С бессмертием было покончено.
В этой засушливой и продуваемой ветром долине фавн остался один. Он лежал ничком на клочьях засохшей травы. Огненный Дракон мирно бродил неподалеку, отыскивая на скудном пастбище пучки травы. Флибэг озабоченно занимался своими лапами, выгрызая колтуны между пальцами. Боги исчезли, словно их и не было вовсе.
Но Иносолан не исчезла. Сумасшедшая Инос намеревалась совершить в Краснегаре невозможное. Да, она могла убить себя, потому что не собиралась отступать.
Рэп, шатаясь, поднялся на ноги. Тревога сковала его сердце, и он вновь заколебался. Он еще мог помешать ей. Достаточно было переместиться к воротам замка, вбежать во двор, а затем метнуться в тронный зал.
Безусловно, он мог остановить ее.
Но он не сдвинулся с места и ничего не предпринял.
Это был ее замысел, который она лелеяла все то время, пока он странствовал. Вот почему она так настойчиво требовала с него еще два волшебных слова. Она догадалась, почему Богов называют «Они».
Два любящих сердца, разделив друг с другом силу пяти слов...
Инос отвечала Богам по сути точно так же, как и Рэп, но действовала по-своему. Однако не в человеческих силах было осуществить ее замысел. Поделиться волшебным словом с кем-то одним и то являлось мучительным переживанием. Произнести слово в присутствии нескольких человек становилось невыносимо. Рэп прекрасно помнил, как не мог передать слово Раше, пока Азак был достаточно близко, чтобы расслышать шепот фавна.
«Зря Боги беспокоились, — усмехнулся про себя Рэп. — Будь что будет, но я не стану вмешиваться».
Внезапно магическое пространство подернулось рябью, и все вдруг померкло вокруг. Тоскливое, душераздирающее чувство огромной потери заставило Рэпа отчаянно завопить:
— Дурак я, дурак! Должен бы знать Инос! Она убьет себя!
Иносолан осуществляла свой замысел.
Не помня себя, бросился Рэп к Огненному Дракону и вскочил в седло. Фавн успел повернуть коня на север и ударить по его крутым бокам пятками, когда мир снова замерцал, а магическое пространство сморщилось и потемнело. От горечи утраты перехватило дыхание. Едва придя в себя, Рэп попытался нащупать магическое пространство; оно исчезло.
Инос взяла у Рэпа четыре слова из пяти — и теперь она уничтожала их.
8
Обычный человек не в состоянии с такой же интенсивностью поглощать расстояния, как колдун. Поэтому возвращение Рэпа в Краснегар было долгим и нелегким.
Задолго до темноты фавн заметил сизые громады туч, сгущавшиеся на горизонте. На закате с багровых небес посыпались первые снежные хлопья. Прощальные лучи умиравшего солнца словно пропитали их кровью. Видимо, Боги не оставили непокорного упрямца безнаказанным. Сумерек не было, ночной мрак обрушился внезапно вместе с неистовым воем ветра. Рэп продолжал ехать вперед сквозь яростные вихри арктической пурги, продвигаясь так быстро, как только мог.
Инос свершила то, что запланировала. Четырех из пяти его слов больше не существовало. В единый миг Рэп снова превратился в гения.
Правда, ясновидение у фавна осталось. По сравнению с колдовским зрением то была жалкая насмешка, однако без него Рэп вообще бы не смог двигаться к Краснегару через холмы и чащобы, сквозь ночную тьму и слепящие снежные вихри пурги. Еще утром весь мир Пандемии распростерт был перед ним; теперь максимальное расстояние, на котором он мог уверенно ориентироваться, не превышало одной лиги. Было истинной пыткой не знать, что творится в Краснегаре. В одном Рэп не сомневался — Иносолан оставалась жива, разрушив три слова. Но она уничтожила и четвертое... возможно, она погибла вместе с ним. Рэп чувствовал, как мучительно уходили слова. Расставаться с ними и то было мукой. Каким же самоистязанием стало для девушки бросать их в толпу! Рэп серьезно опасался за разум Инос.
