— Зачем ты так с ним? — как можно тише спросил он. Герберт равнодушно пожал плечами, запуская на смартфоне не требующую активной мозговой деятельности игрушку.

— А что, на цыпочках вокруг Его Высочества ходить? Ты разве хочешь? Тебя, кажется, самого выбесило его «мне всё равно», я твоё лицо видел — так и не научился сдерживаться. Теперь он три раза подумает, прежде чем выпендриваться.

— Но… — Джей запнулся, пытаясь всё осмыслить. — Нельзя же так. Я, конечно, надеялся, что ты с ним сможешь так поговорить, что он изменит своё отношение к жизни, но…

— А, так вот зачем ты меня позвал, — усмехнулся Герберт, продолжая гонять по экрану шарики и, кажется, даже не следя за ними. — Ну, я поговорил. Что ж ты недоволен?

— Ты вынуждаешь действовать его либо назло, либо из страха. Дилан прав — как и все до тебя. Как видишь, на пользу ему это не пошло. Зачем тогда…

— Джей, знаешь, ты вот ну ни разу не эксперт в этом вопросе, поэтому твои увещевания мне до лампочки. Я в курсе, что ты что-то там на психолога учил, да и лекции были неплохие, но по части индивидуального подхода ты явно профан. Сам в себе не можешь разобраться. Взял меня — значит, я буду разбираться.

— А у тебя тоже сертификат есть? — неожиданно для себя разозлился Джей. Герберт цокнул.

— Чего нет, того нет. Но в людях я неплохо шарю. Опыт богатый.

— Чего? Провокаций?!

— Именно. С раннего детства этим занимаюсь. Ну, точнее, с того момента, как Стас с Игнатом уехали на Север и пропали. Мне без них грустно было, а все люди вокруг какие-то странные, я и начал их исследовать, чтобы попытаться понять, куда мои кузены могли деться. Да и их я не очень-то понимал. Поскольку делиться сокровенными мыслями даже родители не собирались — а у них ух что тогда творилось, — приходилось всех на эти откровения провоцировать…

— А что… что было у твоих родителей?

— Тебе правда интересно? — Герберт мельком глянул на Джея и, удовлетворившись выражением его лица, начал рассказывать: — В общем-то, ничего такого уж прям из ряда вон выходящего. По отцу пропажа Стаса и Игната ударила особенно сильно: он всё-таки спас их когда-то, очень хотел им жизнь нормальную дать, а тут опять. Запил, короче. По ночам, правда, — днём пропадал на работе. Придёт в полночь и сядет пить, потом спать до полудня и снова на работу. Мама с ним, само собой, разругалась. Я пытался поговорить с обоими — но кто б меня слушал. В итоге просто стал к ним липнуть. Днём к маме, по ночам к папе. Чтоб им не так одиноко было. Не спал почти, школу прогуливал. Потом однажды мама ночью пришла к отцу все накопившиеся претензии высказать, а там я. Так она узнала, что я не сплю. А я им, в свою очередь, всё высказал. Они как-то резко помирились и решили жить дальше. Иногда людей на грань надо поставить, чтобы они хоть что-то поняли. Но я бы забил, наверное, на вот это поведение по отношению к окружающим, когда тебе плевать на их чувства, главное — реакция, я это у Адамаса начал видеть, и меня оно бесило. Однако потом я случайно оказался в северной лаборатории вместе с отцом, когда на неё внезапно напала вся эта «особенная» компания. И ничего не понял. Опять.

— Это когда они и дядю своего не тронули, и в то же время возвращаться не захотели? — припомнил Джей.

— Ну да. Я идеалист, понимаешь. По мне так, если ты враг, ты всем враг, а не выборочно. Что за брожение дрожжей? Вот уж одолжение сделали, спасибо. И я с удвоенной силой принялся ставить над людьми опыты. Я знал, что рано или поздно пойду искать кузенов и уговаривать отказаться от другой стороны. Надо было понять их психологию, чтобы правильные слова подобрать. Через какое-то время в лицее меня боялись все, кроме Эдмона Страхова. Родственная душа, только он на родном брате навыки доведения до белого каления отрабатывал. Он же будущий дипломат, ему полезно. Так что, Джей, мне много типажей перевстречалось, и Дилана я тоже успел раскусить за тот недолгий месяц. Было бы, правда, что…

— Ты всё равно к нему слишком суров, — покачал головой Джей.

