В этот момент у меня начала кружиться голова. Показания Даунинга были совершенно шизофреническими. Люби меня, ненавидь меня, топчи меня, хвали меня… Но пришло время решающего удара.

— И если я могу высказать свое мнение, ваша честь, — теперь Даунинг говорил фальшивым, почти похоронным тоном, — хотя мистер Биркенфельд и отказался заявить о своей вовлеченности в мошеннические схемы с участием американских клиентов, я полагаю, что, с учетом помощи и содействия в расследовании случаев уклонения от налогов, мы могли бы не подвергать мистера Биркенфельда уголовному преследованию.

«Что? Да ты мог получить все имена уже при первой нашей встрече. Все, что тебе было нужно сделать, — это обеспечить мне иммунитет или выписать повестку. Но ты до ужаса ненавидишь осведомителей и поэтому возбудил против меня дело!»

— Однако с учетом того, что подсудимый отказался предоставить эту информацию, нам пришлось заняться расследованием его собственной деятельности. И именно поэтому мы с вами сегодня оказались здесь, а мистер Биркенфельд был обвинен и признал свою вину.

«Что за бред! Я признал свою вину только потому, что уже рассказал тебе о том, что делал, и не собирался идти на попятную. Это называется целостностью. Посмотри, что значит это слово. Только не ищи его в инструкциях министерства юстиции — его там нет».

Затем Злох спросил Даунинга, скольких людей, уклонявшихся от уплаты налогов, удалось поймать благодаря моим показаниям, и Даунингу оставалось только признать, что без меня они бы не обошлись.

— Сейчас вы сказали очень важную вещь, — обратился Злох к Даунингу, — и я просто хочу убедиться в том, что четко понял суть вашего заявления. Правда ли, что если бы не действия мистера Биркенфельда, эта схема работала бы до сих пор?

Поскольку Карл Левин уже четко сказал об этом в своем письме, Даунинг не мог этого отрицать. Он прокашлялся, будто глотнул жидкости для очистки труб, и признался:

— У меня нет оснований считать, что мы нашли бы другие способы раскрыть происходящее, кроме как с помощью инсайдера, обеспечившего нам детальную информацию. Именно это и сделал мистер Биркенфельд.

Даунинг и его «кукла» начали говорить одновременно: «Он дал нам все доказательства! Нет, он этого не сделал!» Я потряс головой, думая, что суд должен вызвать ему врача. И тут он вновь воткнул мне нож между ребер.

— Я знаю, что, когда мистер Биркенфельд пришел к нам, его основным мотивом был новый закон об изобличителях в налоговых делах.

Полная фигня! Даунинг умолчал, что я поручил своим адвокатам связаться с министерством юстиции и рассказать о деятельности UBS и других швейцарских банков еще в середине 2006 года, то есть задолго до того, как был принят закон об изобличителях. Он решил изобразить меня алчным ублюдком на тот случай, если судья Злох вдруг решит отказаться от дальнейшего рассмотрения дела.

— Спрошу вас еще раз, — надавил на него Злох, — была бы эта схема обнаружена правительством Соединенных Штатов, если бы не действия мистера Биркенфельда?

Даунинг кивнул.

— Думаю, что нет, ваша честь.

Как минимум теперь это было заявлено и зафиксировано в официальных материалах федерального суда. «Все это случилось благодаря Биркенфельду». Однако этот факт вряд ли мог оказать какое-либо влияние на мой приговор, разве что адвокат вытащил бы кролика из шляпы. Теперь настал черед Дэвида Майера.

— Ваша честь, от имени мистера Биркенфельда я благодарю мистера Даунинга за честные и прямые ответы суду о роли мистера Биркенфельда.

«Иными словами, когда вы, ваша честь, заставили Даунинга сказать правду о важнейшей роли Брэда в этом международном разбирательстве, он был загнан в угол и был вынужден признаться».

— Как я указываю от имени мистера Биркенфельда в его меморандуме относительно приговора и приложениях к нему, — продолжал Майер, — а также как указано правительством в деталях своего ходатайства 5K1, я, со всем уважением к суду, хотел бы заявить, что с учетом фактов и обстоятельств суду следует удовлетворить наше ходатайство и снизить срок заключения.

