– Ну что, Март, – усмехнулся Ли, – когда-то мы дрались при Сторше против хартингов, а теперь против толпы пьяных оболтусов, войны не нюхавших.

– Ага, – кивнул Март и мысленно продолжил: «Они нас тут и положат».

– Стоять, – негромко приказал чей-то голос, и мечи вернулись в ножны. Март на всякий случай не стал убирать руки с рукояти кинжала. Ли нахмурился. Ого.

Солдаты расступились, втянув животы. Берт. То есть король Бертин собственной персоной. Слегка обрюзгший, изрядно поседевший. Он ведь Марта на добрый десяток лет старше. Совсем уж немолод. Несколько мгновений голубые глаза бывшего товарища неузнавающе скользили по их лицам.

– Март?

Ага, шрам усмотрел. А то ведь без примет его узнать уже и нельзя. Будто на каждом шагу в Найконе попадаются крепкие мужчины с синими глазами при черных волосах. Да еще в сопровождении высокого эльфа.

– Линнар?

Ли не стал изображать почтительности. Типа сам принц, кто кому кланяться должен, еще вопрос. Смотрел на Берта настороженно и тоже рукоять кинжала не выпускал.

– Все вон, – тихо скомандовал король, и через пять минут трактир опустел. Марту это не понравилось. А Ли даже счел нужным это продемонстрировать. – О боги, это вы…

– Нет, мы точно не боги, – возразил Март и подумал, что стоит вовсе не перед Бертом, а перед королем Бертином. Отчего-то сделалось грустно. А разве ж должно быть иначе? Он – король, ему и положено. Вспомнил, узнал – и то ладно. Ли усмехнулся, надевая маску принца Линнара.

– Здравствуй, Берт.

– Здравствуй, Ли.

Они постояли еще немного, но все же обнялись. А вот с Мартом король обниматься не стал, хотя руку сжал крепко. Обидно кольнуло, но Март обиду подавил. Он – король и герой легенд. А ты как был безродным бродягой-охранником, там им и остался. Ли глянул искоса, но промолчал.

– Сегодня годовщина битвы, – пояснил Бертин. – Я каждый год в этот день приезжаю сюда. Не могу не приехать.

– Сближаешься с народом, – понимающе кивнул Ли, снова усаживаясь на лавку. Март подождал, когда Бертин тоже сядет, и устроился рядом с другом. Ли разлил вино по трем стаканам. – Ну что, помянем?

В разговор короля и принца Март не встревал. Даже почти не слушал. Он смотрел на короля и не видел в нем Берта, который варил для него замечательную кашу и не ленился собирать ежевику, чтоб было еще вкуснее. Это, наверное, нормально. Он так и предполагал, когда узнал, что Берт – не совсем Берт. То есть не просто Берт. Их свела судьба… нет, их свели боги. Ли и Марту предоставили выбор – идти или умереть, а Берту – так еще хуже. Зачесалось правое запястье, и Март не сразу вспомнил, что на нем когда-то красовалось кольцо сдерживания. А вон на той лавке сидела худая седая женщина, которая на самом деле мужчина. А на эту сел император Харт, чтобы через какое-то время растаять по частям. Жутковатое, надо признать, было зрелище.

– Что ты вспоминаешь, Март? – тихо спросил Бертин. – Битву или конец Игры?

– Конец Игры, – признался Март, никак короля не называя. Похоже, ему не понравилось бы услышать свое имя в исполнении простолюдина. – Как иголка хрустнула, а он таять начал.

– А я вспоминаю битву… в которой не участвовал. Ветеранов осталось всего ничего.

– Ты им, наверное, пенсии назначил, – как-то подначивающе предположил Ли. Король кивнул. А что ж не назначить, если их действительно всего ничего. Кто не погиб, того повесили. Никакой армии живых. Нет, ясное дело, кому-то и спрятаться от хартингов повезло, да только немногим. – Знаешь, мы тут с Мартом гадали, расписаны ли стены у тебя во дворце эпизодами из Игры? – Король снова кивнул, а голос Ли стал почти медовым: – И какое место там занимает Март? А ты не лягайся, – бросил он, потому что Март пнул его под столом.

Бертин долго молчал. Ответ уж был ясен, но Ли терпеливо дожидался. И зачем?

– Нет там Марта, Линнар. И ты отлично понимаешь почему.

