То, как полицейские воспринимали выходки кладбищенского взломщика, есть еще один пример невероятного такта и благоразумной предосторожности; то, как они обращались потом с Джубертом, другой пример тому же. Расследование велось в течение нескольких лет и в деле было задействовано множество людей — два полицейских департамента штата, четыре окружных шерифа, тридцать один судебный исполнитель и одному Господу известно сколько местных копов и констеблей. Все случаи были тщательно запротоколированы в распространенном по полицейским департаментам циркуляре и к 1989 году у преступника даже появилось имя — его прозвали Рудольфом, как Валентино. О Рудольфе говорили на заседаниях районного суда, дожидаясь очереди на слушании собственных дел, заметки о Рудольфе сравнивались и анализировались на правоохранительных совещаниях в Огасте, Дэрри и Уотервилле, о кладбищенском взломщике судачили во время перерывов для кофе между заседаниями. «Мы уезжали с ним домой», — рассказывал Брендону один из копов — тот же самый, кто просветил его по поводу носов, кстати говоря. «Можете не qnlmeb`r|q, это чистая правда. От таких парней, как этот Рудольф, так просто не отделаешься и приходится с мыслями о нем возвращаться домой. Мы обсуждали последние новости о нем, собираясь с друзьями на барбекю, перебрасывались словечком с едва знакомым парнем из другого департамента, встретившись на стадионе, куда пришли чтобы посмотреть как младший сынишка играет за свою команду в бейсбол. Потому что в таком деле никогда не знаешь, как и почему тебе повезет и какая мелочь даст тебе возможность взять джек-пот».

Самым, на мой взгляд потрясающим (и ты не сможешь со мной не согласиться, если только ты уже не выбросила письмо под кровать и не нависаешь сейчас над раковиной, расставаясь с остатками печенья из своего желудка) в этой истории является то, что до тех пор пока Джуберта не поймали, ни слова о нем не просочилось в прессу и это при этом, что все эти копы все эти годы знали, что по восточным штатам шастает настоящий монстр (а лучше сказать, упырь)! Иногда такая круговая порука начинала казаться мне даже немного странной и зловещей, но по большому счету я нахожу такую манеру нашей полиции вести дела просто замечательной. Я догадываюсь о том, что в больших городах борьба за поддержание порядка происходит не на таком высоком уровне, но у нас, в глубинке, старые традиции чтутся свято.

Конечно, ты теперь скажешь, что дела в нашей полиции идут вовсе не так хорошо, коль скоро для поимки преступника понадобилось целых восемь лет, но Брендон мне и тут очень быстро прояснил ситуацию. Он рассказал мне, что хитрый преступник выбирал для своих проделок только такие заштатные городишки, где местный бюджет давал копам возможность немедленно заняться только самыми серьезными и насущными пробелами… что означало первоочередность в расследовании преступлений совершенных по отношению к живым, относительно того же самого по отношению к мертвым. По словам копов, в восточной части штата имеется только две дежурные бригады по вызову и единственное специальное подразделение, занимающееся грабителями банков и магазинов. А по улицам шастают убийцы, любители избивать собственных жен, грабители, любители лихой езды и буйные пьяницы. Кроме того, всюду полным-полно старых добрых наркоманов. Наркотики, привозятся, продаются и даже выращиваются и люди продолжают убивать и калечить друг друга из-за грамма зелья. По словам Брендона, шеф полицейского управления в Норвее давно уже не использует слово кокаин — вместо него он зовет зелье Хренов Порошок, а в письменных отчетах так и пишет Х**в Порошок. Я поставила звездочки там, где Брендон пропустил буквы. Если ты коп из маленького городка, пытающийся уследить за порядком, а точнее сказать совладать со всем этим дерьмом на своем плимуте четырехгодичной давности выпуска, который всякий раз грозит развалиться, когда ты набираешь скорость выше семидесяти, тебе приходится вести свои дела в спешке и парень, которому нравится забавляться с мертвыми, стоит в твоем списке далеко не первым номером.

Внимательно выслушав Брендона, я покивала ему, но согласилась не во всем. «По-моему, не все так просто, как ты говоришь. Кое-что звучит справедливо, но кое-что кажется просто оправданием собственной нерадивости», — сказала я. «Я хочу сказать, что то, что проделывал Джуберт, нельзя назвать просто забавами с мертвецами… потому что, он заходил дальше, гораздо дальше. Или я неправа?»