Фавн все еще сохранил мастерство общения с животными и в полную силу использовал его, терпеливо уговаривая Огненного Дракона поторапливаться. Конь охотно помогал другу, колотя могучими копытами по мерзлой земле. Горячий пар из ноздрей Огненного Дракона, вырывавшийся мощными струями, клубясь, оседал ледяным инеем вокруг носа и смерзался в сосульки, превращая лошадь в некое подобие настоящего огнедышащего дракона. Жеребец напрягал все свои силы ради Рэпа, даже Злодей не мог бы сделать большего.
Где-то в пути отстал Флибэг, не выдержавший бешеной гонки. Рэп не сомневался, что собака жива, просто от изнеможения не в силах поспевать за хозяином. Отлежавшись, Флибэг оправится и, если захочет, последует за Рэпом или уйдет в леса и заживет по-волчьи.
Фавн не имел ни малейшего представления, как долго ему еще ехать. Он хотел успеть к ночному отливу, в противном случае его ждала смерть еще до рассвета. Он гнал коня с такой беспощадностью, о которой никогда прежде и помыслить не мог, но он оказался в безвыходной ситуации. С потерей четырех волшебных слов его мощь иссякла, и фавн не способен стал держать свое тело в тепле или, нырнув в магическое пространство, ускорять путешествие, в мгновение ока преодолевая гигантское расстояние, а также не мог больше насытить себя без пищи или избавиться от усталости без отдыха. Одежда Рэпа сгодилась бы для лета, но никак не для зимы. Он был один посреди пурги, раздетый и голодный, и рассчитывать он мог только на Огненного Дракона.
Главным образом Рэп ехал, распростершись ничком на спине скакуна, спрятав одну руку в густой гриве и прижавшись щекой к взмыленной шее коня. Затем он поворачивался другой щекой, согреваясь таким образом. Даже для гоблина такое путешествие стало бы тяжким испытанием, а уж чистокровного фавна наверняка бы угробило, но Рэп упрямо цеплялся за жизнь. Особенно клял он свои башмаки, из-за которых мог начисто отморозить пальцы ног.
Когда Рэп добрался до хижин на побережье, он был измучен до умопомрачения и даже не сразу сообразил, что именно он видит. В его отупевшем сознании запорошенные снегом крыши представились каменными валунами. Шум прибоя взбодрил фавна, и, поднатужившись, он уразумел, куда добрался, а увидев, что прилив в полном разгаре, понял, что опоздал и до утра дамбу ему не перейти.
Теперь спешить стало бесполезно, и Рэп пустил Огненного Дракона шагом. Конь направился к жилью. Хижины сулили укрытие от ветра и снега, но Рэп не надеялся найти в них ни огня, ни провианта. Он не сомневался, что при приближении бури рабочие поспешили вернуться в город, и в общем-то был прав. Однако, осмотрев строения ясновидением, Рэп, к своему изумлению, обнаружил несколько лошадей в конюшнях и дремавшего у очага человека в одной из хижин.
От многочасового, изнурительного путешествия все мускулы парня одеревенели, так что он не слез, а сполз с седла и, не в силах удержаться на ногах, упал. Самостоятельно подняться он уже не смог. Рэп так бы и замерз у порога хижины, если бы не Огненный Дракон. Жеребец тоже очень устал и жаждал попасть в конюшню, поэтому он нетерпеливо топтался перед дверью. Несмотря на завывание ветра, стук лошадиных копыт разбудил дремавшего человека, и тот, шаркая ногами, вышел взглянуть на приезжего. Яркий свет из распахнутой двери озарил лежащего на пороге Рэпа и тычущегося в него носом коня.
Первым делом Хононин втащил фавна в хижину и, завернув его в одеяло, оставил у очага отогреваться. Голова Рэпа кружилась, к горлу волнами подкатывала дурнота, сердце часто билось, болезненно содрогалась каждая клеточка тела. Дрожь била его так сильно, что он едва мог отхлебывать горячее питье из дымящейся кружки, которую старый конюх сунул ему в руку.
Огненного Дракона Хононин отвел в конюшню, почистил и позаботился задать корм и бросить охапку соломы для подстилки. Находившиеся там лошади спокойно восприняли появление новичка, только Злодей прядал ушами и вздергивал голову, но он был крепко привязан, а Огненный Дракон был слишком утомлен, чтобы лезть в драку.
По грубой каменной кладке стен и по грязному полу метались тени. Буря неистовствовала, колотя по шиферу крыши снежными зарядами, с шуршанием перекатывая седым прибоем морскую гальку.