Ян лежал на больничной койке и думал о своих грехах. Он, конечно, не собирался каяться, да и Марк не очень походил на духовника, но перебрать в голове все случившиеся за время его служения «Атра фламме» провалы стоило — чтобы больше не наступать на одни и те же грабли.
Итак, сначала подрыв редакции «Канарийских новостей». Первый серьёзный выпад Марка против слияния и первое по-настоящему крупное задание самого Яна — то, чем он занимался в Ториту под руководством бывшей тёщи Лемма Шштерна, одной из первых заявившей о приверженности АФ, не идёт ни в какое сравнение! Он ведь и уехал с этой пасторали виноделен как раз для того, чтобы начать делать что-то значимое, а не кататься из одного конца города в другой, грозя кому-то пальцем. Брат, конечно, теперь обрёл самостоятельность, без его-то колпака, но он всегда успеет вправить мозги этому торговцу…
Не отвлекаться! «КН». В чём была его главная ошибка? Ну да, самое важное дело в миссии — не дать сотрудникам редакции уйти через галереи ГШР, заблокировав выход — он перепоручил подчинённому, пока сам следил за тем, чтобы правильно сработала взрывчатка. Ну а тот соскочил в последний момент — и редакция в полном составе сбежала под защиту слияния. Да, тогда это простое, по сути, действие — обеспечить блокировку выхода — показалось ему не таким значимым, как сам подрыв, вот и огрёб по полной программе. После первого своего провала Ян поклялся, что отныне всё самое ответственное будет делать сам. Страдая от боли, умирая, но сам!
Потому что чего тогда только не наговорили ему Марк с Эйденом на пару! Ян перевернулся на другой бок — от резкого движения пулевое ранение под лопаткой отдалось фейерверком в глаза, но он не обратил на это внимания — и в глухой злобе уткнулся носом в стену. Чуть ли не в саботаже его обвинили! «Я сделал тебя доверенным лицом, — говорил Марк, и от его тона всё вокруг, казалось, покрывалось изморозью. — Одним из самых доверенных, Ян. Но я вижу, что ты не готов идти до конца, защищая наши общие интересы…» Эйден рядом с ним и вовсе смотрел на него как на какую-то падаль. Яна ослепила ярость: людей, значит, увёл левый агент, а до конца идти не готов он, Ян? В следующий момент эрбис вытащил из кобуры пистолет и приставил его к собственному виску — Эйден, дёрнувшийся то ли в сторону Марка, то ли, в панике, наоборот, от него, точно этого не ждал. «Стрелять?» — тем же холодным тоном, что прежде говорил Марк, спросил Ян у своего руководителя, и тот, продержав на нём долгий-долгий взгляд, отрицательно качнул головой. Кто знает, может, не пойди Ян на настолько крайние меры, следующее ответственное задание по дискредитации слияния он бы и не получил.
Жаль только, и его он не смог выполнить как надо! Ян боднул лбом стену — до очередных искр в глазах, до так и оставшейся с ним боли, раскалённым металлом растёкшейся от лба к желудку. Надо же было в толпе пикетчиков, под его чутким руководством и в результате не менее талантливых провокаций бросившихся штурмовать Правдом, а там и снимать скальпы с Аспитиса и Домино, натолкнуться на начальника Аспитисовой охраны! Он, конечно, почти сразу пропал из поля зрения, но потом, уже в Правдоме, Яна вдруг атаковал этот предатель Мисао! И вместо того, чтобы с бунтовщиками пробиться в зал, где проводилась пресс-конференция, и помочь сломить охранное сопротивление, Ян, сам не поняв как, позволил утащить себя в один из пустых кабинетов на рукопашную!
Само собой, где он и где Мисао: в первую же минуту Ян сломал ему руку и почти — шею, но опять не повезло. Опять из воздуха соткался начальник охраны — Гирт, кажется, — и уже Яну пришлось спешно сматывать удочки, чтобы в запале не получить пулю от тут же начавшего палить тамаса. Между ними маячил Мисао — двое против одного не лучший расклад, и Ян не стал пытаться выбить у Гирта пистолет. Лишь толкнул на него Мисао и кинулся в окно. И конечно, когда он уже выбил стекло и нырял в проём, пуля прилетела ему под лопатку. Ну, спасибо, что под правую!
