– Хорошо, ремонт сделали, – удовлетворенно бросил Митя.

– Это ещё при Ильюшенко. Его когда снимали, он печально глядя виноватыми глазами признавался:

– Хоть за ремонт меня помнить будут.

– Помнят?

– Помнят. Но не за ремонт. У нас народ неподкупный. И мнение о начальстве от многого зависит.

– Ты своим «командиром» доволен?

– Я своим – да.

– А он тобой?

– Похоже, друг друга понимаем. Он сам, хотя и доктор наук, в прошлом оперативник. Похожие с нашими функции выполнял, но в ГРУ. А уж после сорока перешел на аналитическую работу.

– Ему сколько?

– 57.

– Старый старичок…

– Все там будем. Ну, мы пришли, – он постучал согнутым пальцем в дверь с номером 32. Странно было то, что все кабинеты слева, справа и напротив имели номера, начинавшиеся с цифры «4», обозначавшей, как везде этаж. Был здесь даже кабинет с цифрой «432». И везде были таблички с именами обитателей. На кабинете полковника. Патрикеева была лишь цифра «32». И все. Конечно, это могло быть случайностью. Но придавало визиту в Отдел специальных операций генпрокуратуры некую таинственность. Митя хотел было пораспросить про детали, да остановил себя. И правильно сделал. В таких учреждениях принято отвечать на вопросы, а не задавать их.

– Н-у те-с, дружище, рассказывайте, – пригласил Патрикеев Митю и Федю в глубокие гостевые кресла и предлагая самим класть в стоявшие на журнальном столике кофейные чашки растворимый кофе, заливать кипятком из только что вскипевшего чайника, класть сахар по вкусу или ставший в последние годы модным заменитель сахара.

Митя рассказал все, что заметил в музее.

Полковник очень внимательно и серьезно выслушал его, как ни странно, не переживая, не задавая наводящих или уточняющих вопросов. То ли он был настолько в «материале», то ли так быстро схватывал и суть дела, и его возможные последствия, что задавать вопросы ему не было нужды.

Выслушав Митю, он набрал номер на аппарате внешней связи и, судя по всему, связался с начальником охраны «Пушкинского».

Когда выставка закрывается? Та-а-к… Охрана, электроника – все как обычно. Нет, не надо усиливать режим. Ты вот что, Николай, ты напротив-ослабь его. Да, готовится акция, да, её можно было бы предотвратить… Нет, агентурные данные. Нет, не надо усиливать наряд. Какой прогноз? Жарко? Это хорошо, пусть в помещении выставки будут окна открыты, да, все беру на себя. Полная гарантия. Ситуация под контролем. Нет, дружище, нам нужно выйти на заказчика, а для этого отследить всю цепочку. А если мы их возьмем на месте преступления, ты получишь благодарность в приказе, а мальцы заглотнут информацию. Ну, конечно, когда я Музей подводил? Сейчас переброшу по факсу Антоновой «обязательство». Да, в тексте будет сказано: что-то типа, «в связи с проведением операции…» «просим оказать содействие»…,»группа силовой зашиты Отдела специальных операций Генпрокуратуры находится в оперативном взаимодействии с службой охраны музея»…Да, да и по «вертушке» ей перезвоню, так сказать, дам подтверждение голосом. Очень, очень серьезная операция. Я понимаю, что коллекция застрахована на 25 миллионов долларов, и понимаю, если что случится, – нам платить… Да…ну ладно, давай так, – посвящаем только Антонову и ещё под подписку двух научных сотрудников, лучше из пожилых, они старой гвардии, не проболтаются… Да, и ночью, лучше в ночь с сегодня на завтра, не будем рисковать, заменив в тех залах, которые тебе покажет мой сотрудник, да, ты его знаешь, Федор, – заменим графические листы ХУП века репродукциями. Да нет, я точно знаю-в музее есть классные японские же репродукции. Ну, добро, будь.

– Оперативно! – восхитился Митя.

– Фирма веников не вяжет, – насмешливо ухмыльнулся полковник. – А если вяжет, – то профессионально и наверняка. Как здоровье драгоценное Киры Вениаминовны? Она в курсе? Ты её предупредил? Правильно. Я с ней договорюсь: это будет наша операция. Вот если мы проиграем и, пусть даже копии, но повезут за бугор, вот тогда пусть ваше ведомство подключается. Это в третьем райхе, – я много лет историей второй мировой войны в юности занимался…

– Я читал Вашу документальную повесть «Эскулапы и искусствоведы Генриха Гиммлера», Вы её написали, когда в Германии были?

