Сжав телефон в руке, выхожу в коридор и нахожу родителей на кухне. Оба не обращают на меня внимания, о чем-то негромко переговариваясь с улыбками на лице.

— Все в порядке? — спрашиваю, отвлекая их.

Мама окидывает меня светящимся взглядом и спрашивает:

— С кем разговаривала, солнышко?

— Да так… по работе.

Кивнув, она как-то слишком радостно приглашает всех за стол и раскладывает тарелки с рыбной запеканкой. Минимум соли и специй. Старательно жую свою порцию, не понимая такой резкой смены настроения.

— Может, кто-нибудь объяснит, что между вами двумя происходит?

Мама будто только и ждала этого вопроса. Победно положив вилку на стол, она довольно говорит:

— Твой папа, наконец, понял, что я как обычно была права!

— В смысле?

И мама пускается в длинный и во многом непонятный для меня рассказ об их нынешнем исследовании и споре о нем, в котором она, к своему неудивлению, вновь победила. Папа виновато жмет плечами и добавляет высокомедицинские термины, видимо, для того, чтобы запутать меня еще больше. А я вдруг понимаю, что дело было совсем не в осенней хандре или авитаминозе. Как, вообще, можно было забыть, что только работа может быть корнем всех их бед и побед?

В конце их рассказала, практически доев свою запеканку, неуверенно интересуюсь:

— Мам, а на шоппинг-то пойдем?

— Ой, солнышко, — вздыхает мама, и я уже знаю, каков будет ответ. — Давай в другой раз?

— Я плохая, плохая мать! — причитаю, заправляя пижамные штаны в ботинки.

Фисташка недовольно сверкает на меня зелеными глазищами с другого конца коридора. «Безответственное ты животное!» — говорит она своим взглядом. Стыдливо натягиваю на голову шапку.

— Я быстро в магазин и обратно, ты даже заскучать не успеешь, вот увидишь! — оправдываюсь я, потянувшись за зимним пуховиком. — Тебе ведь Вискас, как обычно?

Фисташка презрительно щурится: «Балаболка, будто сама не знаешь!» Вздыхаю и отвечаю сама себе:

— Хорошо, Вискас так Вискас. Возьму еще и паштет какой-нибудь, идет?

На этот раз Фисташка молчит. Даже взглядом. А мне становится еще более стыдно.

— Пока! — махаю ей ручкой и закрываю дверь.

Вечером на улице совсем холодно — забегаю в ближайший продуктовый с красным носом и ловлю на себе недовольные взгляды сотрудниц, готовящихся к скорейшему закрытию. Быстро набираю все необходимое и расплачиваюсь на кассе, спеша обратно. Асфальт успел покрытья тонкой ледяной корочкой. Совсем не вовремя на телефон приходит сообщение — папа интересуется, хорошо ли я добралась до дома. То, что в город я заехала почти два часа назад, их, кажется, не волнует.

— Ой! — вдруг вскрикиваю и роняю из рук телефон, когда прямо перед моим носом тормозит незнакомый автомобиль.

Все происходит как в ускоренной съемке: задняя дверь распахивается и чужие руки силком запихивают меня внутрь, тут же сжимая ладонью рот. Шины визжат по асфальту. Не помня себя от страха, брыкаюсь, кусаюсь, воплю, но ничего не помогает — меня скручивают и прижимают ко рту тряпку, больно сжимая запястья и локти. Беспомощно мычу и вдруг ловлю на себе взгляд обернувшегося с переднего сиденья мужчины. Тело покрывается липким холодным ужасом.

— Нас так и не представили друг другу, — говорит мужчина, которого я встретила у двери своей квартиры несколько дней назад. — Меня зовут Михаил. И у нас с Ренатом есть к тебе небольшой разговор.

 С трудом тяну воздух носом и смотрю на него во все глаза.

— Отпустите ее, — кивает Михаил мужчинам по обе стороны от меня.

Они послушно убирают руки и тряпку от моего лица. Вывернувшись, растираю кожу на запястьях и коротко смотрю на окно. Машина плавно движется по полупустой магистрали.

— Куда мы едем?

— Просто катаемся.

Михаил с интересом рассматривает меня, развернувшись в кресле полубоком. Смотрю на него исподлобья и поднимаю с пола мокрый от растаявшего снега пакет с покупками в попытке отыграть себе время и успокоиться. Недовольно морщусь и оставляю его висеть, держа за ручки. Ещё и телефон уронила... Черт.