«Иными словами, поскольку все понимают, что происходит, давайте перестанем болтать чепуху об этом семилетнем заключении и обсудим главное».

Злох согласился с просьбой Майера:

— Суд считает, что мистер Биркенфельд оказал существенное содействие правительству Соединенных Штатов, и правительство это признает. Соответственно, суд соглашается снизить срок заключения.

Это показалось мне хорошим знаком. Однако затем судья добавил:

— Удовлетворив ходатайство правительства, суд оставляет за собой право вынести любой приговор, определенный законом.

Ой-ой…

Злох вызвал меня для дачи показаний. Я смотрел достаточно много судебных трансляций по телевизору, чтобы знать, что в такие моменты может произойти все, что угодно. Внешне я был совершенно спокоен, никаких потных ладоней. Однако мысли в моей голове мелькали туда-сюда, как шарик в пейнтбольном автомате.

— Доброе утро, ваша честь, — сказал я.

Злох не ответил на приветствие.

— Брэдли Биркенфельд, вы вновь предстаете перед судом. Ранее вы признались в своей вине в ответ на обвинения, выдвинутые Соединенными Штатами Америки против Брэдли Биркенфельда, и суд признал вас виновным… Имеется ли у вас или ваших представителей какая-то правовая причина, по которой мы не должны вынести вам приговор?

Разумеется, я мог придумать тысячу причин, по которым меня вообще не стоило подвергать заключению. Однако я уже был признан виновным, и, если бы только мой брат Дуг внезапно не вскочил и не завопил, что я на самом деле не Брэдли Биркенфельд, а сумасшедший самозванец, никаких «правовых» оснований оправдать меня не было.

— Нет, ваша честь, — сказал я.

Злох кивнул.

— Итак, суду не были представлены никакие правовые основания, препятствующие вынесению приговора. Теперь суд соберет информацию или свидетельства, которые могут быть представлены относительно смягчения или снижения наказания.

Майер снова поднялся. Настал его звездный час. Я хотел постучать по дереву, но боялся пошевелить и пальцем.

— При всем уважении, — сказал он, — я прошу суд принять во внимание уникальные и экстраординарные обстоятельства, позволяющие снизить срок заключения примерно на 80 процентов с тем, чтобы диапазон возможного срока для мистера Биркенфельда оказывался в зоне «Б» директив по определению наказания. Соответственно суд может принять решение о наказании, которое я, со всем уважением, считаю справедливым и разумным, и которое может ограничиваться для мистера Биркенфельда испытательным сроком на период пять лет с домашним арестом в течение срока от шести до девяти месяцев.

«Да! Никакой тюрьмы, пятилетний испытательный срок в квартире Дуга и еда навынос из ближайшего китайского ресторанчика».

— Я хотел бы указать суду, — продолжал Майер, — на то, что это дело действительно является экстраординарным. Два дня назад комиссар на логовой службы США заявил о заключении исторически важного соглашения с правительством Швейцарии, согласно которому налоговая служба сможет получить доступ к данным о тысячах счетов американских налогоплательщиков в UBS. В этом заявлении комиссар указал на то, что в мировой налоговой системе предстоят важнейшие изменения.

«Правильно, Дэвид, объясни, о чем речь».

— Я со всем уважением хотел бы напомнить суду, что он должен сегодня вынести свой приговор человеку, который, по сути, первым нажал тревожную кнопку, представил дорожную карту для последующих действий налоговой службы, министерства юстиции, комиссии по ценным бумагам и подкомитета сенатора Левина и тем самым позволил правительству Соединенных Штатов существенно изменить международную налоговую систему.

Майер продолжал говорить в том же духе, еще раз рассказав судье обо всем, что я сделал для правительства США. Он напомнил судье Злоху, как мои действия поставили под удар и мою карьеру, и саму мою жизнь, сколько раз я встречался с различными правительственными агентствами и представлял им свидетельства и что даже после ареста я никого не обвинял в том, что меня подставили. Он сказал Злоху, что единственная причина, по которой министерство юстиции не получило от меня всего, что хотело, была в том, что оно отказалось меня защищать.