— Я повторюсь: иногда лучше всего учишься плавать посередине озера, а не у берега. Что ты вообще хочешь от человека, который в восемнадцать, заметь, лет позволил в критической ситуации запереть себя в подвале, вместо того чтобы сражаться? Он, наверное, и не возражал — зачем бороться с собственными страхами, когда потакать им куда проще? — Герберт презрительно хмыкнул. — Его и Брутус на том же поймал. И вот что прикажете, до старости дать ему так жить? Когда можно изменить хоть что-то? Ситуация стрессовая, времени много…

— Ты это из профессионального интереса или из человеколюбия? — Джей невольно улыбнулся.

— Я это из чувства справедливости. Ове отдал за него жизнь, Адамас глаза, а он ещё и выкаблучивается. «Мне всё равно», видите ли! Ну так сидел бы дальше в камере, типа, ребят, стену за собой закройте, дует. Желательно с той стороны.

— Ладно, хорошо. А мне-то что с вами двумя делать? Растаскивать каждый раз, как мнения совпадать не будут?

— Не думаю, что подобное столкновение повторится, — Герберт одним движением выключил телефон прямо посередине игры и зевнул. — Дилан не дурак, в конце концов. А за его самостоятельность будем вместе бороться, ты тоже отлично читаешь нотации, если знаешь о чём.

— Слушай, а ко мне ты почему приходил в кафе? Без нотаций, кстати. Тоже из чувства справедливости?

— Это какого же? Просто не хотел, чтобы ты совсем утонул в своём болоте, чего непонятного? Из ГШР ты, конечно, зря ушёл, но в чём-то я тебя понимаю. Сам себе назначил наказание, ладно, кто я, чтоб мешать? Но, надеюсь, в ходе нашего похода ты передумаешь.

Джей не сдержал горькой усмешки. Герберт хлопнул его по плечу, кивнул на противоположную кровать, и хорон смиренно ушёл туда, всё ещё удивлённый — и, несмотря на все прозвучавшие объяснения, ничего не понимающий.

Эту ночь Бельфегор, конечно же, так толком и не спал. Он не мог поверить, что буквально за стеной — ну, ладно, за двумя стенами — устроилась на проживание Миа — Миа, которая полгода воротила от него нос, что бы он ни говорил и как бы себя ни вёл, Миа, несмотря ни на что так и не пожелавшая поверить, что он не такой, как его отец, и не представляет для её семьи ровным счётом никакой опасности. Как же могло это случиться, что в кои-то веки их интересы совпали? Почему она и вправду совершенно не боится, что он воспользуется её беззащитностью здесь, в окружении своих телохранителей, — или разве что прихватила с собой оружие? Лемм должен был хорошо её вышколить, да и Бельфегор в своё время убедился, что ученица она дотошная, упрямая, может, и в самом деле абсолютно уверена в собственных силах? Или… его порядочности? Хоть что-то от Адамаса должно же было просочиться…

Но всё равно это было невероятно. Смутные фантазии терзали Бельфегора, стоило только ему прикрыть глаза, и он совершенно ничего не мог с этим поделать. Нормальные люди в таких случаях, наверное, заливаются снотворным — но когда это Пикеровы успели стать нормальными?

Так Бельфегор и поднялся по будильнику — с тяжёлой головой, истерзанным сердцем и в состоянии непроходящего изумления. Впору было с дебильной улыбочкой ходить по дому кругами и спрашивать у живых, как его зовут и какой сейчас год, и, если бы в доме был Адамас, Бельфегор обязательно бы позволил себе хотя бы на минутку такое расслабление: иногда ему казалось, что его железный самоконтроль, как ничто другое, способен свести его с ума. Однако с Адамасом можно было поговорить только по телефону или мессенджеру, что хорон и собирался сделать по пути на работу, пока же оставалось лишь привычно брать себя в руки.

Дверь комнаты Миа оказалась распахнутой настежь — наверное, она уже ушла завтракать. Быстро приняв душ, слегка приведший его в чувство, Бельфегор сбежал вниз в кухню и за её столом обнаружил мирно распивающих кофе Миа и Унура.

— С добрым утром, — поздоровался Бельфегор, собираясь с мыслями. Вскочившая Миа отошла к кофемашине и спустя пару секунд сунула хорону в руки дымящуюся кружку.