– Не понимаю. Он – понимает. А я – нет. Тупой от рождения. Черт с ней, с Игрой. Но Март за твою страну под Сторшей дрался, и поверь, дрался хорошо, он иначе не умеет. Он с тобой рядом всю Игру прошел, спину тебе прикрывал и не один раз жизнь спас. А ты его из легенды вычеркнул, потому что он простой охранник. Негоже ему рядом с королем стоять.

Бертин опять долго молчал, не сводя глаз с холодной физиономии Ли, а потом все ж ответил:

– Из легенд его стерли и без меня. Да, я не настаивал на том, чтоб его имя непременно было в песнях, а его лицо – на фресках. Я король, и тут ничего не поделаешь. Король же, который участвовал в Игре богов, да на победившей стороне, – это тройная удача для государства.

– То есть тебе мало было твоей доли славы? – поднялся Ли, упираясь руками в столешницу. Март изготовился его хватать, ежели что. Бертин кивнул в третий раз. Ну честен, не отнимешь.

– Мне лично славы хватало с лихвой. Но я должен думать и о своем королевстве. Король Бертин не может делить славу с Мартом. А Берт готов отдать ему свою.

– Нет больше Берта, – страшным голосом произнес Ли. – Один Бертин остался. А мы с ним не знакомы.

Он схватил свой мешок и стремительно направился к дверям. Марту только и оставалось, что свой поднять и потопать следом, виновато разведя руками. Берт не шевельнулся. А его взгляд Март чувствовал еще долго. Очень долго.

Ли шел быстро. Да ведь как ни спеши, от себя самого не убежишь. Март сначала выдерживал темп, а потом начал сдавать. Надо же, вроде и рана пустяковая, и практически уже зажила. В конце концов он взмолился вслед Ли, и тот остановился, как вкопанный, медленно повернулся и сообщил:

– Я дурак и скотина. Прости.

– Дурак – это понятно, – усмехнулся Март, – а скотина-то почему?

В город они вернулись еще засветло, нашли постоялый двор, сняли комнатку – одну на двоих, конечно, они всегда так делали, и давненько уже никто не подозревал их в противоестественных отношениях. Видно, в возраст вошли. Ли купил здоровенную бутыль с вином и повторил в ответ на укоризненный взгляд, которого не сдержал Март:

– Мне надо напиться. Сейчас. Один раз. Я понимаю, что ты боишься, но я клянусь тебе нашей дружбой, больше я не стану пить… так.

– Может, вместе?

Ли оценивающе его осмотрел и милостиво кивнул.

Они покидали Найкон, чтобы никогда не возвращаться. Конечно, Марту было неприятно. Казалось бы, он все понимал, знал, что именно так и будет, а если не точно так, то похоже, только сидела где-то надежда, странная, смутная надежда вовсе не та то, чтоб быть героем легенд или присутствовать на фресках. На боевое братство, что ли. Как бы там ни было, когда-то они дрались плечом к плечу, прикрывали друг другу спину, спасали жизнь – в общем, делали то, что всегда делают честные мужчины на войне. И, наверное, именно на это эхо дружбы втайне и надеялся Март. Не публично, а наедине. Ему было бы куда лучше, если бы Берт – не король Бертин, а именно Берт – на мгновение обнял его и дружески хлопнул по спине. И все.

Однако Март страдал от этого куда меньше, чем Ли. Тот вообще большую часть времени отмалчивался, даже когда они старательно и безуспешно напивались, и потом, когда они устраивали привал для очередного охраняемого путника. То есть болтать-то они вроде и болтали, и охраняемый не чинился, тоже охотно с ними беседовал, что-то рассказывал, о чем-то расспрашивал, вспоминал войну, нутром угадав в них ветеранов. Он-то не воевал, молод был тогда, но отец его пал при Сторше. «Повезло, – буркнул Ли, – а то б повесили». А потом взял да и поведал работодателю, как их самих вешали и как Март посмеялся стилистической ошибке хартинга. Нанимателя больше всего удивило, что Март настолько грамотен, что с тонкостях стилистики разбирается, а Ли, зараза, подначил Марта на чтение стихов. В красивой книжке была не только трагическая история о двух влюбленных, а еще десятка два избранных сонетов. Ли говорил, что сонет – это всего лишь стихотворная форма, очень трудная для поэтов. Наниматель слушал с удовольствием. Здорово Марта хвалил: мол, не опускается, что редко бывает в его положении и в его возрасте. Это почему-то задело. Далеко не всякий охранник непременно опускался при подходе к пятидесяти годам, а Март не был такой уж культурный, а если и был, то исключительно благодаря Ли.