваться на цифрах, линиях, параметрах, чтобы события последних двадцати четырех часов стерлись из памяти.

Проходит час.

Затем другой, третий.

К тому моменту, как я окончательно собираюсь с мыслями и отвечаю на самые важные сообщения, я натыкаюсь на чертеж сарая для Абеля, который сохранил на рабочем столе своего компьютера всего несколько недель назад. Прикрыв рот рукой, я делаю тяжелый вдох и перетаскиваю чертеж сарая в корзину.

Я уже отослал ему его, но чувствую, что в ближайшее время нам не придется обсуждать изменения.

— Мистер Резерфорд. — Выронив тряпку из рук, Марта вздрагивает, как я захожу в квартиру вечером после работы. С моим отъездом я сократил ее рабочий день наполовину, но оплату оставил прежней в качестве поощрения за неизменно идеальную работу. Этим утром я уже заходил домой и должен был оставить записку, но в тот момент моя голова была забита совершенно другими мыслями. — Не ожидала увидеть вас. Вы меня напугали.

— Прости, Марта. — Я захожу на кухню, положив кейс на столешницу.

— Почему вы так рано вернулись?

— Пришлось прервать отпуск. — Я рывком открываю холодильник и натыкаюсь на пустые, блестящие от чистоты полки. Что и требовалось доказать. Зачем заполнять холодильник едой, если хозяина не должно быть дома целый месяц.

Закажу пиццу.

— А где мисс Коллинз? — спрашивает Марта, оглядываясь по сторонам, словно ожидая увидеть ее прячущейся в углу за фиговым деревом.

— Мы разорвали наш договор.

— Жаль, что у вас ничего не вышло, сэр.

— Скажи мне правду, Марта. Ты знала, что Мари беременна? — скрестив руки, спрашиваю я.

Темные глаза Марты округляются.

— Не знала. Я так понимаю, ребенок… не от вас?

— Нет, Марта. Ребенок не от меня, — сжав губы, отвечаю я.

Она оглядывается по сторонам, словно хочет что-то сказать, но боится.

— Что? — спрашиваю я. — Что ты хочешь сказать?

— Пожалуй, я воздержусь.

— Можешь сказать, — говорю я. — Не собираюсь увольнять тебя за честность, — фыркаю я, качая головой. — Марта, в этом мире так мало честных людей. Каждый так и норовит что-то скрыть и чего-нибудь добиться своим обманом.

Включая… даже самого меня.

В глубине души я понимаю, что не должен так злиться на Мари, учитывая, что сам был не до конца с ней честным, когда мы заключали нашу сделку.

Но ребенок все меняет.

Можно скрыть чувства. Намерения. Но ребенка скрыть нельзя.

— Хотите знать мое мнение, мистер Резерфорд? — Марта приподнимает темную бровь, делая неуверенный шаг в мою сторону.

Я внимательно ее слушаю.

— Я считаю, что было неправильно ставить ее в такое положение. Ни одна здравомыслящая женщина не смогла бы отказаться от вашего предложения, — говорит она, осторожно подбирая слова. — Невзирая на ее личные обстоятельства, вы знали, что она нуждалась в деньгах, и вы воспользовались этим. — Выдохнув, она прижимает руку к груди. — О, Боже. Это было слишком резко с моей стороны, ведь так?

Я сохраняю непроницаемое выражение лица, но качаю головой.

— Нет, Марта. Мне нужно было это услышать.

— Она хорошая девочка, — продолжает она. — Но, должна признаться, я намеренно держалась с ней на расстоянии. Мне не хотелось сближаться с ней. Не хотелось к ней привыкать. За эти годы я научилась держать дистанцию со всеми женщинами, которых вы приводили в дом, потому что они никогда не задерживались надолго. Проще держаться в стороне и быть дружелюбной. Возможно, они думали, что я немного суровая, но так должно было быть.