– Где мы только не были… Так вот, в райхе все службы соревновались и ссорились – абвер с гестапо, гестапо с СД, СД с СС, СС с криминальной полицией… А мы в мире живем. На пользу, так сказать, делу. Но Кире Вениаминовне, если это не сильно противоречит Вашим этическим принципам, лучше пока об операции ни слова. Одна случайная утечка, – и! Когда круг информированных людей ограничен, можно быстро узнать, где канал слива информации. Ясно? Тогда вперед. Я Вас, Дмитрий, подключаю к нашей операции. С Кирой согласую. Берите отгулы на свадьбу.

– Вы и про это знаете?

– Служба. Положено. Берите отгулы после акции – трое суток по семейным обстоятельствам, и – вперед и с песней, как говорил наш общий товарищ полковник Бобренев.

– Вы и это…

– Дмитрий? Вы где находитесь? В генпрокуратуре. Мы не ФСБ. Мы, чего нам не надо, не знаем. А зато то, что надо знать, знаем. Время не ждет…

– Как говорил герой Джека Лондона Элам Харниш…

– Ах Вы, Дмитрий, и это знаете…

Посмеялись.

– Разрешите идти?

– И немедля. Машина вам выделена. Прямо отсюда со своими парнями, возьми троих, как минимум, и водитель вам придан – ас. Хватит для захвата. Я так понял, они задержания не ждут, на игле, в кайфе, раскованы, все должно получится. Но поспешите. Я думаю, они проведут акцию завтра утром. Но все бывает. Поспешите.

За руль сел Виктор Егорович Потапов, для водителя высоковат но зато при случае может догнать преступника с большой Форой; сзади сели Митя, Вася Глушенко, Пал Палыч и Дмитрий Сергеевич, рядом с водителем – Федя, руководитель операции.

Все в галстуках? – строго спросил Федя, и ухмыльнулся:

Не бардак едем закрывать, а в Музей изобразительных искусств. Это понимать надо. Значит, так. В двух словах ориентировка. Сегодня обследуем территорию будущей акции. Предположительно завтра готовится ограбление выставки японской графики. Это первый этаж музея. Наружные рамы открыты из-за жары. На окнах решетки.

– Жулики будут ночью пилить решетки? – спросил Дмитрий Сергеевич.

– Возможность такая есть: окна выходят на тихий двор музея и НИИ. Сигнализацию отключить – пара пустяков. Но скорее всего кража произойдет открыто – через распахнутые окна, зазор между решеткой и рамой позволяет просунуть сами картины, или точнее – гравюры, правда, без рам.

– Брать будем в музее? – спросил Вася Глушенко, поигрывая могучими мышцами боксера.

– Нет, отслеживаем и берем в момент передачи посредникам, между и исполнителями и заказчиками. Сами исполнители скорее всего заказчика не знают. Без посредников нам на заказчика не выйти.

– Значит, будет преследование? – удовлетворенно спросил Виктор Егорович.

– Будет, но не для задержания, а чтобы далеко не отпустить. Это значит – филигранная работа. Изображаем правительственную машину, торопящуюся на «малый совнарком». Значит – быстро, но аккуратно.

– Сирену?

– Не надо, достаточно «мигалки».

– А то пугнули бы.

– Не надо.

– Не надо, так не надо. Приехали.

Начальник охраны уже встречал группу захвата Генпрокуратуры в крохотном фойе Музея личных коллекций, где на первом этаже экспонировалась Выставка японской графики ХУП века. Группу он провел по выставке как экскурсионную. Только вот вопросы не имели прямого отношения к стилю графики «укие-ё», а были направлены на выяснение технологии закрепления гравюр в рамках на стенах, разных степеней защиты, незаметно осматривали «экскурсанты» рамы, решетки, переход из одного зала в другой, прикидывали, как будут грабители создавать благоприятную обстановку для кражи.

Все собрались в небольшом кабинетике начальника, охраны.

– Все можно, только просьба не курить, – очень душно.

– А что ж тогда можно? – ухмыльнулся ироничный Дмитрий Сергеевич.