«Ты совершенно права», — ответил мне Брендон.

То, что ни он, ни я не хотели произнести вслух, сводилось к тому, что целых семь лет странноватый, мягко скажем, тип, таскался hg города в город, устраивая там и тут мертвецам минет, и по моему мнению изловить этого типа было гораздо важнее, чем таскать в участок за шиворот девчонок, по мелочи тырящим косметику в лавочках, или гонять чудаков, выращивающих для собственных целей марихуану на заднем дворе баптистской церкви.

Самое важное состояло в том, что за все это время никто не только не смог поймать Джуберта, но даже ни на шаг не приблизился к его поимке, потому что зацепок никаких не было. Такие извращенцы, как Джуберт, всегда очень досаждают полиции, по целому ряду причин, из которых самая главная состоит в том, что коль скоро они решаются в силу своего сумасшествия на то, чтобы проделать такую мерзость с мертвецами, то недалек тот день, когда они спятят окончательно и им захочется испробовать то же самое с живыми людьми… потому что, если Рудольфу вдруг клюнет взглянуть, что у вас делается в голове и для того он пустит в дело свой топор, то вряд ли вы после этого долго протянете. Кроме всего прочего полицию волновали так же и пропажи частей тела — для чего они понадобились парню? Брендон рассказывал мне о записках, в которых говорилось уже совсем невероятное: «Может быть Любовник Рудольф на самом деле Ганнибал-Каннибал?» — некоторое время циркулирующих по офисам шерифского отделения округа Оксфорд. Записки были изъяты и уничтожены по большей части не потому, что шерифу сама идея показалась ненормальной, а потому, что он испугался что сведения просочатся в прессу.

Очень часто, в свободное от других заданий и даже от работы время сотрудники государственных органов поддержания правопорядка тут и там устраивали засады. В восточном Мэне засад устраивалось особенно много и к тому времени когда дело в конце концов было раскрыто, для многих копов засады стали своего рода хобби. Теория состояла в том, что если выбрасывать кости достаточно долгое время, то необходимая комбинация очков выпадет раньше или позже. И так в итоге и случилось. В начале прошлой недели — точнее говоря, десять дней назад — кастлский шериф Норрис Риджвик вместе со своим помощником припарковались у старого заброшенного амбара, неподалеку от кладбища Хомлэнд. Их машина стояла на обочине проселочной дороги, идущей к задним воротам кладбища. Было два часа ночи и засаду уже было решено снимать на ночь, когда помощник шерифа, Джон ЛаПойнт, услышал звук мотора. Ни один ни другой служитель закона не видели машину до тех пор, пока она не подъехала вплотную к воротам, потому что ночь была очень снежная и водитель фургона двигался с выключенными фарами. Помощник ЛаПойнт предложил взять водителя, как только тот выберется из своего пикапа и примется взламывать домкратом ворота кладбища из металлических прутьев, но шериф приказал ему подождать, «потому что знал, что тут нужно действовать только наверняка — слишком высоки были ставки», — объяснил мне Брендон. «Этот шериф никогда не терял голову даже в самый напряженный момент, ибо дичь так легко было спугнуть. В свое время он учился у Алана Пангборна, нынче ушедшего в отставку, а Алан был известен далеко за пределами своего участка. Алан был лучший».

Через десять минут, когда фургон въехал в ворота кладбища, Ривжвик и ЛаПойнт осторожно тронулись за ним следом, двигаясь с выключенными фарами и едва ли на пяти милях в час, так чтобы едваедва теплился мотор и его урчание не было слышно за стеной снега. Они следили за водителем пикапа до тех пор, пока не стало доподлинно ясно, что этот парень затевает — его целью был городской склеп, расположенный в стороне от основной части могил на склоне холма. И шериф и его помощник были уверены, что им наконец удалось выследить Рудольфа, но ни тот, ни другой не phqjmsk высказать свои мысли вслух. ЛаПойнт потом рассказывал, что они настолько волновались, словно выталкивали одну карту из-за другой в покере, когда ставки невероятно высоки.