И вот что теперь? Отвернувшись от стены, Ян уставился в потолок, скрежеща зубами. Конечно, там, у Правдома, в его задачи входило лишь распалять толпу, а не убить Аспитиса или ещё кого из выступавших, да и без него догадались бы, кто этот пикет устроил, но руководство всё равно выглядело недовольным. Эйден, как только они остались наедине, прошёлся по нему бульдозером — сукин сын, знает, что ему, как правой руке Марка, вообще ни за что ничего не будет! Больше недели с тех пор прошло, а Ян всё так же отлёживается в этом чёртовом медблоке, ожидая милости от вышестоящих — а ведь он мог бы принять участие в каком-нибудь совете, почему же…
— Как себя чувствуешь, Ян? — спросил кто-то совсем рядом, и эрбис, вздрогнув всем телом, прикусил щёку. Гневно подавляя боль, он резко повернул голову: в шаге от его кровати стоял, заложив руки за спину, и язвительно улыбался Эйден.
— Твоё какое собачье дело?! — рыкнул Ян, приподнимаясь, и Эйден — да как он сюда пробрался-то, что никто его не услышал? — закачался с носка на пятку, многозначительно щурясь.
— Мне вообще без разницы, уж можешь мне верить. Хоть сдохни тут — разве что организую похороны. И брату твоему открытку пошлю. Это так, дань вежливости. Ты лучше вот на какой вопрос ответь: ты порученных тебе пленников сегодня кормил?
Сверлящий его взглядом Ян презрительно приподнял одну бровь.
— Это с чего бы? Если ты не заметил, я лежу в больнице. Что ещё мне делать прикажете?
— Належался уже. Они ещё со вчерашнего дня обратно перешли под твою ответственность. Мог бы, знаешь, и догадаться, — фыркнул Эйден, и Ян совсем разъярился.
— Я тебе не штатный телепат! И вообще, тебе не кажется, что служкой к ним можно кого попроще поставить?!
— Нет, не кажется, — издевательски подмигнул ему хорон — о, как Ян ненавидел это восковое лицо, эти тонкие невнятного цвета волосы и вечную улыбку превосходства его, двадцатитрёхлетнего парня, над бывалым воином! — У меня теплилась надежда, что хотя бы это простое дело ты сделаешь как надо, но, похоже, даже шестиуровневый агент справится лучше тебя!
— Заткни свой рот, — Ян встал, заставив себя не покачнуться от очередного приступа душной боли, и посмотрел на Эйдена сверху вниз. — Свали из моей палаты — тогда, может быть, я схожу к пленникам.
— Ну как скажешь. Я только напомню: до твоего ранения ты дважды забывал приносить им еду в срок. Имей в виду: если столь ценные экземпляры из-за тебя дадут дубу, цирком с фальшивым самоубийством ты не отделаешься! — Эйден без малейшего страха повернулся к эрбису спиной и неторопливо зашагал к выходу из палаты. В дверях оглянулся: — Как закончишь, зайди ко мне. Тебе поручается операция по захвату Бельфегора Пикерова. Будешь работать вместе с Эрихом Мариавелем.
— Эрихом? Это тот, о ком тут легенды ходят? Предатель всей «Атра фламмы»?
— Здорово, что память тебя всё ещё не подводит! Жду у себя, постарайся не испытывать моё терпение!
Отвернувшись, Эйден исчез за дверью — при его обращении она отчего-то не издала ни единого звука, к которым здесь уже успел привыкнуть Ян. Поиграв желваками, эрбис протяжно выдохнул и, забрав с прикроватной тумбочки телефон, отправился собирать паёк для «ценных экземпляров».
Надзирать за сообщниками Брутуса, Домиником и Мэтво, пойманными ещё Аспитисом и почему-то всё ещё содержащимися в тюрьме уже Марком, Яна поставили чуть ли не на следующий день после его появления в Канари — как раз после объявления о слиянии. Обязанности были несложными — всего-то раз в сутки приносить им еду и воду, — но эрбис, потомственный аристократ и воин, всё равно тяготился ими, потому и вспоминал о «подопечных» чуть ли не в последний момент. И, как ни крути, Эйден прав: он уже дважды задерживал их паёк на двое суток, не стоит призывать на себя гнев Марка ещё и по этому поводу.
Собрав два подноса в отделении кухни, отвечающей за казематы, Ян, старательно удерживая их в ровном положении, пошёл ещё на минус один этаж, к камерам особо опасных заключённых — тут, кроме сидящих вместе Доминика и Мэтво, и не было больше никого, потому что Марк захваченных агентов слияния предпочитал либо обменивать, либо убивать. Терас и вер были каждый на своей половине: первый лежал на спине на койке, неподвижно глядя в потолок, и даже не шелохнулся при появлении Яна, второй стоял на коленях, отвернувшись от решётки и низко склонив к полу голову. Их двухместная камера легко делилась перегородкой на две одноместные, если то нужно было надзирателю, и потому имела две двери в решётке. Подносы Ян предпочитал отдавать по отдельности, по одному в выдвижной ящик двери, и, пока возился с ними, рассматривал пленников.