И как приятно осознавать, что прорыв этот случился исключительно благодаря ее отцу! А уж идти и обсуждать это дело с цесаревичем… От такого просто голова кружилась.
– А ведь я тебя помню, – сказал неожиданно Дмитрий. – На первом запуске ты сидела на трибуне с какой-то девушкой… восточной наружности.
– Как? – поразилась Настя. – Ты и там был?
– Да, – смущенно признался Дмитрий. – И тоже инкогнито. Я давно слежу за этим проектом. Мне кажется, в последние годы это единственное по-настоящему интересное, что происходило в Сибири.
– А ты и тогда был в этих очках?
– Да. В них меня почему-то никто не узнаёт. Ты первая.
– Я тебя тоже узнала только тогда, когда ты их снял. А вообще, странно, конечно… Папа говорил, что в Советском Союзе ему было скучно. Ничего не происходило… То ли дело Сибирь и остальной мир! Экспедиции за динозаврами, полеты на воздушных шарах вокруг света…
– Самый большой в мире бутерброд, – с улыбкой добавил Дмитрий.
– Да, и это тоже… А по твоим словам выходит, что самое интересное он принес сюда с собой.
– Так оно и есть. Да по-другому, мне кажется, и быть не могло. В Советском Союзе жизнь бурлит, а у нас… У нас полный застой. Да и вообще… Мы считаем себя истинными россиянами, единственными законными наследниками великой русской культуры, но это ведь совершенно не так. Мы – эмигранты. А настоящая, живая Россия – там, за Уралом. И я им иногда так чертовски завидую…
Настя с удивлением посмотрела на него.
– Ты говоришь странные для цесаревича вещи.
Помрачнев, Дмитрий с ожесточением выпалил:
– Настя, ты просто представить себе не можешь, как мне обрыдла вся эта антисоветско-монархическая туфта, которую мне вбивают в голову с самого детства! Я, конечно, не принц Эгалите, но иногда мне хочется просто бежать из этого дурдома…
Помолчав, он успокоился и добавил с усмешкой:
– Но, может быть, когда-нибудь я еще и стану образцовым монархистом и реакционером. Люди меняются, и такие метаморфозы – не редкость. Вспомни Фридриха Второго, короля Пруссии…
Настя никогда не слышала про принца Эгалите, да и про Фридриха Второго знала только то, что такой был – кажется, в восемнадцатом веке… Но признаться в своей неосведомленности не решилась.
А цесаревич, посмотрев с вожделением на то место, где совсем недавно стоял корабль, спросил:
– Можно туда пройти?
– Можно, – ответила Настя. – Корабль улетел, и сейчас там не опасно.
Они пошли по широкой, как взлетная полоса, идеально ровной и очищенной от снега бетонной дороге. Этим путем накануне проследовал многоколесный транспортер, доставивший корабль на стартовый стол.
На стартовой площадке было многолюдно: кроме туристов сюда подтянулись несколько съемочных групп. Резкий запах керосина еще не выветрился. Настя и Дмитрий остановились возле ниши газоотводного канала, над которым возвышалось опаленное огнем компактное устройство для удержания корабля. Постояв здесь немного, они подошли к самоходной башне обслуживания с консолью наверху в виде квадратной трубы, похожей на телетрапы в аэропортах. Эта труба, через которую можно было проникнуть в кабину корабля, напоминала о том, что «Интеграл» способен летать не только в автоматическом режиме.
– Ты когда-нибудь забиралась туда? – спросил Дмитрий, задумчиво глядя на башню.
– Нет, – ответила Настя, помотав головой.
– Странно… Неужели не пускают? Я думал, у тебя есть волшебный пропуск, открывающий здесь все двери.
– Ну, папа человек строгий. Да я и сама считаю, что посторонним здесь шляться нечего. Хотя, конечно, в кабине я как-то раз побывала. У меня даже фотография есть.
Дмитрий повернулся к ней и, глядя в глаза, спросил:
– Ты бы полетела на нем?
– Я много думала над этим, – ответила Настя. – Было бы неплохо. Но, боюсь, мне будет трудно уверить всех в том, что это не благодаря папе. Поэтому пусть полетит кто-нибудь более достойный.