— Надеюсь, это не на долго? У меня ребёнок дома голодный, — стараюсь храбриться, но тихий подрагивающий голос выдаёт меня с головой.

Мужчина справа глухо фыркает, рассмотрев, видимо, содержимое несчастного пакета. Не обращаю на него внимания.

— Все зависит только от тебя.

Волнение медленно нарастает в груди, вместе с ним растёт и напускная самоуверенность. Чуть вскидываю вверх подбородок и говорю:

— Тогда давайте перейдём ближе к делу.

Михаил криво скалится — впервые за все время его лицо искажает хоть какая-то эмоция.

— Ты знаешь, что нам нужно. Скажи, где искать Владислава, и мы тебя отпустим.

— С чего вы взяли, что я это знаю?

— Ты ведь не хочешь, чтобы Власова посадили? Придётся пораскинуть мозгами.

Сильнее стискиваю пальцы.

— Он с ним не работает.

— Неправильный ответ. У тебя есть вторая попытка.

Твердый холодный голос заставляет испуганно замереть. Они ведь не воткнут мне нож в плечо, если мои слова их не удовлетворят?

Нервно сглатываю и настаиваю:

— Они, правда, больше не работают вместе. Но работали, — добавляю поспешно, заметив, как Михаил недовольно хмурит брови. — Владислава больше... нет.

— Как это? — щурится мужчина.

Дыши, Эмилия, дыши. И старайся делать это не так громко.

Многозначительно упираю глаза в колени.

— Его место занял другой.

— Кто? — нетерпеливо требует Михаил.

Напряженно смотрю на него и, игнорируя стук сердца, произношу негромко:

— Московский дилер. Ему не понравилось, что на рынке появился чужак, и его устранили.

— Имя.

Коротко и требовательно.

Пытаюсь сглотнуть, но во рту так пересохло, что сделать это все равно не выходит.

— Имя, — повторяет мужчина жёстче.

Я не здесь. Меня нет. Это кто-то другой открывает за меня рот.

— Антон Степанов.

Михаил всматривается в мое лицо, пытаясь уловить обман. Подавленно сжимаю челюсти.

— Владелец ночного клуба?

Все-то они знают... Едва заметно киваю, чувствуя огромный груз на плечах. Мужчина задумчиво отводит взгляд.

— Теперь ведь вы оставите Макса в покое? Я сказала все, что вам было нужно, — негромко говорю я, не в силах поднять взгляд.

— Сказала, — тянет Михаил. Машина вдруг тормозит. — Можешь быть свободна.

Один из мужчин выходит на улицу, деланно-важно приглашая меня наружу. Хмуро выбираюсь и оглядываюсь. Остановились там же, где и забрали — у самого дома. Автомобиль уезжает, оставляя меня одну. В ушах стоит писк.

Курить. Мне срочно нужно курить.

Вдруг вспоминаю о выроненном телефоне и почти сразу нахожу его у бордюра и, слава богу, не в луже. Почти не пострадал — только небольшая трещина на защитном стекле. Дрожащими пальцами стираю с экрана мелкую морось, нахожу в контактах нужный номер и прикладывающий телефон к уху. Прикрываю глаза. Один гудок, второй...

— Макс, — говорю, как только он снимает трубку. — Они подловили меня. Я сделала все, как ты просил.

Глава двадцать третья

Макс

Я позвонил, когда Эмилия возвращалась от родителей, и рассказал о плане Антона. О невероятно идиотском плане, за который я готов был хорошенько вмазать ему, но не вмазал по одной простой причине: другого у нас попросту не было. Он почему-то был уверен, что Ренат попробует дотянуться до нее — до человека, которого это, вообще, не должно касаться. Человека, которого я прятал за своей спиной, когда столкнулся с ними в клубе. Антон был уверен, а я до зубного скрежета надеялся, что этого не случится, хотя и предупредил Эмилию. На всякий случай. И этот  чертов случай все-таки произошел, но все, слава небесам, прошло гладко.

Эмилия открывает дверь и кидается на шею, не давая мне времени опомниться. Такая теплая и мягкая, дышащая куда-то в ключицу, отчего по спине бежит волна горячей дрожи. Машинально прижимаю руки к ее лопаткам и голове и глажу в успокаивающем жесте, приятно пораженный такой встречей. А потом вдруг чувствую укол страха: вдруг парни Рената ей что-то сделали, но она не сказала об этом по телефону?