Лицо цесаревича стало печальным. Вздохнув, он ответил:
– Да, Настя, нам обоим в каком-то смысле не повезло. Нам надо будет всю жизнь доказывать, что мы чего-то стоим и сами по себе. По крайней мере, мне-то точно.
– Мне тоже, – ответила Настя.
Постояв еще немного, они пошли обратно: Настя – к машине, Дмитрий – к автобусу…
Настя никому не сказала об этой удивительной встрече – даже Луизе. А на следующий день ей и самой было трудно поверить в случившееся. Вот если бы у нее хватило духу попросить Дмитрия сфотографироваться вместе… Да, все произошло совсем не так, как она рисовала в воображении. Все время, что она провела рядом с цесаревичем, над ней довлел панический страх показаться слишком навязчивой. К счастью, перед расставанием Дмитрий сам попросил у нее номер телефона и адрес электронной почты – ничего, правда, не обещая… Теперь Настя проверяла почтовый ящик чуть ли не каждые пять минут. Когда прошел целый день, а письмо так и не появилось, ей стало обидно. Хотя… Она понимала, что это, может быть, и правильно. В сказках любовь принца всегда давалась в награду за что-то. Золушка, например, вкалывала по-черному, да еще и терпела издевательства мачехи. «А я-то что такого сделала, чтобы мне так повезло? – думала Настя. – Пожалуй, и вправду, Луиза, замученная своим папашей, куда больше этого достойна».
Как-то, в очередной раз закрыв почтовый ящик, где, кроме новой порции спама, опять ничего не нашлось, она щелкнула по файлу со своей песней – и с трудом ее дослушала, почувствовав невыносимое отвращение к этому вымученному «перформансу». А ведь еще собиралась послать это Дмитрию…
«А если бы он не был цесаревичем? – подумала она уже в который раз. – Если бы он был обыкновенным парнем? Я бы ждала так его письма?» Да, Дмитрий ей понравился. Он говорил интересные вещи, да и вообще производил впечатление умного, незаурядного и, самое главное, хорошего человека. Но как отделить ореол его высокого происхождения от него самого?
А потом еще и у папы начались неприятности – отказалась закрываться створка грузового отсека «Интеграла-2», и возникла угроза вообще не посадить корабль. Советы предложили отправить к нему свой стартующий с огромного сверхзвукового самолета космический челнок со спасателями, но сделать это можно не раньше, чем через две недели…
Когда космическая станция с разгонным блоком «Звезда» облетела Луну, Настя не выдержала и все рассказала Луизе.
– Вообще-то это плохой признак, – задумчиво сказала та. – Если человек хочет продолжать отношения, он звонит или пишет сразу. А если он уже три дня молчит – значит, колеблется. Или просто думает, как повежливее распрощаться. У моего брата такое было несколько раз… Хотя, знаешь…
Помолчав, Луиза добавила:
– Если он и в самом деле такой идеальный, то, может, он думает так же, как ты. Что он, дескать, недостоин тебя, не заслужил и все такое.
Настю иногда раздражала излишняя прямота подруги, но порой слушать все это было полезно – способствовало избавлению от вредных иллюзий. «Ладно, – подумала Настя. – Не пишет – и не пишет. Обойдусь». В почту она, впрочем, заглядывать не перестала, но делать это старалась не так часто…
На следующий день советский антиспутник на скорости двадцать с лишним километров в секунду врезался в астероид, летевший из созвездия Пегаса, и разнес его на миллиарды частиц размером со средний метеор. И почти сразу после этого, как по волшебству, разрешилась проблема со створкой. Помощь извне оказалась ненужной…
Вернувшись домой с прогулки и сев за компьютер, чтобы почитать отклики мировой прессы на эти события, Настя заметила значок, оповещающий о новом письме. Ни на что особо не надеясь, она навела на него курсор и увидела, что это письмо от Дмитрия…
Висевший в безоблачном небе слегка закопченный корабль принял вертикальное положение и начал быстро опускаться. Из днища рывком выдвинулись посадочные опоры. На последних метрах пламя, бившее из сопел, вспыхнуло с удвоенной силой и отразилось от посадочной площадки, образовав вокруг корабля огненную корону. Когда огонь погас и дым рассеялся, стало видно, что «Интеграл-2» твердо стоит на поверхности.